первоначального, революционного, ислама. Действительно, мы видим у них сведение ислама к чистой «духовности», к ритуалам, отказ от всякой борьбы с гнётом, с несправедливостью, с тиранами. В этом плане мурджиа неотличимы от современного христианства, их идеология фактически была секуляристской: «грешить – греши, главное потом не забудь помолиться». С другой стороны, как горбачёвская перестройка была прогрессом по сравнению с брежневскими временами холодной войны, так и мурджиа были прогрессивны на определённом этапе, прекратив кровопролитную междоусобицу между мусульманами. Аналогия, действительно, налицо: классовая борьба русского пролетариата с мировой империалистической буржуазией переродилась за годы советской власти в конкурентную межимпериалистическую грызню между СССР и Западом за мировое господство, большевизм переродился в агрессивный российский национализм, прикрытый ленинскими фразами, перестройка положила конец холодной войне, но одновременно горбачёвцы отказались и от классовой борьбы; так же и джихад в своё время переродился в междоусобицу, мурджиа положили конец междоусобице, но при этом отказавшись и от джихада.
Теперь о сносках, приводимых Маудуди в данной статье. Чтобы не тратить время впустую, я не стал переводить те сноски, где даются лишь ссылки на источники (какой смысл переписывать арабские имена и названия источников, написанные английскими буквами, по-русски, если широкому кругу читателей они всё равно ни о чём не говорят?), переводя лишь те сноски, где приводятся цитаты – кому надо, могут перейти по ссылке и посмотреть.
P.S. Пользуясь случаем, я хотел бы сделать небольшое дополнение к моей предыдущей работе, «Мирсаид Султан-Галиев…», в отношении моей критики Бунтаря. Бунтарь вспоминает об идеях «разумного эгоизма» Чернышевского, оправдывая свой уклон в экономизм. В чём же прав был Чернышевский, а в чём неправ?
В «Философских тетрадях» Ленин рассматривает одну книгу о нём, и её автор (вроде Стеклов) справедливо подмечает, что Чернышевский в этой своей теории «разумного эгоизма» «перегибает палку» в том плане, что объясняет эгоистическим интересом все человеческие поступки - даже те, которые никакой материальной выгоды не несут.
В «Что делать?» Чернышевского Лопухов проявляет заботу о своей возлюбленной Вере Павловне, и на её восхищение им - мол, «Какой ты благородный!» - отвечает, что, мол, «В моих действиях нет никакого благородства, здесь – один голый расчёт».
Эти взгляды Чернышевского – это незрелый, механический материализм, во многом упрощённый (подобно тому, как в 18-м веке было веяние сводить всю медицину к физике или к химии, отрицая специфические, чисто биологические закономерности). Действительно, разве можно объяснить «эгоизмом» то, что человек, к примеру, жертвует собой ради близких, друзей, родины, класса и т.д. и т.п.? А ведь таких случаев – тьмы и тьмы в истории. Так же и в случае с Лопуховым: мы, конечно, не собираемся сводить всё к животному инстинкту секса, потому что точно так же он мог помочь и другу своего пола, не испытывая к нему полового влечения (хотя буржуи и мещане именно так только и могут объяснить такое самопожертвование – «Значит, он голубой! Ну, либо идиот, лопух»). Поступки, подобные поступку Лопухова, не являются эгоистичными, и материализм заключается не в том, чтобы обнаружить здесь скрытый эгоизм – это было бы упрощением, и здесь у Чернышевского, безусловно, ошибка. Материализм заключается в том, чтобы обнаружить здесь влияние материальных факторов, в том числе человеческих инстинктов. «Значит, всё-таки секса!» - воскликнет обыватель, плетущийся в хвосте за буржуйской пропагандой.
Нет, не только секса.
Сам я лет 7 назад этого ещё до конца не понимал и стоял на позициях, близких к Чернышевскому – а значит, в чём-то и к Бунтарю. Разобраться в данном вопросе мне помог вышеупомянутый основатель «террористической» партии Хизб ут Тахрир идеолог исламизма Такиуддин ан Набхани.
Нам, марксистам, не раз приходилось слышать возражение со стороны мещан, что социализм, якобы, недостижим, потому что-де «никогда никто не будет жить ради других, каждый будет всегда думать в первую очередь о себе», что-де «руки у человека так устроены, что он будет всегда грести под себя» и тому подобные пошлости. Набхани же в своей работе «Мышление» (правильнее – «Мысль») разбивает подобные доводы (в моей рецензии в 2009г. я не до конца понял эту его мысль, приняв за народнические сопли и раскритиковав с позицией того самого вульгарного, механического материализма). Он верно пишет, что у человека заложено в инстинктах не только удовольствие от того, чтобы присвоить что-либо себе, но и от того, чтобы сделать приятное другому. Действительно, мы видим на каждом шагу примеры, что те же буржуи, будучи людьми очень жёсткими по отношению к своим подчинённым, будучи нахрапистыми, жадными взяточниками и карьеристами – будучи людьми, у которых бескорыстие вызывает в душе лишь презрительную усмешку – в то же время без меры балуют своих детей, жён, тратят миллионы на любовниц и т.п., потому что им это приятно само по себе, хоть бы это даже никакой выгоды им не несло. Хотя в буржуазном общественном мнении это и воспринимается как «слабость», тем не менее, каждый этим «грешит» (ну, или почти каждый – за исключением тех, у кого данный инстинкт удовлетворяется извращённым путём – «переключается», «сублимируется» в удовлетворение чувства мести, в наркоманию и т.п.).
