облачка пушистого вздохнул горько-горько бог Сварог, да и дальше занялся своими делами, в которые нам лезть не велено.
А тем временем, стали суженные не ряженые жить-поживать да добро не наживать в маленьком домишке на курьих ножках. Ягиня же имя своё вновь поменяла, на сей раз назвалась она Наиною — нечего ей было больше беречь. Но вот одна заковырка с ней приключилась: от жизни лесной да дикой девка силу божью потеряла. Зато из трав научилась зелья всякие готовить.
— Ну где убыло, там и прибыло! — утешалась Наина и ждала мужа нового с охоты.
Боли-башка же ходил на такую охоту: прикинется жалким старикашкой, выйдет навстречу грибнику или ягоднику и умоляет отыскать его утерянную корзинку. Сжалится путник, начнёт искать, наклоняться низёхонько. Вскочит злой дух ему на плечи, затянет шею петлёй и ведет по лесу прямиком до своего дома, где уже кипит котёл в ожидании духа русского.
Но на этом сказка не сказывалась. Через век-другой Наине надоел Боли-бошка пуще редьки пареной! Выгнала она муженька из дома вон, да ещё и пригрозила превратить его в сук корявый, если тот вернуться надумает.
Скучала, однако, ведьма недолго. Позвала она Лешего к себе жить… Потом Водяного. Так со всей нечистью в округе и пожила: у каждого заветные тайны выведывая, их силу сильную перенимая. Вот и стала Наина самой могущественной ведьмачкой на свете! А как стала, так задумалась: «Надо бы вражине своей, Амелфии Земуновне, отомстить за всё-всё-всё, что со мной на белом свете приключилось!»
Надо бы, конечно, надо, но как? Та на небе, а Наина тут, на грешной земле. Думала лесная девка эту думу тяжкую еще три века и триста тридцать три дня. И надумала. Собрала она котомку с едой, одежду надела тёплую и полезла в горы высокие, на скалы Самоскальные. Нашла на самой высокой вершине одинокое гнездышко соколиное, прогнала ведьма из гнезда соколиху, выкрала из выводка птенчика с самым пушистым пером и поперлась с ним обратно до бору, до хаты своей.
Так слушай что дальше было. Внушила Наина сама себе, что это дитятко её родное, и полилось из бабьей груди молоко. Выкормила ведьма соколенка молоком своим горючим, наделив тем самым птичку чарами чудодейственными. Верным стал ей сокол, послушным. Чуток подрос и полетел до самого неба, науськанный своей хозяйкой чародейкою.
Долго он летал по небу синему, всё искал дворец богини Амелфии Земуновны. Нашёл, наконец. Видит как бывшая свекровь Ягини ходит по палатам своим в одеждах чёрных, все еще скорбя по сыну своему Велесу, ушедшему в Навь безвозвратно. А зло своё срывает на девушках чернавках: то посечёт бедняжек, то выпорет ни за что, ни про что. Увидал такое сокол ясный, метнулся к старухе и тюкнул клювом ей прямо в лоб! Упала Амёлфа Земуновна навзничь и лежит. Дух её, тем временем, с радостью покинул тело и ушёл в Навь навсегда, навстречу с родным сыном.
Сделав дело, соколик полетел вниз на землю бренную, прямо в избушку на курьих ножках, к матери своей названой, всесильной ведьме Наине.
Прилетел и сообщил ей радостную весть: мол, так и так, сдохла ваша матушка, служанки её схоронили и выбросили тело в черные воды ночного неба.
Вздохнула Наина облегченно и решила начать свою жизнь сызнова да по-ново.
— Авось и мне грешной, счастье крылышком помашет — сказала она весело и опять в дорогу стала собираться.
Ушла Наина на сей раз жить в пустыню, в пещеры Валаамовы, бросив свою избу, как она думала, навсегда. В пещерах тех Валаамовых и обустроила Наина себе дом. Хорошо ей там было, прохладно. Пустым, огромным залам лишь она одна и владычица! Ходит, расхаживает внутри пещер, скучает. А как в сырости сидеть надоедает, оборачивается ведьма вороной черной и летит жертву выискивать. Ежели приметит караван верблюдов с поклажей, так всех караванщиков в головы буйные потюкает. Опосля за ратными витязями вдогонку пускается. О-о, сколько она этих витязей замучила да измором взяла — не счесть уже!
