любовь с первого взгляда?
- В любовь верю, но с какого взгляда - не знаю.
- Убью всех твоих поклонников и завоюю тебя! - пытался я пошутить.
- Тут будет снегопад от твоих жертв, - расхохоталась она звонко.
- У меня есть запасной план, вот таким же вечерком я тебя украду и увезу далеко-далеко, где и брошу к твоим ногам все твои мечты, - романтично произнес я.
- Тогда ты будешь вором, а я воров не люблю! - все так же звонко расхохоталась она, теперь уже совсем по-детски.
- Пойдем, прогуляемся, - предложил я.
- На окраине поселка, видишь, лесок? Там очень красиво, - указала она в сторону небольшого озелененного участка. И мы направились туда. Лана молча шла рядом. У неё была шелковистая кожа цвета морского загара. Непослушные кудри прикрывали нежное лицо. Девушка не успевала их поправлять.
По пути она поведала, как много лет назад несколько цыганских семей оторвались от табора и осели здесь, в поселке.
- Я тогда была младенцем. Кроме меня есть еще младший брат и мама. А отца мы потеряли несколько лет назад. Он у меня был красивый и добрый, - делилась она по дороге.
- Ты бы чего рассказал о себе, а то идешь как загадка, - слегка улыбнулась она.
- Обо мне - скучно, живу как все, - ответил я.
- А мне любопытно, - настаивала она.
Я рассказал ей вкратце о себе, о дочке, о работе.
- А любил когда-нибудь? - остановившись, внезапно обратилась она ко мне.
- Только теперь, - улыбнулся я ответно.
- Я тебе не верю, - с ноткой обиды бросила она.
- Отчего же?
- Так быстро не влюбляются! По-настоящему...
Я взял её за руки и взглянул в самую глубину ее черных, как спелые смородины, очей, стараясь выразить невыразимое...
- Теперь верю, - смущенно опустила она глаза.
Мы дошли до излюбленного места Ланы. Под старым дубом на земле лежало когда-то срубленное дерево. Лесок весь утопал в молодой зелени. Здесь торжествовала красота.
Я вмиг опьянел, почувствовав фантастическую любовь к жизни, к весне, к лесу, к людям и, конечно, к самой прекрасной девушке. Она очень органично смотрелась в этих сказочных декорациях. Мы сидели рядышком на срубленном дереве и беседовали о пустяках.
В какой-то момент я решился было обнять ее, - она оттолкнула и побагровела. Признал, что поспешил.
"Дикарку - то спугнуть недолго", - подумалось мне.
- Извини, я больше не повторится.
- Если вы так будете себя вести, я не стану с вами встречаться. Здесь, в поселке тоже есть мужики, но думала, что вы особенный, - еле слышно произнесла она.
Я взглянул ей в глаза. В них сияла такая чистота! Показалось, что я теряю себя, растворяясь в этой сидящей рядом девчонке, такой сильной и такой слабой.
- Лана, я исправлюсь, у нас будет все не так, как у остальных. Мы оба заинтересованы, чтобы было все красиво, у тебя как в первый раз, у меня - как в последний. Буду ждать сколько угодно,- выразил я почти с досадой.
Глава 4
Я встречался с Ланой в течение всего отпуска. Все это время она казалась красивее с каждым днем. Была очень грациозна, харизматична. Но вместе с тем ей была свойственна провинциальная наивность, хотя ей шёл девятнадцатый год. Кроме внешней красоты природа наделила Лану особым шармом и окутывающим собеседника обаянием.
И все это на фоне непорочности превращалось в мощное оружие против меня. С каждым разом неудержимо тянуло к ней.
Я часто ей рассказывал смешные истории, а она звонко смеялась до слёз. Когда же просил её рассказывать о чем-нибудь, девушка терялась.
- Я не знаю интересных историй, ничего не знаю, да и рассказывать особо не умею, - виновато замечала она.
