раздаётся стук в дверь).
Паншин (улыбаясь). «Все флаги в гости к нам…». Войдите!
Сцена четвёртая
(Входит Провоторов)
Провоторов. Здравствуйте. Сидел в ресторане, народу никого, делать нечего, решил к вам подняться.
Паншин. Вот и хорошо, милости просим. У нас коньяк и вино есть.
Провоторов. А я шампанское принёс: выходит, зря покупал.
Верховский. И шампанское не пропадёт.
Провоторов. Это правильно: зачем пропадать, если деньги заплачены?.. Примите для дам, а нам уж чего покрепче.
(Верховский открывает шампанское и наполняет бокал Лике. Паншин разливает коньяк по другим бокалам).
Провоторов. Кроме яблок закусить нечем? Эх, не догадался принести!..
Паншин. Что же, и ещё раз за знакомство? Теперь в полном составе.
Провоторов. Будем здоровы! (Выпивает вместе с другими, затем обращается к Вере). Вы шампанское совсем не пьёте, или сорт не подходит?
Вера. Я вообще вино не пью.
Провоторов. Это хорошо: не люблю, когда женщины пьют.
Верховский. Бывает, что и женщине надо выпить.
Провоторов. Баловство одно!
Лика. Скучно: застряли мы в этой гостинице. Вы ведь тоже хотели отправиться в Америку?
Провоторов. Нет худа без добра: наш багаж не весь привезли. Я думал, бардак только у нас в России, но нет, и во Франции тоже.
Паншин. Вы в Америку по делам?
Провоторов. Как вам сказать – и по делам, но, главное, хочу свою коллекцию пополнить. Не слыхали о ней?.. Картины современных художников собираю. Я, конечно, не Морозов и не Щукин, у меня коллекция скромнее, но кое-что значительное имеется; хочу ещё импрессионистов прикупить.
Извицкий. Разве в Америке есть импрессионисты?
Провоторов. В Америке всё есть.
Извицкий. Удивительная судьба у импрессионистов: в своё время никому не были нужны, едва сводили концы с концами, голодали, кое-кто покончил с собой, а теперь цены на их работы растут фантастически. Если так дальше пойдёт, миллионы за них будут платить.
Провоторов. Всё может быть… (Вере). Вы, наверное, хорошо в искусстве разбираетесь.
Вера. Почему вы так решили?
Провоторов. У вас вид умный, знающий: наверняка вы о многом своё представление имеете.
Лика (улыбаясь). Знаете, это невежливо: делать комплимент одной женщине в присутствии другой, которую вы будто не замечаете.
Провоторов. Если вы о себе, вас нельзя не заметить, и вам это отлично известно. Я человек простой, мой дед крепостным был; я привык правду говорить, если это не вредит делу.
(Пауза).
Верховский. (Лике). Вы просили меня спеть.
Лика. Да, пожалуйста.
Верховский (играет на гитаре и поёт):
В час роковой, когда встретил тебя,
Трепетно сердце забилось во мне,
Страстно, безумно тебя полюбя,
Был я весь день как во сне.
Сколько счастья, сколько муки
Ты, любовь, несёшь с собой.
В час свиданья, в час разлуки
Дышит всё тобой одной.
Снятся мне чудные глазки твои,
Стройный твой стан, твоя красота,
Вся создана ты для пылкой любви,
Вся ты любовь, вся мечта.
Сколько счастья, сколько муки
Ты, любовь, несёшь с собой.
В час свиданья, в час разлуки
Дышит всё тобой одной.
Лика. У вас, правда, хороший голос.
Провоторов. Да, недурственно. Вы в гусарах, случаем, не служили?
Верховский. Как вы догадались?
Провоторов. По всему видно.
Паншин (Верховскому, Извицкийу и Провоторову). Что же, ещё коньяку? (Лике) Тебе вина или шампанского?
Лика. Шампанского.
Паншин (Вере). Как-то неудобно: мы пьём, а вы в стороне. Может, пригубите шампанского?
Извицкий. Мы все вас просим. Вспомните Пушкина: «Как мысли чёрные к тебе придут, откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро»».
Вера. Пожалуй, чуть-чуть.
Извицкий. Вот это по-нашему!