Но однажды попался ей на пути не простой витязь, а вещий. Почуяла Наина в нём себе ровню, да и предстала перед ведуном девой красной. И вроде как сама себя понять не может: нужен ей в мужья этот смерд или нет? А пока ходила ведьма вокруг него, бродила, полюбил её вещий витязь пуще света белого: к сердцу жмёт, замуж зовёт. Но Наина к человеческой любви от рождения не привычная, и жизнью к ней не приучена. Ведьма уж много столетий как привыкла языком матерным со своими мужьями, духами лесными, разговаривать да в срамные игры играть. Хохочет Наина над молодцем, от сердца отталкивает, изгаляется, тепла-ласки не принимает! Ждёт, когда тот на её насмехательства в ответ над ней насмехаться начнёт. И невдомек ей было понять его обид человеческих на шутки её злобные. Потихоньку стал женишок ведьму бесить, гонит она его от дворца каменного прочь. Но тот не уходит, как прилип! Наина рассердилась, в птицу чёрную обернулась и в голову витязя клювом тюкнула, отлетела и смотрит: жив иль мёртв? Затем вновь в девицу превратилась и хихикает. За обидушку, за злобушку пробрало вещего воина, разгневался он не на шутку, решил призвать к себе бога Сварога и выспросить у него о девке колдунье.
Развёл ведун-колдун костёр среди пустыни, кинул в огонь горсть семян волшебной травы Тирлич и приступил к обряду. Что уж он там делал — неизвестно, но Явился к нему великий бог Сварог и спрашивает:
— Ну ври, вещий смерд, зачем ты мой покой нарушил, святую трапезу прервал?
— Не вели казнить меня, великий дух Сварог, ни мечом, ни огнем, ни молнией. Разреши слово молвить. Полюбил я пуще жизни красавицу пустынь Наину. Всю душу она мне выела, а замуж не идет, лишь птицей черной оборачивается и до смертоубийства доводит. Поведай мне, житель неба святого, какого роду-племени земная колдунья Наина?
Удивился на речи такие бог Сварог, да и рассказал добру молодцу о злой судьбе красавицы богини Ягини. А когда узнал всю правду о невесте витязь ратный, осерчал пуще прежнего, заголосил:
— О горе мне, горе! Принял я злую, старую ведьму за светлую, добрую молодицу!
И попросил он у Сварога смерти Ягиневой. Тот ответ держал такой:
— Не может бог богиню жизни лишить, не в силах нам и высшую силу друг у дружки отнять.
Задумался вещий витязь над ответом таким, а потом и говорит:
— Ну тогда сжалься над всеми грядущими молодцами, коим, не дай бог, предстоит влюбиться в сумасшедшую старуху. Отними ты у неё незаслуженную младость, дай ты ей её века да тело дряхлое!
Кивнул Сварог, обещал подумать и исчез. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Наина ещё лет сто, не меньше, младой красавицей жила. А Витязь женился на девушке простой, хорошей; детьми обзавелся и помер на войне в расцвете сил. Помнится, долго тогда Наина от вести о смерти жениха своего среди пустыни хохотала. Так сильно хохотала, что бог Сварог в гневе молнии пускал! А ей всё нипочём, обернётся ведьма вороной, прилетит на поле ратное, сядет у мощей вещего витязя и последнее мясо с его костей обгладывает.
— Нет, это не девка! — плевался Сварог, поглядывая на Ягиню из-за грозной тучи. — Ну что ж, так тому и бывать.
Вот с той поры и начала ведьма стареть. А как состарилась совсем, так стала смешная, горбатая, нос крючком, уши торчком, морда сморщена, подбородок вострый, а голос сипл да коряв. И заела ее тоска великая по своей избушке на курьих ножках да по нежити любимой. Решила она в лес родной податься и имя своё старое вернуть. И пошла.
Пришла. Лес принял бабку в объятия, ему деваться то некуда. Да и леший с домовым по своей Ягине соскучились, им на её красу плевать, лишь бы рядом околачивалась подружка по гадостям всяким. Так и зажили они с тех пор: Ивана — в печку, богатыря — в баньку, а грибников с ягодниками — в трубу.
