гитаристы-песенники… Как отдохнули-то?
В зале засмеялись и закричали:
- Хорошо-о-о!
- Вот и славно! Музыку за лето не забыли?
- Не- е-ет!
- Инструменты настроили?
- Да-а!
- В прошлом году от нас ушли наши выпускники. Замечательные наши выпускники… Многие из них поступили в Музыкальное училище, будут профессиональными музыкантами. Жаль было расставаться с ними. Помните, как они играли на отчётном концерте? Ну, что делать, не оставлять же их было на второй год. Хотя я бы их всех оставил… Зато у нас теперь много новичков, первоклассников. Ну-ка идите сюда! – вдруг обратился он к нашему первому ряду.
Робко озираясь и подталкивая друг друга, мы потянулись на сцену. Из зала на нас смотрело множество любопытных глаз, было немножко страшновато от этого внимания, от десятков лиц, смотревших на нас…
- Ну, давайте знакомиться! Меня зовут Борис Петрович, я директор. А вас как звать-величать?
- Юра, - сказал самый рослый мальчишка, будущий баянист или аккордеонист.
- Анна…
- Света…
- Лариса,- вдруг громко и звонко выкрикнула Лариска, и зале засмеялись, но не обидно, а по-доброму. Мол, такая малышка, а звонкоголосая…
- Вот, Андрей Иваныч, Вам и новая солистка хора,- засмеялся Борис Петрович, обращаясь к высокому седому мужчине, и тот улыбнулся. Наш хоровик, тоже любимый в будущем учитель…
- Роман…
- Елена, - пискнула я.
- Таисия,- с достоинством сообщила Тайка.
Все назвали свои имена. Столько имён, я не всех запомнила сразу. А Борис Петрович – всех. И никогда, никогда не путал и не называл нас другим именем, не нашим…
Потом на сцену вышли старшеклассницы и подарили каждому из нас по нотной тетради и скрипичному ключу, вырезанному кем-то из плексигласа. Он потом долго, много лет стоял у меня на пианино…
- Это вам, чтобы ваша музыка была лёгкой и прозрачной, - сказал Борис Петрович,- ну, а тетрадка нотная – не забывайте про «любимое» сольфеджио!
В зале снова засмеялись и захлопали.
«Лесовик» Наум Матвеевич повернулся к залу и церемонно поклонился.
Вообще здесь было всё не так, как в обычной школе. Мы сразу поняли, что попали в семью, большую, дружную, где все любят друг друга и понимают и где нас, новичков, приняли в эту семью как своих…
А потом мы пошли в класс. Это был вовсе не такой класс, где все ученики одного возраста и сидят за партами. Это была просторная комната, у одной стены стояло чёрное лаковое пианино, а по периметру – низкие скамеечки. Мы все были разного возраста. Были и те, кто учился уже последний год, и те, кто занимался только второй, третий или четвёртый год. Нас было немного, человек десять не больше. Вот все мы и назывались – класс педагога Сачковской. Потому что по специальности нас всех учила Мария Алексеевна.
В первый день для нас, первоклассников, занятий ещё не было. А другим ученикам Мария Алексеевна предложила:
- Ну, кто смелый? Кто покажет нам, как выполнил летнее задание?
Первым вызвался Коля, он учился уже пятый год. Он бодро начал играть какую-то весёлую мелодию, но тут же сбился, поправился, опять сбился и убрал руки с клавиатуры.
- Что-то я волнуюсь, - сказал он, потупясь.
- Что-то ты не очень старался летом, а Колюшка? – рассмеялась Мария Алексеевна.
Все тоже засмеялись, а Коля сказал:
- Да меня родители на три смены в лагерь загнали. А там пианино – чистая шарманка!
Потом бодро сыграла «Польку» Наташа, она училась второй год и была очень старательной.