(Все выпивают).
Вера (виновато улыбаясь). Голова закружилась… Мне достаточно одной капли, чтобы опьянеть.
Верховский. Ну, так не пила бы!
Извицкий (Вере). Отличное качество, когда пьянеешь от одной капли: многие вам позавидуют.
Провоторов. Не сбивайте её с толку: не подобает женщине пить.
Лика. Ох уж мне эти поучения! Типичный мужской шовинизм: вам всё можно, а нам – ничего.
Провоторов. Так уж Господь устроил.
Извицкий. Вы верующий?
Провоторов. Я уважаю веру своих предков, они за неё в огонь шли. Вера – великая вещь; все большие состояния нажиты верующими людьми.
Извицкий. Однако для этого они переступили через свою веру.
Провоторов. Умные люди говорят: «Живя в миру, греха не избежать».
Лика. Ах, оставьте вы эти рассуждения, ради бога! На душе немного полегчало, а вы опять хотите тоску нагнать. (Паншину). Налей мне ещё шампанского!..
Сцена пятая
(Входит Кира)
Кира. Извините, я стучала, но мне никто не ответил.
Паншин. Вы нас извините, мы не услышали.
Провоторов (всем). Это Кира, моя помощница, вы её вчера видели. (Кире). Что с багажом? Отыскался?
Кира. Всё в порядке, скоро привезут.
Провоторов. Слава богу! (Всем). Я чего беспокоюсь: там ведь картины самые ценные.
Извицкий. Вы говорили, что едете в Америку пополнить коллекцию: зачем же вы её с собой везёте?
Провоторов (уклончиво). Пополнить, но и продать кое-чего… Да и вообще, для сохранности.
Извицкий. В России не захотели оставлять?
Провоторов (не отвечая ему, обращается к Кире). Ничего не потерялось?
Кира. Я сказала: всё в порядке. Железнодорожная компания нам ещё и компенсацию заплатит за беспокойство.
Провоторов. Это уж как следует! (Паншину). Теперь можно на радостях выпить.
Паншин. С большим удовольствием. (Кире). Вам что налить?
Кира. Мне коньяк.
Провоторов. Что о тебе люди подумают? Вон с барышни пример брала бы (кивает на Веру), еле уговорили её шампанского пригубить.
Кира. Вас это не касается.
Провоторов. Да ведь ты при мне находишься – как же не касается?
Кира. Я свои обязанности исполняю, и на этом всё.
Лика. Вот это правильно, мы с вами подружимся! (Паншину). Ты мне шампанского нальёшь или нет?
Паншин. Виноват, наливаю… (Вере). Вам наполнить бокал?
Вера. Нет, нет! Мне хватит, а то совсем пьяная буду.
Верховский. Вот смешно было бы, никогда тебя пьяной не видел.
Вера. И не увидишь.
Извицкий. Ну, а я коньяк разолью, с вашего позволения…
Провоторов (выпив коньяк). Вы про Пикассо слышали? Чудной художник, я вам доложу!
Вера. Мы видели его произведения в Париже, он кубист.
Верховский. А, это тот самый, на картинах которого ничего не поймёшь! Помню, помню! – я долго смеялся над его «Аккордеонистом».
Вера. Напрасно, в этом что-то есть. Почему искусство должно развиваться по каким-то определённым правилам? Разве у него нет права на эксперименты?
Верховский. Да пусть себе экспериментирует, только зачем это выдавать за гениальные достижения?
Извицкий. Как определить, что гениально, а что нет? Иногда признание гениальности сильно запаздывает: возьмите, опять-таки, тех же импрессионистов.
Лика. Импрессионисты, импрессионисты! – только и слышишь о них. Я видела кое-что импрессионистское: ярко, красочно, но не более того. Отчего все от них без ума?
Кира. Вы не представляете, как быстро растут цены на их картины: уж я-то знаю, я этим занимаюсь.
Провоторов (довольно потирая руки). Вот-вот, что я говорил?.. (Вере) Ну-с, а насчёт Пикассо что вы думаете? Есть надежда? – я имею в виду коммерческий успех.
Вера. Мне трудно судить, но художник он, безусловно, выдающийся: у него кроме картин в стиле кубизма и других немало.
