считаться великой мученицей? Как, где жила и что делала? Надо было бы расспросить об этом у Пашки. Ход моих мыслей прервался самым неожиданным образом, так как мы вдруг вышли на большую поляну, окруженную елями и кустарником. Но не это нас удивило, а то, что прямо посреди этого пространства, размером со школьный спортзал, красовалась аккуратно спиленная и уложенная на земле толстая сосна, а прямо возле нее чернел здоровенный круг кострища!
— Ого! — присвистнул я. — Да тут, оказывается, были люди!
Однако, подбежав к центру поляны, я увидел, что на обгоревшей земле уже растут какие-то коричневые, оранжевые, ярко-красные, похожие на чайные чашечки, грибы.
— Жор, а здесь правда кто-то отдыхал! — воскликнула Пашка, поднимая из травы пустую бутылку.
— Отдыхать-то отдыхал, но боюсь, что это было еще прошлым летом.
— Да, жаль, конечно, но ты прав... — согласилась девчонка, осматривая странные грибы.
— Какие забавные! Впервые такие встречаю.
— Вот если б они были еще и съедобны! — вздохнул я и прошелся по поляне.
На лес уже опускался тихий золотистый вечер. Похоже, нам следовало бы заночевать именно здесь. Разведем без опаски большой костер и как-нибудь возле него и перекантуемся до рассвета. Главное, запасти дровец побольше. Я доложил свое решение Прасковье, и она, тихо вздохнув, согласилась. Пошли, как говорится, в лес по дрова. Осторожно, чтобы не напороться на разомлевшую от дневной жары змею, перетряхивали валежник и стаскивали его к центру поляны. Потом я решил нарезать еловой лапки для лежанки и удалился чуть подальше в глубь леса к скоплению молоденьких изумрудных красавиц. Здесь я неожиданно наткнулся на небольшую полянку и — о, чудо! — увидел, что тут повсюду торчат крепыши-боровички!
— Ура! — издал я счастливый вопль и, забыв обо всем на свете, вытащил поскорее ножичек и принялся с удовольствием надрезать толстые ножки.
Обшарив всю поляну и ее окрестности, я навалил довольно приличную горку белых грибов. Слюни густо заполнили мой рот, когда я понял, что сытный ужин нам обеспечен! Вот повезло-то! Похоже, это мой Георгий Небесный помог или же Параскева постаралась обрадовать свою земную тезку! Не зря же девчонка так долго и усердно молилась! И место для ночлега так неожиданно нашли, а вот теперь и пищу, да еще какую!
— Паш, иди сюда скорее! — позвал я свою спутницу.
Однако девчонка, взволнованная моим длительным отсутствием, уже сама искала меня среди мохнатых елей.
— Что случилось? — спросила она.
— Паш, смотри-ка, что я нашел! Живем теперь!
— Ой, какие милые! — искренне обрадовалась Пятница.
Я стянул с себя майку и, завязав ее, набил грибами до отказа. Но не все боровики уместились. Тогда Пашка завернула подол платья и уложила в него оставшиеся два десятка грибов.
Довольные, мы быстро вернулись на большую поляну. Потом я сходил за еловыми ветками и срезал еще несколько крепких прутов для шампуров. После этого мы принялись готовить ужин. Пашка чистила грибы и аккуратно нанизывала их на прутья, а я разводил костер. А тем временем вечереющий лес уже окутали прозрачные и благоуханные сумерки. Когда совсем стемнело и окрестности наполнились тревожными голосами ночных обитателей тайги, над поляной, весело затрещав, взвился алый столбик огня.
— Паш, а расскажи о своей небесной покровительнице! — предложил я, принимая из рук девчонки прут с нанизанными на него грибочками.
— А тебе это будет интересно? — как-то безразлично отозвалась Прасковья, обрывая с поваленной сосны клочки сухого мха.
— Еще бы! Ведь мне нужно знать, кому ты можешь пожаловаться на мои проделки! — пошутил я.
