перелистывая годы. Шкодит ребятня на току. Дед Поликарп гоняет, обязательно кому-то перепадёт поликарповским костылём. Мишка дворами пробирается домой, чешет спину, стало быть перепало. На спящем лице Зюзьки собрались лукавые складки и снова, через мгновение, он мотнул головой и замер. Лукерья и Зюзька стареют, а Мишка растёт на радость родителям. Школа окончена. Семья держит совет, и вот Зюзька в полном параде – в боевых орденах, Лукерья под руку, Мишка в пиджаке с канадкой идут по селу, всем на загляденье. Соседки пялятся, не нагладятся и вслед шепчут: «Смотрите, смотрите, Зюзькины пошли к председателю за направле-нием в институт для Мишки». И правильно! Во всю грудь вздохнул Зюзька, и ещё сильнее опусти-лась его голова. Правильно, что пошёл за направлением. Имеем право! Мишка с медалью окончил школу. Поначалу заспорил Зюзька с директором, мол, из-за поведения не полагалась Мишке ме-даль, но кто же не шкодит в детстве? И сам Лука Митрофанович был не подарок, а на груди пять боевых орденов и медалей. С материнскими слезами провожали Мишку в институт учиться на механика. Большие планы видел Зюзька. Будет сын в колхозе завгаром, а глядишь, и предсе-дателем колхоза назначат. А почему бы и нет? Собрание колхозников решит, и изберут. Тогда завяжу со службой и пойду к сыну сторожем в контору, – тяжело вздохнул Зюзька, и его впалая грудь затрепетала, всхлипывая.
Гости и соседка пристально посмотрели на спящего ветерана. Зюзька мерно дышал. Немного поуспокоившись и оправив волосы под косынкой, соседка повела рассказ дальше:
– Уже когда он стал рассказывать, что жена не может приехать потому, что сын женился и надо внуков нянчить, то народ стал поговаривать – Зюзька совсем свихнулся.
– Валентина! – неожиданно позвали с улицы.
– Тихо ты, – грудным голосом вырвалось у рассказчицы, а товарищи обернулись и увидели подходящую к ним женщину, крепко подвязанную замасленным передником и косынкой наглухо.
– Чего расселась тут? – не расслышав, снова громко спросила подошедшая женщина.
– Не ори, говорю, Зюзька спит, – приструнила её Валентина. – Моя старшая сестра – Нинка, – опустив глаза в подол, представила сестру Валентина.
– Ты что же, подрядилась Зюзькин сон сторожить? Что за гости у нас? – женщина равнодушным взглядом измерила гостей.
– Мы из поисковой группы «Память»…
– Зюзьку пришли приглашать на День Победы, – не дав договорить вихрастому пареньку, пояснила Валентина. – Он у нас ветеран.
– Да он же свихнутый, – с иронией в голосе усомнилась Нинка. – Что он о войне помнит? Он только о семье своей и рассказывает. Ты помнишь, чтобы он о войне рассказывал? – обращаясь к сестре, она с недоверием посмотрела и на ребят. – Он вообще воевал? Его даже в школу на встречи никогда не приглашали. Поликарп воевал, так пока жив был, всегда директор школы к выпускникам звал. А этого, кто звал?
– Скажешь тоже, – огрызнулась Валентина. – Забыла? Наша мать рассказывала, как они девча-тами бегали через лес на заставу, а он там служил. Платья Лушкины забыла? – Валентина снова обернулась на спящего Зюзьку: – Вот рассказываю о семье его, – с грустью проговорила Валентина. Она не могла перестроиться на ироничный тон сестры. Видно было, как какая-то неведомая, а может, и давняя, тоска терзает её душу, и пришло время этой тоске вылиться, вытечь из сердца. Может быть, именно сегодня – раз и навсегда!
– Помню, помню. И про школу, и про институт, и про внуков, – не прекращала иронизировать Нинка, и голос её снова начал набирать силу. – Всё село его байки знает наизусть.
– Тише, – шикнула на сестру Валентина.
– Чего там тише, чего тише, – всё-таки переходя на шёпот, заводилась Нинка. – Бросила она его. А он жизнь перевел ни на что.
