весенний воздух расцветающей природы. Николай сделал глубокий вздох и расплылся в счастливой улыбке. Ему полегчало. Он облокотился на подоконник и высунул голову из окна. Стоило запастись силой весенней свежести наперед, кто знает, что день грядущий еще готовит.
Неожиданно для себя во дворе он заметил Ильича. Тот стоял рядом с оперативной машиной и что-то подсказывал шоферу, орудовавшему домкратом. В теехнике, насколько знал Николай, Ильич разбирался не больше, чем он сам в хозяйстве, но страсть как любил раздавать советы. В какой-то момент домкрат рухнул и послышались грязные ругательства шофера, обращенные к незванному советнику.
Савельич понял, что Ильича надо выручать. Он крикнул:
- Эй, Василий, поди сюда.
Ильич не заставил себя ждать и мигом ретировался от разгневанного шофера.
Василий Павлович Сторожко, в секретных оперативных документах Николая просто Ильич, был бомжом, алкоголиком, мелким воришкой и добровольным помощником полиции. Причем стал таковым по своей инициативе, заявившись однажды к Савельичу и предложив свои услуги взамен теплой камеры на несколько дней в период сильных морозов. Николай без вопросов принял его в агенты и определил на пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Савельичу плохо давалась работа с агентами, так что появление нового он воспринял как подарок судьбы. Свой псевдоним Ильич получил можно сказать с первой минуты знакомства - больно уж он смахивал внешне на вождя пролетариата, был лыс, картав и с козлиной бородкой. По правде говоря, агентом он был никудышным. Но дареному коню в зубы не смотрят, да и у Савельича прослеживалась явная нехватка внештатных сотрудников, кроме Ильича на балансе числился лишь некто Кукин, мошенник по призванию, по характеру и по жизни. Понятное дело, мошенник он и в африке мошенник, Кукин постоянно пытался обдурить Савельича. Ильич не дурил, хоть пользы приносил и мало, зато с ним приятно было вести задушевные беседы. Он часто выступал для Николая в роли психоаналитика, снимая у того стрессы. Человеком он был интеллектуально развитым и хорошо разбирался в музыке, к большой радости капитана. В общем, у новоявленных знакомых, как оказалось, было много точек соприкосновения. В некоторой степени можно было даже предположить, что между ними зародилось некое подобие дружбы. Вот и сейчас, заметив из окна Ильича, Николай заметно обрадовался. Ко всему Василий умел забивать гвозди.
Через минуту раздался стук в дверь, не дожидаясь приглашения, в кабинет ввалился Ильич. Он на ходу поздоровался и чуть ли не с разбега плюхнулся на стул. Николай страдальчески посмотрел на предмет мебели - все стулья в кабинете оставляли желать лучшего.
- Что это тебя к нам занесло, - спросил Савельевич, - оперативная информация появилась?
- Ваши вчера вечером меня забрали, - угрюмо ответил Ильич. - А природа расцветает, весна.
Он состроил возвышенно-одухотворенное лицо и процитировал:
Весна стучится в окна
Сирень кругом цветет
Зэка в прицеле конвоира
Понурив голову бредет
Ему бы радоваться, бедолаге
Весенним воздухом вздохнуть
Но обречен он в клетке колымаге
Осваивать этапный путь...
- Браво,браво,бедолага, - усмехнулся Савельевич. - Так какой этап тебя ждет? Подозреваю, что в машине ППС для вытрезвления.
- Не смешно. Трезвый я был, ей богу, разве что чуть-чуть подвыпивший.
Савельич окинул взглядом внештатного сотрудника. Одет тот был явно не по погоде. На нем красовались зимние ботинки, ватные штаны и телогрейка.
- Конечно заберут, -сказал Савельевич, - у тебя прикид как у американского шпиона из анекдотов, шапки ушанки разве что не хватает. Я есть рашен колхозник, меня тревожит большой бодун, май нэйм из Ванька. Спой мне на балалайка ваш топ-секрет, а я дам тебе американ долларс. На улице двадцать градусов тепла.