Пашка сразу же оживилась — видимо, мое предложение ей очень понравилось. Она подсела ко мне поближе, и я заметил, как ее серые глаза радостно засветились.
— Ну, хорошо, тогда слушай! Я этот рассказ люблю больше всего! — она тоже взяла в руки прут с грибами и приблизила его к огню.
— Это было уже очень давно, во времена жестокого царя Диоклетиана, который страшно ненавидел христиан и всячески над ними издевался, заставляя отказаться от веры в Господа Иисуса Христа. Параскева жила с семьей в городе Иконии и была очень благочестивой и красивой.
— Прямо как ты! — усмехнулся я.
— Ну, ты скажешь! — смутилась Пашка и покраснела. — Я никогда себя красивой не считала. Да это ведь и не самое главное в человеке! Важнее всего красота душевная!
«Это ты зря прибедняешься! Уж я-то видел, какая ты!» — подумал я и вдруг снова почувствовал прилив стыда от того, что подглядывал за девчонкой, нарушив свое обещание. И тогда я, чтобы тоже не покраснеть от волнения, живо добавил:
— Извини, Паш, я тебя перебил! Продолжай, пожалуйста!
Украдкой взглянув на девчонку, я отметил, что мой комплимент ей, видимо, все же здорово понравился, поэтому она так живо на него и отреагировала. Пятница быстро успокоилась и, проверив грибы на готовность, снова опустила прутик к огню. Потом, как ни в чем не бывало, продолжила свой рассказ.
— Параскеву в городе очень любили и уважали за ее доброту, мудрость и праведность. Все деньги, какие бывали у девушки, она тратила не на себя, чтобы купить какие-нибудь там новые наряды, духи, краски или сладости, а на то, чтобы помогать нищим, голодным, голым да больным. Щедрую милость Параскева раздавала во имя Иисуса Христа и тем самым многих людей обратила к христианской вере. Но были у Пятницы и враги. Язычники, которых немало жило в Иконии, люто ее ненавидели за то, что она не поклоняется их богам и всюду проповедует своего Господа. И они решили с ней расправиться. Зная, что местные власти да и сам император их поддержат, язычники собрались толпой и напали на Параскеву. Они безжалостно избили ее и оттащили в темницу, где заперли дожидаться суда. Разбираться с «преступницей» приехал один из военачальников императора, который отличался своим коварством и зверством в расправах над христианами, чтобы вынудить их отречься от веры в Иисуса Христа. Как только начальник прибыл в Иконию, то он сразу же велел привести к нему узницу. И вот когда Параскеву повели на суд, ее вдруг осенил Святой Дух! Следы побоев сразу исчезли, и она стала еще краше, чем была раньше! И еще девушка ощутила в себе великую силу и помощь от Господа, что здорово укрепило ее в борьбе с противниками веры. И стражники, и сам грозный судья это сразу же отметили и поразились. Военачальник воскликнул: «Эта прекрасная девица напрасно оклеветана! Ведь просто невозможно погубить такую солнцеподобную красоту!» (А я вдруг опять невольно представил Пашкин силуэт на фоне огромного красного солнца...) Но, вспомнив о том, для чего он приехал в Иконию, судья спохватился и приступил к допросу. В ответ Пятница смело стала проповедовать веру во Христа. Тогда начальник стал ее уговаривать отказаться от всего этого, говоря, что она очень молода, красива и богата и что могла бы прекрасно устроить свое будущее. Но Параскева повторяла, что все блага земные ничто по сравнению с Царством Небесным, путь в которое лежит лишь через веру Христову! Не сумев ни переубедить ее, ни запугать, жестокий судья пришел в ярость и повелел подвергнуть узницу пыткам... Ее раздели и стали бить плетками, свитыми из грубых бычьих жил... (И я вдруг явственно представил, как мою Прасковью с чистой белой кожей, окруженной ореолом радужных искр, нещадно секут прутьями, оставляя на теле страшные багровые рубцы. От этого у меня похолодела спина, и я даже поглядел по сторонам — туда, где в сгущающихся сумерках слабо шевелились густые заросли кустарника.) Ее били, но Пятница стойко переносила мучения. Видя, что девушке все же очень больно, начальник снова начал ее уговаривать и давать разные лживые обещания. Параскева же делала вид, что не видит и не слышит его. Это безразличие еще больше прогневало грозного судью и, перестав восхвалять девушку, он принялся, наоборот, ее запугивать и угрожать еще более суровыми пытками. Пятница, выражая свое презрение, плюнула ему в лицо...