Провоторов (Кире). Слыхала? Надо брать.
Паншин. Мне кажется, любое искусство хорошее, и если даже произведения того или иного его деятеля признают лишь несколько человек, или не признают вовсе, всё равно это искусство. Оно создано человеком, это результат его воображения, игры чувств и разума, то есть всего того, что делает человека человеком, а уж насколько такое творение соответствует мыслям и чувствам других людей, часто определяется настроениями времени, а порой – просто случаем.
Лика. Но должно же быть и мастерство, и знание: ты же не доверишь постройку дома неумелому строителю и не станешь лечиться у плохого врача.
Извицкий. Один умный человек сказал, что для того чтобы стать гением, нужно три вещи: талант, упорная работа и удача. Когда всё это складывается воедино, результат получается потрясающий.
Верховский. Отличный тост: выпьем за то, чтобы всё складывалось, как надо!
Паншин. Увы, коньяк закончился; если хотите, налью вина.
Провоторов. У вас и поесть нечего; предлагаю пойти в здешний ресторан и посидеть, как водится. Все расходы беру на себя: сниму весь зал для нас – у них всё равно посетителей нет.
Лика. Прекрасно, а то мы совсем закисли, сидя в своих номерах.
Провоторов. Дайте мне пару часов на подготовку, и всех милости прошу. (Вере). Вы придёте?
Извицкий (Вере). Отчего не поддержать компанию? Приходите, в самом деле.
Вера. Хорошо, приду.
Провоторов (всем). Итак, через два часа в ресторане. (Кире). Пойдём, мне твой французский нужен, чтобы договориться с хозяином.
Действие второе
Сцена первая
(Зал ресторана в отеле. Официанты приносят еду и вино на большой стол, составленный из маленьких столиков, потом уходят. Возле стены стоят лишние стулья, на одном из них сидит Вера. Открывается дверь и входит Извицкий.)
Извицкий. Я думал, что приду последним, а ещё никого нет, кроме вас… Читал научный журнал – наука сейчас идёт вперёд семимильными шагами. Вы слышали об искривлении пространства?
Вера. Нет. Как это может быть?
Извицкий. Если вам действительно интересно, расскажу – во всяком случае, как я это понял. Пространство не искривляется, если под пространством мы понимаем абсолютную пустоту: она бесформенная. Но абсолютной пустоты не бывает: всякая кажущаяся пустота чем-то наполнена, и вот это что-то, будь это несущиеся частицы или волны или ещё что-нибудь, меняет движение при приближении к массивным объектам, ибо они тоже движутся и тоже испускают частицы или волны или ещё что-нибудь. Движение – основа всего, как говорил ещё Плутарх, и вот, когда движение сталкивается с движением, они влияют друг на друга, отсюда возникает так называемое искривление пространства.
Вы уж простите меня за такой опус, да ещё в моём дилетантском изложении, но вы сами спросили, а я иногда люблю порассуждать о чём-нибудь эдаком, заоблачном. К тому же, эта теория вполне применима к общественным процессам: они тоже находятся в непрерывном движении, и это движение также искривляется. Мы, маленькие частицы, сталкиваемся с массивными объектами, находящимися в нашем человеческом мире – такими как власть, политика, экономика, война и прочими – и наше движение меняется при столкновении с ними. Самый страшный, самый большой и зловещий объект это война, которая губит множество человеческих частиц, вовлечённых в её орбиту… Однако я разболтался. Говорить с девушкой о таких заумных вещах невежливо.
Вера. Мне, правда, интересно. Отчего вы считаете, что с нами можно говорить лишь о каких-нибудь пустяках? Женщины стремятся к знаниям не меньше мужчин.
Извицкий. Извините. Видите, какой я ретроград… Ну, тогда, чтобы окончательно нагнать на вас тоску – сами напросились! – расскажу ещё, что я вычитал о времени. Оно появляется, опять-таки, исключительно благодаря движению – без движения нет времени. Чем движение быстрее, тем меньше времени требуется на его совершение; чем движение медленнее, тем больше времени уходит, на то, чтобы совершить его. На очень больших скоростях время замедляется, а если, напротив, движение прекратится совсем, пропадёт и время, но