Я бегал на свидания, как мальчишка, ночами копался в библиотеке старика, перечитывал лирические стихи о любви, восстанавливал в памяти со школы. А назавтра читал их моей экзотической любимой.
Девушке нравилось, как я декламировал стихи, глаза у неё горели, как два полыхающих уголька. Мой идеал женщины, накопленный годами, растворился под очарованием дикой цыганочки. Забыл все свои лирические увлечения.
Теперь верил только в эти летние вечера и своё нарастающее чувство. Было легко дышать, я летал от переполняющего чувства счастья, словно выросли огромные крылья за спиной. Старик, мой мудрый друг, сразу вычислил мою загадочность:
- Это все цыганка, - сказал он как-то повествовательно в один из вечеров после моего свидания.
- Дорогой мой друг, я глупец, наверное, я такое испытываю к ней, чего ранее не ведал на вкус и цвет. Я раньше еще не познавал, какой прекрасной бывает порою жизнь! И вкусной во всех своих проявлениях!
Я даже стихи ей посвятил. Ты же знаешь, что я никогда не писал стихов.
В ней детская наивность соседствует с мудростью пожившего человека. Мне не к лицу и не по летам, как говорил Пушкин, так терять голову. Видит бог, она просто околдовала!
Не ожидал, что столь сильно завладеет моим сердцем и рассудком эта девчонка. Ты знаешь, старина, через неё я полюбил ее свободолюбивый народ. Мне хочется посетить цыганский театр, сходить на концерты их исполнителей. Глубже познать цыганскую душу. Старина, ты не поверишь, но все эти дни я стоял перед ней на коленях, но она неприступна. Для меня это впервой.
А сегодня вырвал у неё признание, она любит меня! Эта гордячка любит меня! И была она сегодня такая тихая, молчаливая. Когда произнесла вслух, что влюбилась, зарделась, словно вишенка, смущаясь своего чувства. Скоро мне уезжать, я не знаю, как поступить, что мне делать.
И даже ни разу не поцеловал ее, боясь спугнуть. Я люблю, дружище! Сбылась мечта юности только теперь, - выпалил я на одном дыхании.
Старик слушал меня молча, не находя, что сказать. Он был задумчив. Видимо, не решил, радоваться за меня или остановить вовремя. Но после долгой паузы он выдал:
- Борис, сдается мне, что всё это ни к чему. Она других кровей. Она же цыганочка. И, кроме того, вы отличаетесь всем. Нельзя, сынок, идти против природы. Она всегда права. Хотя ты сам смыслишь не меньше моего. Ну, смотри, в любом случае, хочу твоего счастья.
Для меня многое значило мнение Семенова, но то чувство, что росло внутри, было сильнее рассудка. И если даже я ослеп, это было прекрасно! Остальное уже не имело значения.
По мере приближения дня отъезда, Лана становилась всё печальней. Реже слышался её звонкий смех. В тот день, когда она призналась, что любит меня, непрерывно торопилась домой, суетилась, плохо слушала, переспрашивала и почти не улыбалась. Почудилось, что именно в тот день она особенно была мне дорога...
С тоскою в сердце я расставался с ней до завтра. Глядел ей вслед, испытывая странную грусть... Лана же шла торопливо, ни разу не обернувшись...
"Как же я уеду без неё, забрать её с собой? А вдруг на фоне огромного мегаполиса она потеряется, разлюбит меня, а если она мне наскучит? А если..." - размышлял я растерянно, провожая ее с непонятным грузом на сердце...
Мне стало неловко от своих же мыслей, и я поспешил к дому друга.
К моему отъезду старик решил устроить вечеринку и позвал соседей. Весь вечер я помогал Семенову накрывать на стол в гостиной. Во время приготовления к вечеринке хозяин выглядел веселым, много шутил, рассказывал о своих соседях. Совершенно не разделяя их взглядов, он относился к ним с большим терпением и уважением.
Семенов любил гостей. Тот, кто однажды побывал у него, уже не забывал дорогу обратно. Доброта и мудрость моего старика приходились всем по душе. Такие вечеринки на даче вытесняли его одиночество.
