крепко обнял. Мама тесно прижалась ко мне и тут же, поймав мою руку, направила ее себе между ног. Я ощутил шелковистые волосы лобка, а под ним — исходящую соками горячую писечку моей мамы — это была настоящая «большая течка». Стояк образовался без задержки. Немного согревшись мы с мамой начали неистово сосаться, как какие-нибудь подростки. Мы обследовали своими языками все уголки во ртах друг друга. Наконец, мама ловко подлезла под меня и каким-то хитрым приемом сделала так, что мы одновременно перевернулись — она на спину, а я оказался лежащим на животе на ее податливом голом тельце. Член волшебным образом провалился в ее щелку и я почти сразу начал активно двигаться в ее тесной горячей, хлюпающей от смазки пещерке. Мама на этот раз не закрывала глаза, а смотрела на меня широко раскрыв их, почти не мигая. Я постепенно убыстрял движения и сильными толчками вгонял свой инструмент в ее щелку. Я трахал мамочку уже минут десять, когда совсем разошелся и, наконец, начались мои «попадания» по шейке матки любимой. Ее глаза подернулись поволокой и слегка закатились под лоб. Она постанывала и подмахивала так, что иногда своими бедрами подбрасывала вверх меня с моим немаленьким весом. Мама дышала все глубже и вдруг притянув к своему рту мою голову прошептала:
— Сашенька, я уже скоро подойду... Ты только не пугайся, держи меня крепче и не выходи из меня, пожалуйста...
Едва закончив говорить, она опять начала громко стонать, а когда я в очередной раз ударил кончиком члена по шейке матки, вдруг издала глухой утробный звук — то ли крик, то ли стон. Ее тело затряслось и через него как будто стал проходить электрический ток. Лицо исказилось в странной гримасе — оно не перестало быть красивым, но вот его выражение было мне совсем не знакомо. Судороги оргазма сотрясали ее снова и снова и она раз за разом издавала утробные звуки. Так продолжалось более минуты. Потом мама отключилась: не реагировала ни на слова, ни на мои попытки похлопать ее по щекам. Пришла в себя она не меньше, чем минут через пять — пошевелила головой, приоткрыла глаза, но продолжала лежать не двигаясь. Мой член был плотно сжат напряженными стенками влагалища. Еще минут через пять она, наконец, расслабилась и позволила мне выйти из своей писечки и даже смогла повернуться ко мне лицом. Еле разлепив губы мама хриплым голосом спросила:
— Испугался, любимый мой?
— Да уж, было чего... Особенно когда ты отключилась! Я уж не знал, что и думать!
— Ничего страшного... Просто твоя будущая женушка получает так высшее наслаждение... Я все-таки смогла тебя удивить!
— Но тебе хоть не было больно при этом? Мне ведь пришлось держать тебя довольно крепко, ты так сильно билась...
— Сашенька, любимый, когда ты меня так сильно сжимаешь, чтобы косточки хрустели, я получаю неземное наслаждение! Кстати, я тебя не поцарапала опять? Вроде свои коготки я подрезала и подпилила...
— Что ты, любимая, я даже не вспоминал об этом... Тут такое творилось...
— Сашенька, а ты меня не разлюбишь за эти... проявления? Вот сейчас ты видел меня всю, до донышка. Такой меня никто не знает. И не узнает — кроме тебя!
— Что ты, милая! Я готов любить тебя в любом виде. Только ты всегда предупреждай, когда... такое. Шепчи мне на ухо что-нибудь: «Девятый вал» или что-то вроде.
Мама хихикнула:
— Девятый вал это хорошо! Так и буду говорить.
Любимая, а часто ты вот так... кончаешь?
— Не бойся милый, не часто. Не чаще раза в месяц. Знаешь, сколько сил уходит! Теперь я лежу ублаготворенная по самую макушку, но не в силах пошевелиться. Часа через два смогу встать, не раньше. Зато помнить свой «Девятый вал» буду целый месяц — до следующего раза...
— Ладно, лежи, отдыхай моя хорошая. Мы никуда не торопимся... сегодня.
Мы обнялись, еще немножко пососались, потом мама положила свою золотистую головку мне на плечо и мы оба заснули.