Наконец-то баба Яга обрела покой, счастье, имя своё вечное и славу нечеловеческую. Может, она того и хотела с самого рождения. Кто ж её знает?
А ты спи, Егорка,
не твоя это долька
и не твоей невесты
(если она честна).
______________________________________
Как Аглая в Навь ходила, а Горыня её не пустил
Жила-была Аглая
ни добрая, ни злая,
но подвиг совершила велик!
Было дело, бес в её сны проник.
Где-то там: на севере необжитом, в тайге непролазной, подальше от добрых людей, в лесной заимке да в крохотной такой избушке, жила-была матушка Аглая — старушка отшельница: икону Троеручницы-помощницы за пазухой носила, воду богоявленную берегла, книги духовные читала, волка-бирюка с рук кормила, диких медведей молитвами со двора гнала да в городе потихоньку копалась.
Вот как-то раз наскучило старушке книги духовные читать, ну и прикорнула она прямо на столике дубовом. И приснился ей сон, как приходит до неё девка Смерть вся в белом и зовет за собой: «Пора тебе, Аглаюшка, со мной в Навь уйти, ведь ни детей, ни родни у тебя не осталось на земле этой грешной!» А рядом со Смертью будто её родные сёстры, братья стоят, отец с матерью и руками машут — её, Аглаю, на тот свет зовут.
Проснулась отшельница и задумалась: «А может и права девка Смерть, соскучились по мне отец с матушкой да братья с сёстрами. Нет у меня в Яви дел знатных да подвигов великих. Пожила, поела, попила — пора и честь знать! Только… Как мне эту Навь сыскать-отыскать? Где ворота те заветные, на тот свет ведущие?»
Но решено так решено, отступать некуда, надо в путь-дорожку собираться. Набрала Аглая в котомку картошки, хлебца, приоделась потеплее, богоявленную воду с собой взяла, вышла во двор, кликнула волка-бирюка и пошла.
Идут они вдвоем по лесу темному, по болоту топкому, по полю светлому, по горам высоким. Волк носом дорогу чует, ведёт хозяйку туда, откуда возврата нет. Наконец, пришли они к дубовой роще Дать-Дуба, к той что южнее южного полюса стоит да севернее северного — в общем, тебе не сыскать!
Заходят, а там дубы-великаны сами от путников расступаются и к дубовым воротам ведут. А ворота те аж до неба достают! У ворот стоит избушка на курьих ножках. Почуяла избушка русский дух да волчий, заскрипела, закудахтала и к путникам передом повернулась, а к воротам задом. Закряхтела в избушке дверь дубовая, отворилась, выглянула оттуда баба Яга — костяная нога и говорит:
— Кого это нелегкая занесла в царство мертвых? Никак соперники прут толпою, тоже ворота сторожить хотят? Ну рассказывай, баба Яга — живая нога, кто тебя ко мне на замену прислал? Никак Кощею Бессмертному я поперек горла встала!
— Господь с тобой, матушка! — замахала Аглая руками. — Никто меня не подсылал, я сама пришла… Ан, нет. Приснился мне сон, как приходит до меня девка Смерть вся в белом и зовет за собой: «Пора тебе, Аглаюшка, со мной в Навь уйти, ведь ни детей, ни родни у тебя не осталось на земле этой грешной!» А рядом со Смертью будто мои родные сёстры, братья стоят, отец с матерью и руками машут — меня на тот свет зовут.
— Понятно, — вздохнула баба Яга. — Опять Смерть озорует, всё покоя ей нету! Так вот что я тебе, баба смертная, скажу: нет живому входа в царство мертвых. Иди-ка ты обратно до дому свой век доживать. А как помрешь, приходи — завсегда рады будем!
Но матушка была непреклонна:
— Единожды приняв решение, взад ногами не идут! Мне сейчас на тот свет надобно — родня, то бишь, ждёт.
Осерчала баба Яга:
— Меня поставили вход в Навь охранять, а посему я тут насмерть стоять и буду! — схватила метлу и встала в глухую