Я же в тот вечер испытывал и радость (от признания цыганочки), и тягучую тоску от неопределенности. Присутствующее чувство горечи всячески пытался заглушить. Помогал старику на кухне, а вместо кухонного инвентаря везде мерещилось милое личико Ланы.
Вечером в доме Семенова собрались гости. Сосед справа, отставной генерал с поврежденным коленным суставом, тех же лет, что и мой старик. Бывший обкомовский секретарь, старый хирург, недавно поселившийся в поселке после перенесенного инсульта. Здесь находился и известный в прошлом актер, ныне забытый всеми режиссерами одновременно, как это бывает часто. Рядом с ним сидел специальный фотокорреспондент, работавший в редакции журнала о кино. Фотограф мне не понравился сразу.
Я даже подивился тому, что объединяет моего друга с этим неблагородным, суетливым типом. Фотограф с длинными неопрятными волосами вокруг лысины, из которых нелепо торчали большие уши, громко чавкал за столом. Он все время нашептывал что-то на ухо актеру и хихикал. Потом, к моему несчастью, он подсел ко мне и все время ерзал. После выяснилось, что его никто и не приглашал, он пришел с актером.
Работая в журнале о кино, фотокорр как-то протолкнул очерк о бывшем артисте, в рубрику "недооцененные таланты". Актер же с тех пор, испытывая к нему хроническую благодарность, таскал всюду с собой.
У Семенова была способность притягивать к себе неудачников, одиноких людей. Вероятно, среди них он себя ощущал на равных.
За столом было много общих бесед. Почти все присутствовавшие являлись дачниками, но не только это связывало их. Они оказались "бывшими", кроме меня и фотографа.
Хозяин представил меня своим гостям. Некоторые знали заочно по публикациям.
Собранный, по-военному аккуратный генерал сидел рядом с Семеновым. Поднявшийся за столом шум прервал генерал. Он встал и властным голосом, со стопкой, произнес:
- Товарищи, именно товарищи, а не какие-то господа, мы никогда не были господами и не будем. Я прожил 65 лет товарищем, им и помру, - он говорил степенно, с интонацией, не допускающей возражения. - Тут собрались не хронические алкоголики, а интеллигентные люди, и мы обязаны провозглашать тосты. С вашего позволения, я буду тамадой, - повелительно произнес генерал.
- И провозглашу первый тост за скромного, умного хозяина этой уютной дачи. И не только. Мне хочется сегодня поднять свой бокал за потерянную страну, за отечество, которому я прослужил всю жизнь, не жалея себя. И пусть она отвернулась от нас, я всечасно готов встать на её защиту. Несмотря на предательство с её стороны, я по-прежнему люблю свою Родину. И надо будет, с гордостью отдам за неё свою жизнь. За Родину! - генерал залпом опустошил стопку с чувством исполненного долга, с военной выправкой, опрокинув голову, сел на свое место.
За ним стали выпивать все остальные, чокаясь через весь стол. Тут слегка опьяневший бывший секретарь обкома, обратился к генералу:
- Я не понимаю. Товарищ генерал, о какой любви к Родине вы говорите, она же вас предала! За хромую ногу вы получаете пенсию, которая едва хватает на хлеб и соль. Такую любить я не хочу. Будь она красавица. Эта идеология вконец опостылела,- он провел рукой по горло.
- Я добрых два десятка лет убеждал людей, сколь сильно надобно любить Родину. Вот они где сидят, эти убеждения, - он энергично хлопнул себя кистью по затылку. Налил стопку и снова опрокинул. Генерал не скрывал своего недовольства поведением и речью бывшего партократа.
- Вот такие, как вы, товарищ партийный работник, бывшие у руля столько лет, в ответственный момент бросили все рычаги управления и сбежали, как крысы, с тонущего корабля. Вот вы и вам подобные довели страну до нищеты, - резко отрезал генерал.
Тут вмешался слегка охмелевший актер:
-