Валентина промолчала, а её сестра продолжала распаляться.
– У многих у кого мужей поубило, так что теперь? Война не выбирала. Наша мать после войны вышла замуж за вдовца, сорок лет прожила с дядей Колей душа в душу. Детей нарожали. И нам как отец был. Ещё неизвестно, кто лучше был бы! Наш-то до войны не просыхал. Мать побивал крепко. А эти на погосте так и лежат в сырой земле вместе. На отца похоронка пришла, и что? Лежит где-то в братской могиле. Где искать ту могилу? Да и кто поедет её искать? Наших родителей там могилы!
Видя, что её не поддерживают, а гости, переминаясь от неловкости, отвернулись, Нинка махнула рукой, резко повернулась и, бросив на прощание: «Скорее тут, а то заждались. К вечеру бы закончить», – резво пошла прочь, недовольно бубня.
– Ладно, и мы пойдём, – решительно сказал вихрастый. – Вы скажете Луке Митрофановичу, что мы приедем за ним девятого утром. Председатель района выделил машину.
Девятого мая в восемь утра подкатила к Зюзькиному дому чёрная «Волга». Вышли из неё вихрастый паренёк с товарищем. Они не спешили заходить во двор. И через забор было видно оживление в доме Зюзьки. У калитки столпились мужики. Они тихо переговаривались, покуривая сигарету за сигаретой.
– Здравствуйте, – поздоровался со всеми вихрастый паренёк.
– Здравствуйте, доброе утро, здорово-здорово, – раздалось разноголосое в ответ, и мужики расступились, пропуская гостей.
Поглядывая на часы, Валентина и Нинка готовили Зюзьку к празднованию Дня Победы. Для это-го они ещё с вечера достали из шкафа костюм Зюзьки, и всю ночь он провисел на улице, проветриваясь от нафталина. Облачённый в чёрный костюм, Зюзька выглядел, как новая копейка. Валентине показалось, что даже морщин на его лице стало меньше. Несколько медалей и орден Красной Звезды украшали лацканы пиджака.
– Хорош! Хоть сегодня под венец, – восторженно глядя на Зюзьку, сказала Валентина. – Только не густо медалей-то у тебя?! – поскрябав ногтем черноту на орденской звезде то ли спросила, то ли пожалела Валентина. – Чего все не надел? Вон их сколько у тебя. – Она сгребла в коробке горку блестящих медалей.
– Дура баба, – с сожалением крякнул Зюзька. – Это ж боевые! Я их на поле боя получал.
– А эти что же, дармовые? – с иронией в голосе спросила Валентина и бросила медали обратно.
– Знаешь, как это было? Бой, рукопашная, грохот, трупы везде – наши, вражеские. Внезапно всё смолкает, и только ещё в ушах гудит бой, руку судорогой свело на обломке сапёрной лопатки. Кровищи на тебе! Где твоя, где чужая, не разберёшь. И появляется генерал, значит, победили, конец бою, он обходит захваченную позицию. Оставшиеся в живых израненные бойцы поднимаются, где их застало окончание боя, и честь отдают. Сил нет рапортовать. Только обожжённую руку к козырьку. Генерал награду в руку сунет и к следующему идет. «Фамилия!» – кричит штабист. Ты не понимаешь, зачем фамилия? Руки ещё трясутся, глотку от страха и ора дерёт. Еле-еле прошкрябается из горла фамилия… – Зюзька замолчал на мгновение и тихо сказал: – Вот какие это награды, – и ещё тише, одними губами добавил, взглянув на звезду, которую ногтем поскрябала соседка: – Это не грязь. Это война.
На улице Зюзьку в чёрном костюме и с орденами встречала толпа односельчан. Удивлению не было предела. Давно, да что там давно, никогда люди не видели Зюзьку таким нарядным. Мужики дружески похлопывали ветерана по плечу, а бабы улыбались. Некоторые поплакали на радостях от торжественной минуты. Кто-то из мужиков прыснул на Зюзьку одеколоном.