- Я и говорю весна. Только вот радости никакой, - с мрачным видом сказал Ильич. - У меня из летней одежды только майка и шлепанцы.
- Ладно, я дома покопаюсь в барахлишке, что-нибудь придумаем.
Василий с сомнением осмотрел могучую фигуру капитана.
- Вряд ли. Мы разной комплекции. Я уж как-нибудь сам.
- Как хочешь, - Савельевич посмотрел на стену, в которой отчетливо была заметна пара вмятин, оставленных молотком. - Слышь, Ильич, у меня тут проблемка возникла.
- Какая? Может внедриться куда надо?
Ильич страсть как желал куда-нибудь внедриться и часто настойчиво просил об этом Николая. Не совсем понимая, откуда у его агента такое стремление, Савельевич всегда отказывал, мотивируя это ценностью внештатного сотрудника - где он еще такого возьмет, случись что с ним. На самом же деле у Николая просто не возникало ситуаций, требовавших внедрения, да и вообще, при взгляде на Ильича, невольно появлялась мысль, что внедрение того даже в среду алкашей - есть полный бред.
- Нет, дарагой генацвале, мафия пока обойдется без тебя. Нужно повесить на стену постановление правительства, а именно вбить гвоздь.
Ильич знал о проблемах Николая, поэтому не выразил удивления.
- На скотч прикрепи, - посоветовал Василий.
- Оно правительственное, без рамки никак нельзя. Нужно вбить гвоздь.
- Пора бы самому...
- Да я пытался, - раздраженно перебил агента Николай, - но стена кривая, гвозди гнутся, молоток вообще какой-то маньяк делал, так и норовит по пальцам ударить.
- Ладно, давай молоток.
Но как оказалось, у Ильича тоже были проблемы с гвоздями. Не такие, как у Савельича, но от этого было не легче. За работу Василий принялся с энтузиазмом, и перестарался. Первый же гвоздь вошел в стену целиком, со шляпкой.
- Это от большого желания, сейчас поправим, - сказал Ильич, пожимая плечами.
Со вторым гвоздем у него поначалу получалось неплохо. Он без проблем вбил гвоздь на половину, посмотрел на дело рук своих, подумал и предложил показать фокус, смертельный номер. Савельевич был не против, плохое настроение требовало эксклюзива.
У Ильича так же, как и у вождя пролетариата, был выдающийся лысый блестящий лоб. Он отложил молоток в сторону, приблизился своим выдающимся и блестящим к гвоздю, пару раз будто примеряясь кивнул головой и двинул лбом по шляпке гвоздя. Николай было сделал попытку его остановить, но не успел. Впрочем, лоб фокусника нисколько не пострадал, видимо не впервой, а вот результат... Гвоздь опять вошел целиком, помимо этого на стене отпечатался профиль лба мастера.
- Ну уж, все хватит, - с досадой сказал Савельевич, - я как-нибудь уж сам.
- Да, - осматривая плоды своей деятельности, пробурчал Ильич, - теперь уж точно на это место постановление вешать надо. Ты уж извини, не рассчитал.
- И постановление, и судя по величине вмятины, все правительство в цветном изображении.
- Да ладно ты, не расстраивайся. Тебе здесь давно капитальный ремонт делать надо. Так уж и быть помогу, - успокоил Савельича Василий.
Николай в большом сомнении скривил губы, то ли опасаясь помощи Ильича, то ли не веря, что ремонт вообще когда-либо может состояться.
- Да, кстати, - сказал Василий, - помнишь месяца четыре назад ты мне рассказывал о криминальной парочке, парне и девушке, они магазины грабили. Парень от вас тогда еще сбежал. Ты мне их фотографии показывал...
