Из дневника. 1955-й.
«Вчера, в клубе, на танцах:
Он не отходит от меня весь вечер, а если и отойдет, то наблюдает издали. Конечно, меня это радует, но убегаю к себе в библиотеку и быстро одеваюсь, не понимая: зачем это делаю? На улицу!.. Но догоняет. И в этот вечер всё чудесно! И молодой месяц, и чуть слышное поскрипывание льда под ногами, и даже кот, который встретил возле дома».
Из молодых офицеров, присланных осенью в воинскую часть, где я работала в клубной библиотеке, мне особенно никто не нравился. Правда, Эрик, - красивый, подтянутый, всегда застегнутый на все пуговицы и немногословный, – казался симпатичнее других, но в то же время и отталкивал этой своей закрытостью. Полный антипод Эрику Витька Рябушкин, - некрасивый, высокий, сутуловатый, всегда расстегнутый и даже с офицерской фуражкой набекрень,- тоже не вызывал симпатий и когда видела его, возникало желание что-то подтянуть, подкрутить в этом разлаженном «механизме», чтобы шагал уверенней и не так уж нелепо висели на нём шинель или китель. Еще был Олег, - тоже некрасивый, «громоздкий», более всех уверенный в себе и даже нагловатый, но не делавший попытки приударить за мной. Зато Вася Яхимович, - кругленький, темноволосый, краснощекий и веселый крепыш, - с первого же дня знакомства стал настигать меня и уже через месяц сделал предложение.
Но в феврале пятьдесят шестого прислали еще одного... Да нет, Юрка не был красив, - высок, сутуловат, над высоким покатым и напряженным лбом негустые, светлые волосы, «безвольный» подбородок под большими яркими губами, - но когда смотрел на меня, то из его голубых глаз, очерченных темными длинными ресницами, струился завораживающий свет.
«За стеной библиотеки, в зале, играет радиола. Остаться на танцы? Ведь так хочется увидеть его! Но мне еще надо работать. Не отрываю глаз от двери, - а, может, войдет?
И пришел! И даже пригласил в кино. Но как идти? Еще не кончен рабочий день. Ушел. Наверное, к той… к Рае Шубиной! Не могу писать, дрожат руки. Неужели люблю его и могу ревновать? Нет, это не так!
... На танцах. Неужели не придёт?.. Пришел! Но не «замечаю» его, болтаю с Алёной, но краем глаза вижу: через весь зал идет к нам! Подошёл, взял за руку. Какие у него глаза! Я тону в них, я побеждена».
Тихая мягкая полночь,
Плавно снежинки летят…
Так начиналось моё второе в жизни стихотворение... Наверное, у многих струны поэзии, начинающие звучать в юности, но с годами стихают, - не зря же из-за этого столько поэтов уходили из жизни молодыми.
«Тихая мягкая полночь,
Плавно снежинки летят,
Кленам, березам готовят
Белый, пушистый наряд.
Кажется мне, что прекрасней
Не будет ночей никогда!
Все потому, что впервые
Ты провожаешь меня.
Тихая мягкая полночь.
Молча снежинки летят.
Не говорим мы ни слова,
Но ведь сердца говорят!
... Вот уже четвертый день не вижу его в библиотеке. Неужели не приходит из-за того, что плохо расстались в последний раз? Не хотел, чтобы уходила, не подавал руки, а я повернулась и ушла. Догнал, взял за плечи:
- Учти, у меня есть самолюбие, - опустил руки, добавил: - А теперь иди.
...Все эти дни только о нём и думаю.
Люблю ли я тебя - не знаю.
И кто подскажет мне ответ?
Но без тебя всегда скучаю.
Люблю ли я тебя, иль нет?
Лишь только издали увижу,
Забьется сердце и замрет.
Но любит ли тебя, - не знаю.
И кто подскажет мне ответ?
Ах, почему ты не приходишь?
Ведь целый день всё жду и жду!
Меня ты любишь иль не любишь?
Одна я это не пойму.
... Наконец-то пришёл! Покраснела, растерялась, а он молча посидел минуты две и вышел. Но на танцах… Ни за что не подошла бы к нему, но подошел он. Как же была благодарна! Договорились, что уйдем через час. И подошёл:
- Ну что, пошли?
Предложила:
- Еще вальс… с тобой.
Но отказался. Повернулся и направился к раздевалке. Глупый, нехороший Юрка! Да разве ж я хотела тебя огорчить? Пусть таким неловким и угловатым бываешь в танце, но как же хорошо видеть твои глаза близко-близко, чувствовать твою «нежную» ручку, ошибаться вместе с тобой!
... Не приходишь. Ну, приди хотя бы на минутку! А, впрочем, на минутку не надо, мне этого будет очень мало.
О, если б ты знал, как хочу я увидеть
Твои голубые, родные глаза!
И голос негромкий и милый услышать.
Я счастлива только бы этим была!
Меня обижал иногда ты, - случалось! -
Но был так внимателен, ласков со мной.
Так что же теперь, что с тобою случилось?
Зачем же обходишь меня стороной?
Так долго, так долго с тобой не встречались!
Ужель огорчить тебя чем-то могла?
А, может быть, в том, что расстались с тобою
Есть и твоя небольшая вина?
... Был вчера на танцах, но не подошел, а часов в одиннадцать оделся и ушел. За что издевается надо мной? Ведь так хочется поговорить, посидеть рядом! Он добрый, умный, но слишком самолюбивый.
... Постоянно думать о нём, просыпаться с надеждой увидеть, а потом целый день прислушиваться к шагам и гадать: не он ли? А когда вижу издали, появляется щемящая боль в груди. Почему? Сколько мучающих и неразгаданных «почему»! Всё это слишком выматывает душу.
