сводил глаз с ее губ, болтая все о какой-то чепухе. Алина, сильно смущаясь, что-то отвечала ему невпопад. Она никак не могла понять, что же все-таки такое они нашли в ее губах, они же не медом намазаны? И откуда столь пристальное внимание к ее персоне? Вон сколько девчонок симпатичных вокруг, на ней одной, что ли свет клином сошелся?
– Ты посмотри, как они вокруг тебя вьются! – После очередного танца подойдя к подруге заметила Татьяна.
– И что они во мне нашли? Не понимаю. Мне даже неловко. – Ответила ей Алина.
– И неужели тебе ни один не понравился? – Скорчив рожу, Таня вопросительно посмотрела на нее.
– Понравились, оба. Ну и что из этого?
– Ну, мать, – протянула Татьяна, – будешь ты, однако, разбивать сердца. – Она взяла Алину за руку и потянула за собой. – Пойдем, еще немного поскачем, сейчас, вроде, быстрая начнется. Соревнований из-за тебя не будут устраиваться.
– Да ни кому я сердца разбивать не собираюсь. – Удивленно буркнула в ответ Алина, и пошла следом...
Вернувшись домой после сборов, Алина принялась рассматривать себя в зеркало: «И что же все-таки такого особенного они в ней нашли?», – все один и тот же вопрос не давал ей покоя. Из круглого настольного зеркала на нее смотрело бледное овальное, ни чем не примечательное лицо со слабым румянцем на щеках, обрамленное мягкими волнами светло-русых волос. Серовато–зеленые ее глаза, слегка раскосые, с небольшими и не такими уж густыми ресницами, казалось, таили где-то в глубине маленькие искорки, ей самой непонятной, печали. Брови слегка приподнятые, нос прямой, чуть заостренный на конце, и губы. Вроде ничего особенного, обычные губы, немного припухлые с чуть приподнятыми вверх уголками.
Алине вспомнился один случай. Шла лекция, все сидевшие в аудитории студенты что-то лихорадочно писали под диктовку преподавателя. Она сидела на краю длинной в пол-аудитории парты в самом конце зала, напротив входной двери. Посреди лекции дверь осторожно открылась, и вошел Дима - парень из ее группы, опоздавший на занятия. Он чуть слышно проскользнул внутри и, сев с Алиной рядом, тихонько спросил, что они пишут. Она начала объяснять тему лекции. Она говорила быстро, боясь упустить слова преподавателя, и вдруг поймала Димин взгляд. Казалось, он не слушал ее, не слышал о чем она говорит, а сидел и заворожено смотрел на ее губы. Девушка машинально становилась, отвела глаза и сильно смутилась. И что такое было в ее губах?
Потом пролетали полностью забитые учебой студенческие дни. Девочки, частенько, встречали Эдика с Володей в длинных университетских коридорах. Весело приветствуя друг друга, кидаясь мимолетными шутками. И опять разбегаясь по своим аудиториям, вновь принимались «грызть гранит науки».
Однажды на одной из проводимых на факультете дискотек, когда Алина вместе со своей группой прыгала под одну из резвых западных мелодий, неожиданно появился Володя и, взяв ее за руку, тихонько отвел в сторону.
– Привет, – начал он, повышая голос, чтобы перекричать орущий во всю мощь магнитофон. – А тебя не так-то легко поймать. Я уже который раз пытаюсь застать тебя здесь, в универе, а ты, то уже ушла, то еще не пришла, то у вас лекцию перенесли. Пойдем, прогуляемся. – Быстро выпалил он.
– Да я, вообще-то, еще хотела попрыгать, – прямо, без всякой задней мысли, ответила Алина. – Смотри как здесь весело! – Улыбнулась она Володе, и оглянулась вокруг. И тут же маленькие озорные искорки заиграли в ее серо-зеленых глазах.
Володя, молча и несколько настороженно, смотрел на нее. В сверкающих лучах светомузыки четко вырисовывался его греческий профиль: высокий открытый лоб, прямой нос и мужественный подбородок.