Как же, эту историю Савельич помнил хорошо. Сколько нервов потрачено. Шуму-то после побега было, высокое начальство с проверкой приезжало. А у наружки во время слежки черте что творилось. Сначала парочку усиленно искали, теперь подзабыли, других забот много.Розыскное дело на Хоттабыче висит. Но пока тишина.
- Ну и что? - спросил Савельевич, - Тебе-то какой интерес.
- Да мне-то все равно. Тебе помочь хочу.
- Чем?
- Кажись, я их видел...
Недавно в райотдел был приглашен психолог. Штатных не полагалось и начальство пользовалось услугами врачей из ведомственной больницы. На профпригодность были протестированы все сотрудники вплоть до завхоза. Проверялось общее психологическое состояние, разного рода неустойчивости, склонности к депрессиям и т.п. Работа в полиции нервная, сотрудники часто подвержены стрессам - это могло привести к неприятностям, а то и к трагедии, никто не гарантирован от нервных срывов. Поедет от перенапряга у какого-нибудь майорешки крыша, достанет он табельное оружие и начнет отстрел мирных жителей. Так что знать о психологическом состоянии сотрудников никогда не помешает. Проверка не выявила патологий, в целом психологическое состояние сотрудников не вызывало опасений. О чем и объявил психолог начальству. Чуть замешкавшись, он добавил, что есть один человек в отделе, к которому стоит присмотреться. Но это не по его профилю, тут требуется уже не психолог, а психиатр. Здесь уже вопрос не психологической устойчивости, а психической вменяемости. Психолог имел ввиду Егора Владимировича Стукачкова, в обиходе Хаттабыча.
Егору Владимировичу Стукачкову было тридцать лет, он имел звание старший лейтенант. Щуплый, небольшого росточка, с огромными, как у стрекозы глаза, очками, писклявым голосом - он никак не напоминал собой сотрудника уголовного розыска. Это внешне, но внутренне он был фанатиком служб правопорядка, не совсем адекватным фанатиком. Хаттабыч наизусть знал уголовный кодекс, административный кодекс, Конституцию Российской Федерации и зачем-то еще устав вооруженных сил. Во всех людях, даже в своих коллегах он видел потенциальных преступников, часто с усмешкой приговаривая, что если покопаться, то у каждого в жизни найдется такое, за что можно посадить. Из своего кабинета Егор устроил некое подобие музея Шерлока Холмса с элементами камеры пыток. Кабинет был оклеен обоями, напоминавшими собою кирпичную кладку. На стенах висели портреты Дзержинского, лейтенанта Коломбо, Ливанова и еще нескольких человек, известных только самому хозяину. На столе всегда лежал набор курительных трубок. Вся мебель, будто взятая прямо из девятнадцатого века, была заимствована в антикварных лавках. В углу за шкафом хранились муляжи всевозможного оружия, начиная с простого ножа, кончая доисторическим аркебузом, а также не понятные железные предметы, сильно смахивающие на клещи и кандалы и вызывающие вполне законные вопросы как у посторонних посетителей, так и у начальства. Поговаривали, что в свое время Егор даже хотел устроить в кабинете камин, но встретил ожесточенный отпор со стороны начальника РОВД, поскольку тому показалось, что сие архитектурное нововведение послужит не для обогрева помещения, а для накаливания неких железный предметов в процессе допроса подозреваемых.
Еще Хаттабыч спал и видел во сне скрипку Савельича, дополнившую бы как нельзя кстати его коллекцию. Хотя играть на ней он не умел, да и музыку не любил. Однажды он выпросил скрипку у Николая на некоторое время, аргументировав это тем, что хочет попробовать себя в музицировании. Но уже через полчаса у дверей кабинета Хаттабыча собрался возмущенный народ, заподозривший, что Егор перешел к пыткам не на словах, а на деле - настолько правдоподобными казались звуки, извлекаемые им из музыкального инструмента. После чего Савельичу строго-настрого запретили давать скрипку в руки Хаттабычу даже на минуту, посчитав ее оружием психологического