... Вчера возле клуба играли в волейбол. Был и Юрка. Я смеялась, старалась острить, быть красивой, но что делалось в моей душе! Ведь уверена, что любит меня! Вижу по одному взгляду его дорогих, любимых глаз.
Ветер весенний, развей мое горе!
В далекие степи печаль унеси.
И грусть утопи в темно-синее море,
Но радость и счастье взамен принеси.
... Сон:
Сидим с Юркой в какой-то чужой комнате за круглым небольшим столиком… нет, не понимаю, почему мы здесь, но знаю: он тут - из-за меня. И сидим долго, молча, он что-то пишет, и я не вижу его глаз, но очень хочу видеть! Спросить о чем-то? И вот уже смотрит на меня… потом вдруг наклоняется, берет руки, подносит к губам, быстро-быстро целует. И я счастлива!
... Любить - это страдать. Но когда любишь, мир становится иным, - всё озаряется удивительным светом, люди кажутся добрее, перестаешь замечать плохое, уродливое. И пусть он не любит, пусть не приходит, не обращает на меня внимания, но я-то люблю!»
Из дальних уголков памяти проявляю: я, шестилетняя девочка, подолгу смотрю из окна на улицу, где у дороги играют в монеты ребята, им лет по шестнадцать, и среди них Он, тот, с которого не свожу глаз. В него влюблена и моя подруга, которая уже во втором классе, и вот под мою диктовку она и напишет Ему записку (даже имя его помню!): «Стасик, приходи в овраг сегодня вечером. Мы тебя конфетами угостим».
Похожее было и в школе, в первом классе: он, красивый мальчик с темными волосами, сидит впереди меня, а я, не в силах оторвать от него глаз, не слышу того, о чем говорит учительница. И однажды из-за этого она закричала на меня, а он вдруг оглянулся и показал мне язык. Как же было стыдно, больно! И всё, сразу разлюбила.
А позже, в шестом классе - красивый двоечник Сережка Лашин с последней парты… Помню: перемена, почти пустой класс, я стою у парты, но вдруг входит он, идет в мою сторону… и я сажусь, - подкашиваются ноги.
«Юрка пришел! Отдала ему свой дневник. Какие сделает выводы?
... (Его ответ):
«Галчонок! С первых строк начинаю не соглашаться с тобой. Ты пишешь, что пригласил тебя в кино мимолетно. Я не помню такого. Вполне возможно, что сделала такой вывод, находясь во власти чувства, которое называется ревностью. А, может, эта буря разыгралась в тебе и потому, что не знала о чувствах, которые питаю к тебе. Не согласен и с тем, что ты называешь меня слишком самолюбивым. Ведь каждый человек должен защищать свое «я», иначе им будут пользоваться, как тряпкой. Ты хочешь, чтобы так поступали с тобой? Нет. А, значит, и у тебя оно есть. «Не выставляй своё я»! Мог ли я так сказать? Нет, не мог. Ты ошибаешься, Галчонок!..»
И на этом запись прервалась… Если для меня уже с четырнадцати лет игра со словом увлекала, то для Юрки написать письмо даже матери было проблемой, а уж ответить мне!.. Помню, как вошел в мою маленькую комнату, вынул из бокового кармана свернутую тетрадь с моими записями и сказал: «Галчонок, прости, не могу писать. Лучше всё скажу. Не обижайся, моя хорошая».
«Почему Юрка так дорог мне? Иногда даже страшно, - чувствую какую-то ответственность за него. Долго сидела и думала: что же написать на своей фотографии, которую просил подарить? Но пишу в дневник: Юрка, дорогой! Любое слово кажется мне таким тусклым для передачи того, что чувствую! Знаешь, после каждого твоего поцелуя во мне вспыхивают какие-то новые ощущения, отчего кажешься ты мне волшебником, обладающим магической силой. И сила эта, отпуская мое бедное сердечко только на секунду, вновь зажигает неведомым чувством. А глаза! Боже, какими бывают твои глаза в мгновения вспыхнувшей любви! Но именно в такие минуты болью сжимается сердце от невозможности продлить неземные мгновенья, об утрате которых и слезы выступают.
... Почему любовь и встреча с прекрасным приносят не только радость, но и грусть? Может, потому, что и то, и другое слишком хрупко, мимолетно, беззащитно, и мы с первого мгновения, не сознавая этого, начинаем прощаться?
... Юрка, вчера сказала тебе лишнее, прости! Прости и не верь тому, что становишься чужим. Но в те минуты, когда любовь к тебе вспыхивает особенно сильно, вдруг вижу ту сцену с Лорой. Скажи, как мне забыть её? Ведь это может нас разлучить!»
Тогда в Карачев приехала подруга детства Лариска, - «мой дорогой Чижик». Как раз был какой-то праздник и Юрка принес к нам продукты, - в воинской части офицерам давали хорошие пайки, - и попросил маму приготовить их, чтобы я, мои подруги и его друзья могли хорошо повеселиться, и вот тогда-то… Среди общего веселья я нечаянно увидела, как Лариска обнимает Юрку. Может, то была только её инициатива? Правды я так и не узнала, да и не пыталась узнать, но с тех пор...
«Многое, очень многое, Юрка, пережила я, передумала за это время. И ты, наверное, заметил, что стала я гораздо сдержаннее. А всему причина - ты.
Ты первый, кому я поверила, кого полюбила, и ты первый, кто обманул мои чувства. Свет во мне погас. Вспыхнет ли снова? Не знаю».
Нет, так ярко влюблённость во мне больше не вспыхивала. И тогда её «костер» продолжал
