В кои веки у Жигаров в квартире объявился двоюродный братец Лидки Жигарихи, деревенской куркуль Артем Павлович. Нарисовался, блин, пустой как бубен! Живет, скотина мордатая, на приволье, хозяйство имеет – под стать старорежимному помещику, а хоть бы шманделок сальца какого заветренного, ржавенького в гостинец привез! Или бутылку бормотухи… Хрен там, от скупердяйства своего хронического лет двадцать уже в одних и тех же портках кримпленовых ходит, будто побирушка на базаре! И чего тогда, спрашивается, нарисовался, родня гребаная?..
А Артем Павлович подгадал вовремя. В самую, можно сказать, струю попал. Век бы тоже их не видел; сестрицу-то пропойную, забубенную и супружника ее Ваньку, говнюка слюнявого. Ишь, времени-то всего одиннадцатый час, а Ванька уже в полном отрубе! Вообще-то, оно и к лучшему. Лидка пока не дошла до кондиции, кое-чего соображает, можно и потолковать по делу. Небольшое дельце, а обтяпать надо, коль уж выбрался в город.
- Слушай сюда! – начал разговор с сестрой Артем Павлович: - Гляжу вот я, у вас совсем пожрать нечего. Чем детей-то кормите, паразиты?
- А тебе какое дело? – хотела взвиться Лидка, но вовремя передумала. Кто его знает, может, еще на пузырь расколется, вонючка деревенская… Лидка напустила на себя мировую скорбь и со слезой в голосе принялась жаловаться:
- Ой, тяжко нам, Артемчик, родненький! Капиталисты поганые всю власть позахватили, житья честным людям не дают… Ивана уже два раза в тюрьму сажали… Как будто он у них материальный ущерб нанес! Зарплату, сволочи, годами не платят, а Ванька раз возьми со склада упаковку этих говняных «дошираков»… Собаки, Артемчик, подзаборные жрать не станут, а они – материальный ущерб!.. Другой-то раз, правда, ящик водки спер… А ты плати вовремя и по-божески, мироед сраный! Плати, тогда и воровать не будут…
- Дети где? – перебил Лидкино словоизлияние Артем Павлович.
- А хрен их знает! На улице где-то шарятся… Спасу от них нету, Артемчик, дорогой! Неслухи и наглецы! Жрать им давай, сапоги давай… Где взять-то? О мамке родимой и папке своем не думают, им бы все давай и давай!.. А мамке с папкой кто даст? Сорос?..
Артему Павловичу противно было сидеть на загаженной, провонявшей застарелым перегаром и какой-то тухлятиной кухне, противно было прикасаться к липкому столу. И совсем уж противно было глядеть на побитую, всю в синяках, сестричку Лидку. Тридцать с небольшим бабе, а выглядит карга каргой. Поставь такую в огороде, ни одна ворона на грядку не присядет…
- Вот что, Лидия! Мы тут с моей Ниной Антоновной прикинули, посоветовались, так сказать… Короче, давай-ка, детишек ваших к себе возьмем. Сережке еще в школу не скоро, а Ленка в деревне поучится. В каком она классе-то?
-В третьем,.. кажется… Училка вот все пристает, как банный лист к жопе…
- Чего так?
- Я знаю?.. Говорит, недоразвитая она у нас, бестолковая. А я чего, свой ум ей вставлю?
- Ладно, Лид, ты найди ребят, а я после обеда загляну к вам. Дела у меня в городе. Не упейся только, я чего-нибудь привезу. Потом нажрешься.
- Ни-ни, Артемчик! Ни в единый глаз! – Лидка умильно и угодливо заулыбалась: - А как там Поля и дядь Паша поживают?
- Ты чего, напрочь глюканулась? Не помнишь, какой скандал три года назад на поминках устроила? – Артем Павлович сплюнул в сердцах и безнадежно махнул рукой: - Детей найди к обеду, а то хрен на похмелку получишь!..