И речь не идёт о том, пишет Набхани, чтобы «жить ради других» - разумеется, каждый будет всегда думать в первую очередь о себе. С этим никто не спорит. Речь идёт о том, чтобы быть ответственным за других.
Разумеется, наивно было бы думать, что в рамках капитализма можно привить обществу такую ответственность, и попы, лицемерно призывающие изменить мораль, не меняя капиталистических основ, сами же своим примером себя опровергают: призывают к бескорыстию, а у самих из-под рукава рясы часы за 100 тысяч долларов торчат. И здесь исламист Набхани оказывается материалистом, подчёркивая: общество – не есть простая алгебраическая сумма независимых друг от друга личностей, как пассажиры на корабле. Глупо думать, что, изменив одного человека, потом – другого, третьего и т.д., как учит лживая поповская теория «малых дел» («вот если бы каждый перестал бы брать взятки, стал бы помогать бедным, перестал бы пьянствовать, то бедность, несправедливость, пьянство исчезли бы, и всё было бы распрекрасно» - утопия, проповедуемая постоянно по телеку), мы изменим общество. Нет, всё как раз наоборот: чтобы изменить людей, нужно сначала изменить общество – верно пишет Набхани. Его мысли, по сути, марксистские: люди – продукты общества, «бытие определяет сознание». А ещё находятся «марксисты», как Бунтарь, которые называют Набхани и других идеологов исламизма «попами»!
Вернёмся к Чернышевскому. В чём же он прав, а в чём не прав? Прав он в том, что, выражаясь словами одного из героев романа «Кукла» польского писателя конца 19-го века Болеслава Пруса, «люди зачастую высокими идеалами прикрывают интересы желудка» - если говорить упрощённо, а если точнее – любые «высокие порывы» (в том числе и действительно высокие) имеют в своей основе материальные факторы. Это верно. Неверно то, что, каждый человеческий поступок Чернышевский объясняет корыстью (хотя, конечно, смотря что понимать под словом «корысть»: человек, жертвующий чем-либо, в том числе, и жизнью, ради другого, удовлетворяет при этом свой вышеупомянутый инстинкт – или, говоря простым языком, получает от этого наслаждение, «кайф»).
То есть, Бунтарь берёт у Чернышевского его слабую сторону, т.е. не его материализм, а именно упрощённость его материализма – берёт, с тем чтобы оправдать свою утончённую проповедь экономизма. Мы же берём у Чернышевского его сильную сторону – материализм – и развиваем её, дополнив её современными передовыми идеями, идеями Ленина и Набхани.
21 ноября 2013 г.
А. Г.
В этой главе мы постараемся пролить свет на политическую мысль, заложившую основу общества и государства в ранние времена ислама и изменения, которые вкрались в неё в первые век с четвертью Хиджры [т.е. в 621-746 гг. от рождества Христова; Хиджра – мусульманский календарь].
А
Принципы исламской политики
Мусульманское общество, возникшее с приходом ислама, и государство, которое оно формировало при допущении политической власти, были основаны на определённых ясно очерченных принципах. Самые выдающиеся из них и важные для нашего предстоящего обсуждения были следующие:
1. Верховная власть принадлежит богу, а исламское государство является фактически вице-правлением, не имеющим права применять власть, кроме как подчиняясь закону, который был открыт богом его пророку, и в соответствии с ним [1].
2. Все мусульмане имеют равные права в государстве, независимо от расы, цвета [кожи] и языка. Никакой человек, группа, класс, клан или народ не наделён какими-либо особыми привилегиями, и никакое из таких отличий не может определять подчинённое положение кого-либо [2].
3. Шариат (т.е. закон бога, изложенный в Коране и сунне, подлинная практика пророка) является верховным законом, и каждый, начиная с человека с самым низким положением и кончая главой государства, управляется им [3].
4. Правительство, его власть и собственность – имущество бога и мусульман, управляемое по доверенности, и оно должно быть доверено богобоязненным, честным и справедливым; и никто не имеет права пользоваться ими путями, не разрешёнными шариатом или несовместимыми с ним.
5. Главе государства (халифу, имаму или эмиру) должны быть предписаны взаимные консультации с мусульманами и их согласованность. Он должен управлять ведением дел и выполнять законодательную работу в консультации с ними в пределах, предписанных шариатом [5].
6. Халифу или эмиру нужно охотно подчиняться во всём, в чём он прав и справедлив (маруф), но никто не имеет права требовать повиновения в служении греху (масиах) [6].
7. Наименее подходящие на ответственные должности вообще и на должность халифа в особенности – те, кто жаждут их, стремятся к ним [7].
8. Самая главная обязанность халифа и его правительства – устанавливать исламский порядок жизни, поощрять всякое добро и пресекать всякое зло.
9. Право, а также долг каждого члена мусульманского сообщества – препятствовать совершению неправильных и несовместимых с исламским государством вещей [9].
В
Ранний халифат и его отличительные черты
Правление ранних халифов, следовавших за пророком, основывалось на вышеупомянутых принципах. Каждый член сообщества, получивший воспитание под руководством и заботой пророка бога, знал, правительство какого рода отвечает требованиям и отражает истинный дух ислама. Хотя пророк не завещал решения, касающегося вопроса его преемника, члены сообщества не сомневались, что ислам требует демократического решения вопроса. Поэтому никто не закладывал основы передаваемого по наследству правительства, не использовал силу для получения власти, и не пытался назначить себя халифом. Наоборот, народ, по своей собственной воле, выбрал четырёх человек,