– Тебе нравится Эдик? – Спросил он, понижая голос.
– Нет. С чего ты взял. – Несколько опешила Алина,
– Ну, а что тогда? Пойдем, пройдемся. Надо поговорить.
– Ну, пойдем. – Улыбнувшись, пожала она плечами. – Сейчас только возьму пальто и скажу Наташе, чтоб не теряла меня.
– Я тебя у выхода подожду. – Ответил Володя и направился к выходу.
Был конец марта. На улице уже веяло весной. Солнце начинало понемногу припекать. С крыш домов свисали, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги под ярким весенним солнцем, огромные сосульки, и словно рыдая от счастья под теплыми его лучами, звонко роняли они свои слезинки на землю. Выпавший за зиму снег медленно таял, образовывая серое месиво, которое ночью подмерзало, делая пешеходные дорожки скользкими и непроходимыми, а днем таяло. Все городское население, закинув в дальний угол шкафов увесистые и громоздкие головные уборы, уже перебралось из зимней одежды в весеннюю, из дубленок и шуб в демисезонное пальто, из унтов и валенок в легкие сапоги и полусапожки.
Алина вышла на крыльцо, где, с нетерпением, ждал ее Володя. Уже стемнело. Она была в осенних сапогах на высоченных каблуках-шпильках, и, чтоб она не поскользнулась, он предложил ей руку.
– Как ты ходишь на таких каблучищах? – Спросил он после некоторого молчания, не зная с чего начать разговор. – Ведь ужасно неудобно.
– Мне нравится. – Ответила Алина, кивком поблагодарив его за помощь, спустилась по ступенькам и освободила руку. – К тому же каблуки втыкаются в снег, и не скользко. – Улыбнулась она.
От крыльца они прошли по аллее, перешли дорогу и свернули на набережную. Уже стемнело. С воды дул слабый по-весеннему теплый ветерок. Оба берега реки были украшены яркими разноцветными гирляндами уличных фонарей, вырисовывавших на черном ночном небе причудливые узоры многочисленных звездных паутинок. Вокруг не было ни души, лишь изредка проносящиеся мимо машины нарушали тишину уже дремавших улиц. И лишь они вдвоем, парень и девушка, медленно шли вдоль опустевшего, одетого в бетон, берега реки.
Володя, стараясь скрыть свою робость перед спутницей, все время, что-то говорил, об учебе и предстоящей сессии, о стройотряде и друзьях, о походах в лес, о костре и палатках, о песнях под гитару, о семье и о маме с сестренкой. Алина, улыбаясь, шла рядом и тихонько кивала головой. Это было самое первое в ее жизни свидание. И первый раз в жизни ее вдруг охватил непонятный страх. Не перед Володей, нет. Перед той ситуацией, в которую он вовлек ее. Она не знала как вести себя, что говорить и когда. От неловкости и робости по всему ее телу, то и дело, пробегали мурашки, и в те секунды она едва сдерживалась, чтобы не выдать свое волнение. Кажется, кто-то когда-то говорил ей, что в такие минуты сердце само подсказывает нужные слова. И она всеми силами старалась прислушаться к своему сердцу, поймать хоть какой-то его отголосок, весточку. Но оно молчало. И, не находя у него ни малейшей поддержки, Алина тоже молчала и лишь робко улыбалась собеседнику.
Они ходили так довольно долго, от одного конца набережной к другому, любуясь речными огнями и просыпающейся после долгой зимы природой. И когда Алина посмотрела на часы, была уже полночь.
– Мне пора, – смущенно пожав плечами, сказала она, – дома, наверное, волнуются. Наташа, должно быть уже пришла, а меня нет.
– Я тебя провожу? – Неуверенно спросил он.
– Проводи. – Ответила она, чуть кивнув головой.
Всю дорогу, пока они ехали на троллейбусе, Володя молча сжимал ее прохладную маленькую ладошку в своей руке и неотрывно смотрел на нее.
Вдруг он спросил:
– Алина, можно тебя поцеловать?