– Смотри, Зюзька, а то потеряем тебя, – раздалось из толпы. – Захомутает какая зазноба в рай-оне!
Под дружный хохот, раздув на всю улицу пыль, «Волга» увозила Зюзькина Луку Митрофановича в районный центр на празднование Дня Победы. У каждого двора стояли односельчане и махали в след отъезжающей машине.
Вокруг обелиска, недалеко от заставы, в аккурат на полпути от районного центра, собралось много народу со всего района. Заметны были и гости из области, а то и из Москвы. В колонне стояли пограничники, при параде и с повязанными на штыках Георгиевскими ленточками. Одна из девушек подошла к Зюзьке и приколола и ему Георгиевскую ленточку. Лука Митрофанович мутными глазами покосился на ленточку, и скупые слезы окропили лацкан пиджака. Вихрастый паренёк старался не мешать ветерану, а спокойно ждал, когда тот справится с эмоциями. Напарник же его суетился. За что получал от товарища угрозы кулаком. Но ему очень хотелось скорее подвести ветерана к обелиску и показать, – разрешилась роковая ошибка, и теперь, он – Зюзькин Лука Митрофанович, уже много лет значащийся среди фамилий на обелиске как захороненный в братской могиле стёрт из этого рокового списка. И сегодня благодаря и его стараниям это случилось, а ветерану можно пожелать здоровья и долгих лет жизни.
Наконец отдали команду «на караул», и церемония захоронения останков найденных бойцов началась. Солнце припекало. Зюзька стоял в самом центре, окружённый со всех сторон важными гостями, и жмурился, разглядывая людей, которые собрались здесь в таком огромном количестве. Пограничники вынесли на руках небольшие гробы, обитые красной материей и с белой звездой у изголовья. Всего двадцать семь. Уложили их в приготовленную могилу рядом с обелиском. К микрофону стали выходить почётные гости и выступать с торжественными речами. Дали слово и Зюзьке. Спроси его, о чём он говорил, не скажет – так волновался. Но ему аплодировали.
Молчаливой вереницей потянулись собравшиеся, чтобы кинуть в могилу грудку земли. Церемония захоронения закончилась троекратным залпом. Вихрастый с товарищем восторженно переглядывались. Они знали, что их ветерана еще ждёт сюрприз.
– Лука Митрофанович, – обратился вихрастый паренёк, едва сдерживая восторг от предстоящего действа. – Пойдёмте, мы вам кое-что покажем.
– Пойдемте, пойдемте, – поддержал вихрастого товарищ, с другой стороны подхватывая Зюзьку под локоть. – Из-за этого медальона и вышла роковая ошибка… – чуть было не проговорился он, но вихрастый паренёк пригрозил ему кулаком.
– Сейчас все увидите, – улыбаясь, сказал вихрастый.
Так, втроем, они подошли к приготовленному столику, накрытому красной скатертью, на котором были разложены найденные личные вещи бойцов и вещи, привезённые из местного музея.
– Смотрите, – торжественно выпалил вихрастый. – Узнаёте?
Зюзька, сильно жмурясь и низко наклоняясь к скатерти, долго разглядывал разложенные на ней предметы. Потом недоумённо посмотрел на ребят и пожал плечами.
– Ещё раз посмотрите, – настаивал вихрастый паренёк, распаляясь, но его товарищ не выдер-жал, схватил медальон и протянул ветерану. Зюзька подслеповато заморгал, взял в руки медальон, поднял его на свет и, потирая пальцами, всмотрелся в него. Фигура Зюзьки застыла точно так, ка-ким застали его товарищи, когда пришли к нему домой в первый раз. Ребята смотрели на ветерана, не отрывая глаз и готовые в любой момент взорваться восторгом. Но руки Зюзьки за-тряслись. Губы собрались в тонкую полоску, и на вмиг одряхлевшем лице проступили желваки. Не помня себя, на ватных ногах, болезненно волоча ногу, Зюзька потащился сквозь толпу восторженных людей, желая поскорее отделаться от всех. Люди поздравляли его и вручали цветы. Молодёжь подстраивалась сфотографироваться с ветераном. Зюзька замирал,