Да, Лидка безнадежна. Полный тормоз! Помнится, когда на похороны своих угоревших в избе отца и матери позвал, она еще выглядела более-менее человеком. Мать с отцом любили ее, дуру, - как не позвать? И она тетку с дядькой любила… Приехала, горевала искренне, неподдельно, рыдала в голос. Пока не нажралась самогонки и не перепутала поминки со свадьбой. Еле поймали да повязали… Ум она, видите ли, свой дочке вставит. Пропила ум-то, коли он был у нее когда-нибудь…
После отъезда брата Лидка почти ничего толком не помнила. Детей она, конечно, искать не пошла. Сами нашлись. Морока с ними, детьми этими. Блукают где-то с утра до ночи, а то и ночевать не приходят. Соседи уж все глаза истыкали своими моралями, а участковый намедни грозился родительских прав лишить. Испугал, блин, ежа голой задницей! Иван не раз уж говорил: давай в детдом их сдадим, чтобы глаза не мозолили. А то зарежут когда-нибудь родного отца с матерью. Ленка-то, мол, совсем зверюга отмороженная… Ну, это, конечно, у Ваньки шарики за ролики заехали на почве белой горячки. Ленка, она тихая; однажды только взбрыкнула. Выхватила у отца из рук кусок колбасы и братику младшему, Сережке то есть, сунула, чтобы не вопил с голодухи. Маленький, а жрать здоров!.. А Ванька после этого и зациклился насовсем. Мерещится ему, что Ленка крадется в темноте с огромным тесаком и пристраивается отцу по горлу полоснуть. Алкаш, одним словом.
Сама-то Лидка в редкие минуты просветления алкоголичкой себя не признавала. Да и то, кто же станет, как говорится, в собственный карман гадить, на себя, любимого, напраслину возводить? Чай, не те времена, чтобы самобичеванием заниматься. Чай, свобода нынче, разгул самовыражения рабов коммунизма…
Артем Павлович обещание сдержал. Данный факт Лидка зафиксировала на следующее утро по наличию трех бутылок из-под водки и пары полуторалитровых пластиковых баллонов, в которых, судя по этикеткам, намедни плескалось пиво «Арсенальное». Лучше бы купил, паразит шесть стеклянных пузырей – сдала бы на похмелку… На столе, а больше под столом, валялись огрызки яблок, куски уже почерствевшего пшеничного хлеба, разбитая банка с болгарскими огурчиками, несколько кружков вываленной в грязи варенной колбасы и раздавленная плитка шоколада «Аленка». Ванька обнаружился в прихожей под вешалкой, обоссатый по самую шею. Вот хоть бы и выкинуть алкаша поганого: взять за ноги, выволочь на площадку и спустить с лестницы, да жалко. Тринадцатый, кажись, год уже вместе. Привыкла. А Ленки с Сережкой нету. Опять где-то нечистый носит по свалкам да подвалам. Чего им там, медом помазано?..
Где-то на третий или на пятый день до Лидки дошло, что Артем Павлович увез ребят к себе в деревню. Ну, увез и увез, хрен с ними! Там жратвы навалом: набивай брюхо до скрипа и попердывай на природе, никому не мешая и ни на кого не оглядываясь. А братец не обеднеет. Дикую прорву поросят держит, витаминами кормит, а ее дети непривередливые, могут и с поросятами харчиться… Вот так Лидка и рассудила «сам на сам» и успокоилась. Со временем она стала все реже и реже вспоминать о дочери и сыне, будто это и не ее дети, а так, приблуды какие-то. Ваньке вообще все по фигу! Он и себя уже не узнавал, что ему до детей.