Алина слегка покраснела. Она заметила, как сидящая рядом пожилая женщина улыбнулась, должно быть, услышав его вопрос, и с интересом посмотрела на девушку, видимо тоже ожидая от нее ответа. Алина, не зная, что сказать, опустила глаза.
– Давай завтра сходим куда-нибудь, например в кафе. – Снова спросил Володя.
Алину, как и на набережной, снова охватил непонятный испуг, и по всему тело вновь пробежала прохладная дрожь.
– Не знаю. – Только и смогла выдавить она из себя.
В голове у нее крутился комок каких-то непонятных, сумбурных мыслей. А сердце все так же молчало, не зная как отреагировать на всплеск Володиных чувств.
На ее остановке Володя вышел первым и так же, как при выходе из университета, подал ей руку. Они медленно пошли по темной, опустевшей грушевой аллее, ведущей к дому Алины. Еще издали девушка увидела около своего подъезда два черневших силуэта: ее матери и сестры. Алину уже встречали. Володя молча шел рядом, ожидая от нее хотя бы слова. И тут Алине вдруг вспомнились слова Тани, про разбитые сердца ее поклонников. Она глубоко вздохнула и, не поднимая головы, тихо произнесла, казалось не только для него, но в первую очередь для себя самой:
– Знаешь, я пока к тебе ничего не чувствую. Ничего. – Она не хотела причинить ему боль, она только лишь хотела сказать правду. Она старалась быть честной перед Володей, и в первую очередь перед своим сердцем.
После ее слов Володя вдруг выпрямился и остановился. И немного помолчав, добавил.
– Там, тебя уже встречают. – Кивнув в сторону двух силуэтов, с какой-то непонятной Алине холодной переменой в голосе сказал он. – До свидания.
Алина недоуменно посмотрела на него
– До свидания. – Так же тихо, слегка удивившись, сказала она.
Володя повернулся и пошел обратно к остановке. Алина, проводив взглядом, удаляющийся от нее, стройный силуэт, пошла на встречу двум черневшим невдалеке фигурам.
Эту ночь Алина почти не спала, все думала, о том что произошло. Почему он вдруг так резко переменился, ведь она не сказала ни «да» ни «нет», а всего-навсего лишь честно выразила то, что было у нее на душе.
Алина редко признавалась кому-либо в своих чувствах, будь то подруга или же ее родная сестра. Она знала, что к правде, в большем случае, относятся очень негативно. Она поняла это еще в школе, на уроках литературы, когда изучали произведение «Воина и мир» Льва Толстого. Это произведение ей очень понравилось, но, как скучно было читать про описанные в книге военные баталии, сражения, ранения. Куда интересней казалось описание балов, романтические излияния Наташи Ростовой... А так как со свободным временем у Алины было всегда туго, она читала только «мир», а «войну» пропускала. В чем честно призналась в заключительном изложении по этому роману, подробно ответив на все вопросы, касающиеся «мира» и честно написав, что военные сюжеты ей показались не особо интересными. И каково же было ее удивление, когда, открыв проверенную учительницей тетрадь, она увидела в конце своего изложения единицу, да еще с минусом. «Вот тебе, Алина, и оценка за честность», – подумала она тогда.
И вот, теперь, закутавшись, потеплей, в одеяло, Алина лежала в кровати, и также, как тогда на школьном уроке, недоумевала, почему все-таки честно высказанные чувства приводят к таким переменам. Ведь она же не сказала «нет». И вдруг, в какой-то момент, словно какая-то неведомая сила взяла и развернула зеркало ее мыслей совершенно другой, обратной стороной к ней, к ее сердцу, в котором, словно легкой тонкой паутинкой вырисовывался след всех событий прошедшего вечера. И в этот момент Алина вдруг взглянула на все происшедшее глазами Володи и ужаснулась. «Господи, что я наделала. Ведь весь этот вечер он мне признавался в любви. Признавался робко, нерешительно, и, возможно первый раз в жизни. Рассказывал про своих друзей, про маму с сестренкой... А я? Что я? А я ему словно по роже съездила этой своей правдой».
Почти всю ночь,