— Ха! Супер! — рассмеялся я. — Представляю, какая рожа была у этого судьи в тот момент!
— Но за это ее подвесили на дереве и стали рвать тело железными когтями! — И Паша грустно вздохнула.
— Ах, гады! — воскликнул я. — Да разве можно так с девушкой обращаться!
— Мало того! Раны, из которых струилась кровь, палачи еще растирали грубой тканью так, что даже показывались кости!
— Фу ты! — поморщился я. — Вот нелюди...
Мы немного помолчали. Потом Пашка тихо произнесла:
— Я вот всегда думаю, что, если бы меня так пытали, я бы ни за что не выдержала!
— Что же было дальше? — спросил я. — Как же терпела Пятница?
— Они замучили ее почти до смерти. Потом оттащили обратно в темницу и бросили там на холодный каменный пол. И вот, лёжа так, Параскева услышала вдруг сквозь боль и страдания голос Ангела: «Господь Христос исцеляет тебя!» Утром она очнулась и ощутила себя вполне здоровой. Силы снова вернулись к девушке, а красота лица и тела стала еще более восхитительной! Когда стражники пришли за ней, то испугались даже, застав Параскеву за молитвою в бодром состоянии. А они уже ведь надеялись, что обнаружат на полу холодный скрюченный труп. Когда Пятницу подвели к начальнику, то он тоже растерялся и, не зная, что и сказать, заулыбался и объявил: «Милая Параскева, ты видишь, как наши боги пощадили твою красоту и сохранили тебе жизнь! Так что напрасно ты от всего этого отказывалась! Ты должна быть счастливой на земле!» Девушка ответила: «Хорошо, покажи тогда мне тех, кто даровал мне жизнь!» Судья и палачи подумали, что сломили, наконец, юную христианку и страшно обрадовались. Они поспешно провели Пятницу к тому месту, где стояли каменные языческие божества. Параскева пока шла, беспрерывно молилась Господу, а потом вскрикнула, обращаясь к этим огромным истуканам: «Господь мой Иисус Христос приказывает вам — падите на землю и превратитесь в прах!» Идолы тут же стали рассыпаться. Язычники в ужасе кинулись прочь из своего храма, вопя от страха: «Велик, велик Бог христианский!»
— Круто! — улыбнулся я. — Молодец, Пятница! И что же начальник?
Пашка убрала упавшую на ее лицо прядь волос и снова вздохнула:
— Он опять приказал пытать девушку. Ее вновь раздели и стали жечь тело свечами. Но Параскева не издала ни одного стона и не стала молить о пощаде. Однако, мучения становились просто невыносимыми, и тогда она начала просить Господа об избавлении от истязателей. На ее зов сразу же прибыл Ангел небесный. Он коснулся свечей, и огонь их стал таким великим, что истребил многих мучителей.
— Здорово! Так им и надо! Пусть сами поджарятся, будут знать, как других мучить! — это я опять встрял в рассказ.
— Все это произошло на глазах собравшейся толпы. Христиане еще более укрепились в вере, часть язычников обратилась к Иисусу Христу, а самые лютые и непокорные злодеи стали требовать от начальника, чтобы он велел умертвить непокорную девушку. Волнения в народе стали нарастать. Судья испугался бунта. Он был растерян от своего бессилия перед лицом истинной веры Христовой, так как не смог победить даже юной хрупкой девчонки. В панике военачальник приказал убить узницу. В тот момент, когда Параскеве отсекли голову, некоторые из христиан услышали голос с небес: «Радуйтесь, праведники, так как венчается