Мария Алексеевна сделала ей небольшие замечания и сказала:
- А теперь – Лиля…
Как ей подходило это имя – Лиля… Это была худенькая девочка, бледная, с тонкой длинной шейкой, небольшой аккуратной головкой, увенчанной пушистой светлой косой. Лилия… Она и правда, напоминала нежную озёрную лилию…
Лиля вышла к инструменту, уверено положила руки на клавиатуру и заиграла…
Что она играла, я не знаю, не спросила тогда. Звуки перенесли меня на поляну, залитую солнцем… Нежный ветерок чуть слышно шуршит листьями деревьев, качает лёгкие травинки… Где-то поют, щебечут птицы… Тихо… Но вот тишина становится напряжённой, зловещей. Смолкли птицы, ветерок больше не играет кронами деревьев. Солнце постепенно съедают черные тучи … Всё в ожидании… Тучи всё чернее, чернее… Вот на полянке стало совсем темно и … Сверкнула молния! Гром! На поляну обрушились мощные потоки воды… А молния всё сверкает и сверкает, грохочет гром, потоки воды заливают полянку… Но струи дождя становятся всё реже, реже… Гром гремит уже где-то вдалеке. Из-за туч появился лучик солнца и заиграл-заблудился в мокрой высокой траве… Вот он всё шире, шире и снова над поляной солнце! Полянка словно умытая, чистая, пахнет свежестью, а над все этим царством появилась яркая радуга…Лучи солнца быстро подсушили стебли трав, снова защебетали птицы… Все как было и всё по-новому…
Я очнулась, когда стих последний звук. Лиля сидела, обессилено свесив руки вдоль тела. Потом она повернулась и робко улыбнулась всем нам.
- Великолепно, Лилечка, - сказала Мария Алексеевна, - Просто лучше некуда…
- Я тоже так буду играть,- прошептала Тайка.
Лариска посмотрела на неё и дёрнула острым плечиком, мол, куда тебе.
Позже я узнала, что Лиля – лучшая ученица нашей школы и уже даже выступала во взрослых концертах…
Когда Мария Алексеевна раздала нам дневники и продиктовала расписание, можно было идти домой. Мы с Лариской и Тайкой занимались в одни и те же дни, только в разное время, ведь все уроки по специальности были индивидуальными. Зато по другим предметам мы занимались вместе, и это очень не нравилось Лариске.
- Лучше бы Рома с нами учился,- ворчала она.
Рома попал к другой учительнице, той самой Нине Васильевне, что принимала у нас экзамен вместе с Лесовиком и Марией Алексеевной.
- Да он и так с нами будет. Все первоклассники-пианисты занимаются вместе. Сольфеджио, музлитература… Ансамбля у нас пока нет, мы же ещё не умеем ничего. А хор так вообще все вместе. Мария Алексеевна же всё объяснила!
- Не нравится мне эта Тайка. Выскочка,- бубнила Лариска.
На улице нас ждал сюрприз. Бабушка домой вовсе не ушла, а сидела себе мирно на лавочке у школы и о чём-то заинтересованно беседовала с Тайкиной матерью.
- Ой, вот и наши пианистки!- пропела Тайкина мама, - Девочки, а где же Тая?
Я не успела ей ответить, подошла Тайка. Похоже, что она просто не захотела выходить с нами и намеренно задержалась.
Бабушка и Тайкина мама тепло распрощались. Они с Тайкой пошли к трамвайной остановке, а мы с бабушкой в другую сторону, к нашим домам.
- Бабушка, а зачем ты нас ждала? Мы что – маленькие? Мы сюда почти каждый день сами на качели бегаем!
- Да вот, заговорилась с Татьяной Ивановной. Интересная женщина, умница, начитанная…
- Тайкина мама? – удивилась я. - А она кто?
- Преподаёт сопромат в Политехническом. И живут там же, рядом. Далеко…
- Так там своя «музыкалка» есть,- буркнула Лариска.
- Наша лучше, - ответила бабушка. – Татьяна Ивановна говорит - у вас самые лучшие учителя…
В музыкальную школу я ходила с удовольствием. Мне нравилось идти по усыпанной жёлтыми листьями аллее, шуршать ими и мечтать…Проходя мимо качелей, я всегда перекладывала папку с нотами в левую руку, чтобы все видели, куда я иду. Зимой тоже было весело бежать по свежему морозцу, по скрипучему снегу, мимо сугробов, укутавших садик, и пустых, занесенных снегом качелей… Я любила школу, её дыхание, её атмосферу. Она была доброй, уютной, родной…
Но дома – дома нужно было много работать, по нескольку часов сидеть за инструментом, а вот это-то мне и не нравилось. Это же труд каторжный – нудные гаммы, бесконечные этюды…Мне хотелось гулять во дворе с ребятами, играть в «Казаки- разбойники», строить снежную крепость…
Но бабушка строго сказала:
- Назвалась груздем – полезай в кузов. Мы тебя в школу-то не записывали. Сама придумала, так чтоб позору не было!