Между тем пятилетний Сережка и его девятилетняя сестренка Лена обживались на новом месте у дяди Артема и тети Нины. У дяди Артема было свое фермерское хозяйство километрах в полутора от большой деревни Кстищево. Лет десять назад он сам выбрал себе место у развалин колхозного свинарника и обосновался там капитально. Бросовая землица, унавоженная сотней поколений хрюшек, оказались фантастически плодородной. Недуром поперла на бывших неудобьях кормовая свекла, горох и люцерна. Поторговав с большой выгодой означенной продукций земледелия, Артем Павлович решил возродить напрочь заглохшее в районе свиноводство, рассудив, что корма свои, покупать не надо, на перевозку тратиться не надо. Короче, минимум затрат – максимум дохода. И не прогадал. Поросят начал выращивать по собственной наследственной технологии, секреты которой берег пуще глаза. Прадед покойный на всю округу славился непревзойденным мастером в этом деле. Свиньи у него в подворье набирали весу, что твои бегемоты, а мясо и сало выходили беконными, причем розовые мясные полосы были раза в четыре толще, чем жировые, а окорока так вообще сплошь получались мясными. Артем Павлович перенял науку и поставил прадедов промысел на промышленную основу. Поначалу сам возил свежую убоинку в город, а вскоре образовалась обширная клиентура в лице (лицах) владельцев ресторанов, шашлычных, мясных лавок, и теперь все они к нему с поклонами едут сами и мирно дожидаются каждый своей очереди.
На деревне народ, особенно мужики, недолюбливал Артема Павловича с тех пор, как пришел он из армии и принялся возить председателя колхоза. Мало того, что стал «белой костью» среди деревенских механизаторов и шоферов, так, поговаривали, начал и мужиков помаленьку начальству закладывать. Не поймали ни разу на стукачестве, но ведь дыма без огня не бывает?.. Нынче же Артем Павлович единственный кормилец, благодетель и работодатель на семь окрестных деревень. Перед ним заискивают, его побаиваются и хотя о его скаредности ходят по округе анекдоты, люди рады и тем невеликим деньгам, что удается заработать у куркуля. О том, чтобы подгадить Артему Павловичу, как это водится в бывшем колхозно-совхозном, то бишь, изначально нищем крестьянстве, никто из сельчан и в мыслях не держал. С ним вон какие стриженые городские быки ручкаются, вон на каких крутейших тачках наезжают! Тронь его, подпусти ради самоутверждения горючего «петушка» на постройки, всю деревню по бревнышку раскатают, всех уроют без разбора. Кто прав, кто виноват, искать не будут…
Артем Павлович первым делом провел племянников по территории своего хозяйства. Сережка в силу малолетнего возраста и отсутствия любознательности не очень-то «проникся», а Ленка так прямо напрочь обалдела от богатства, принадлежащего одному человеку. Перегороженный бетонной плотиной пологий овражек разлился красивым камышовым прудом метров около ста в ширину и на двести в длину. Деревянные мостки с перилами вели на середину пруда и заканчивались крытой ажурной беседкой. К мосткам была пришвартована двухвесельная лодочка и четыре водных велосипеда. Если попристальней вглядеться в прозрачную воду, видно как там мелькают золотые карасики и медленно плавают губастые и толстые зеркальные карпы. Ленка тут же размечталась, как она целыми днями будет кататься на водном велосипеде. Это ведь такой кайф: она сама видела в городском парке. Там даже взрослые, солидные дядьки и тетки, повизгивали от удовольствия, накручивая педали.
Дом у Дяди Артема был похож на дворец. Трехэтажный, с башенками и флюгерами, изображавшими сказочных зверьков. Ленке очень хотелось бы жить в одной из башенок. В сказках такие башенки населяют сплошь прекрасные принцессы. Они сидят у стрельчатых окошек и глядят на горизонт, ждут своих принцев.
К вечеру тетя Нина накормила племянников картошкой с огурцами, а на второе дала по стакану молока и показала, где они отныне будут жить. Ленка думала, в доме, поскольку комнат пустых там пропасть, но тетя Нина отвела их через двор в пристройку к садовому домику. В маленькой закутке с окошком под потолком стояли вдоль стен две раскладушки с поролоновыми матрасиками, такими же подушками-«блинами» и суконными армейскими одеялами. Между раскладушками