Музыкальная грамота давалась мне с трудом. Особенно сольфеджио. Кто учился музыке, тот знает, что это самый трудный предмет почти для всех. Наум Матвеевич никогда меня не ругал. Наверное, он просто меня жалел за мою бесталанность, но за желание всё-таки учиться… Спрашивал он меня редко, но нельзя же было не спрашивать совсем.
- Итак, постройте нам септиму в четвёртой ступени, будьте любезны… Что получим?
Я скосила глаза на Тайку, сидящую рядом и, скорее угадала, чем услышала ответ.
- Большую септиму, - обречённо брякнула я.
- И строили мы…?
- От ФА, - я уже ответила увереннее.
- В тональности?
- В до-мажоре…
Наум Матвеевич снял очки, внимательно посмотрел на меня, потом на Тайку и сказал:
- Ну, конечно… Полутонов не любим, так?
Он взял дневник и поставил мне «четыре». Это была первая моя четвёрка по сольфеджио и то благодаря Тайке. Я села на место и буркнула:
- Спасибо…
А Тайка… Она как-то беспомощно улыбнулась мне, словно говоря: « Мне очень хотелось тебе помочь. Извини…»
С этого урока мы и подружились с Тайкой. Лариска сначала надулась и даже не разговаривала со мной. Но долго сердиться она не могла, такой характер. И скоро мы стали неразлучной троицей. Если видели нас вдвоём с Лариской, непременно спрашивали:
- А где Тая?
А если мы были с Тайкой, то оглядывались в поисках Лариски. Даже на урок по специальности мы приходили все вместе и ждали друг друга на качелях в любую погоду. Только если уж было совсем морозно, мы, спросив разрешения у Марии Алексеевны, сидели в классе на низких скамейках и слушали друг друга. Как-то раз после уроков Лариска сказала:
- Лен, вот в «Токкате» у тебя стаккато такое, знаешь… Как будто сапожник вбивает гвоздики в ботинок – тук-тук-тук… А у Тайки лёгкое, словно драже цветное рассыпали и оно весело так поскакало…
Я не обиделась, нет. Я и так знала, что с Тайкой ни я, ни Лариска не сможем равняться, это уже было хорошо видно. Но самолюбие моё было задето. Краснея, я попросила Марию Алексеевну не давать нам с Тайкой одинаковые задания, одинаковые произведения. Мария Алексеевна посмотрела на меня внимательно и молча кивнула головой. С тех пор мы играли разные вещи. И в четыре руки мы играли только с Лариской, а Тайка с более старшей Наташей, и у неё получалось.
Однажды мы с Лариской ждали Тайку, у нас уроки уже закончились. Мы сидели на качелях и Лариска спросила:
- А ты кем будешь, когда вырастешь? Я хочу врачом, как мама или геологом.
Я знала, что Ларискин отец погиб несколько лет назад в геологической экспедиции. Лариске было тогда лет пять, и она очень его любила…
Я же хотела быть сразу всеми! Врачом – я уже видела себя в белом халате. Вот я выхожу из операционной, стряхиваю капельки пота, небрежно снимаю хирургические перчатки и говорю тихим голосом: «Жить будет…»
Или геологом. Я вечером сижу у костра с бородатыми геологами, трудный день закончен, рядом палатки, геологи поют под гитару, а я только устало улыбаюсь…
Но больше всего я хотела быть стюардессой. Я в красивом синем костюме, белой блузке, выхожу к пассажирам, улыбаюсь и говорю: «Здравствуйте! Наш полёт проходит на высоте десять тысяч метров…» Где я это всё видела? Наверное, в кино.
Когда к нам подбежала Тайка, Лариска и у неё спросила, кем она хочет быть потом, во взрослой жизни?
Тайка посмотрела на неё с недоумением и серьёзно, как о чём-то давно решённом, сказала:
-
