полюбившееся, показать аккорды. А когда певец отдыхал, сами пытались что-то изобразить на видавшей виды семиструнной гитаре. Больше всего Виктору нравилась жалобная песня о несчастном прокуроре, который остался один, приговорив к смертной казни сначала жену, а затем и сына, ставшего вором:
Его повели, расстреляли
На старый кладбищенский двор.
И над сырою могилой
Плачет отец-прокурор:
Милый мой, славный сыночек,
Зачем ты так рано ушёл?
Немало ты горя увидел,
Отца-подлеца ты нашёл…
Диссонансом здесь звучали песни Аркадия Северного, раннего Высоцкого, многие другие. Они не вписывались в официальную доктрину воспитания достойной смены, но они были, переходили из уст в уста, из одной потрёпанной тетради в другую, часто искажаясь до неузнаваемости. И только с первых катушечных магнитофонов, с какой-нибудь затёртой до дыр двадцатой или тридцатой копии можно было услышать сквозь помехи и искажения поистине легендарный первоисточник – голос, который был многократно повторён безвестными певцами на кухнях или на таких вот лесных полянах…
5.
Кормили в пионерлагере хорошо, но рядом, за высокой каменной стеной, выросшей, видимо, в военное голодное время, находился старый хлебозавод, со стороны которого доносился шум моторов и нестерпимо приятный сладковатый запах свежеиспечённого хлеба. Но что такое полуразрушенный кирпичный забор для двенадцатилетнего подростка? По приставленной доске, по выбоинам, будто альпинисты, пацаны во главе с Виктором в считанные секунды взбирались наверх и наблюдали за всем, что происходило внутри ограды. Сквозь настежь открытое окно было видно, как женщины в больших серых передниках формуют тесто, загружают его в печь, как вынимают оттуда мягкие горячие буханки хлеба, источавшие тот самый сладостный аромат, который распространялся на всю округу.
Вот пожилая работница подошла к окну, махнула ребятам рукой, и когда пацаны спустились вниз и подбежали поближе, прямо с транспортёра в их руки перекочевал вожделенный пахучий кирпичик, который тут же был растерзан и съеден с жадностью и наслаждением. Ещё пару буханок ребята забрали с собой и в спальных палатах раздавали всем желающим дымящиеся ломти вкуснейшего ржаного хлеба.
Несколько таких походов прошли удачно, но однажды малолетние расхитители попались на глаза заведующей хлебозаводом, полной крикливой бабе, которая работала здесь давно и даже теперь временами становилась к печи, подменяя штатных работниц.
- Вы что, - набросилась она на своих товарок, - в тюрьму меня хотите упечь? Детей моих сиротами оставить? И как я буду списывать весь этот хлеб? По какой статье? А ОБХСС нагрянет! Кто тогда глазами моргать будет?
Понятное дело, догнать ребят со своей грузной комплекцией заведующая не могла. Но, закончив внутренние разборки, она тут же направилась к соседям. Легко преодолела пост красногалстучных дежурных на проходной, увидела Виктора, улепётывающего с буханкой хлеба под мышкой, и, прихватив начальника лагеря, закрыла своей мощной фигурой дверной проём спальной палаты, в которой скрылся наш герой, не давая ему возможности проскользнуть мимо…
Когда страсти немного улеглись, взрослые, видимо, пришли к консенсусу и решили, что отказывать детям в куске хлеба недостойно советского человека, тем более - руководителя. Однако на утренней линейке начальник лагеря произнёс круто-воспитательную речь о недопустимости воровства вообще, и в пионерлагере, в частности. Виктор стоял - ни жив, ни мёртв, ожидая «экзекуции». Но на этот раз обошлось – начальник лишь сверкнул очками в его сторону, даже не назвав имён. Хотя запросто могли снять пионерский галстук и с позором отправить домой.
Следствием было лишь то, что каждый вечер у дверей столовой начали ставить поднос с аккуратно нарезанными кусочками хлеба. Ребята, конечно, разбирали их, чтобы подкрепиться, но это, согласитесь, было уже совсем не то…
6.
Поход! Это слово всегда завораживающе действовало на подростков. Тем более, на пионеров, которые в любой момент должны быть готовы к борьбе за нужное и важное дело Коммунистической Партии. Но вот, наконец, наступило долгожданное время, когда все, от мала до велика, стали готовиться к самому увлекательному делу в жизни лагерной смены. Учились ставить палатки, укладывать рюкзаки и разжигать костёр. Старшие ребята готовились идти далеко, с двумя ночёвками. А отряду Виктора разрешили прогуляться всего лишь за несколько километров на небольшой полуостров, заросший лесом и с трёх сторон омываемый Волгой.
Машина привезла на место весь скарб, а допущенные к походу человек пятнадцать, конечно, пошли пешком. Пока размечали территорию, ставили палатки, трое путешественников во главе с Виктором взяли удочки и отправились рыбачить, надеясь приготовить вечером настоящую уху - не в какой-нибудь кастрюле, а в котелке над костром, разведённым собственными руками.
Нашли подходящее открытое место, забросили снасти в мутноватую, покрытую лёгкой рябью воду и стали ждать первой поклёвки. Самодельный, из гусиного пера поплавок слегка покачнулся и плавно пошёл в сторону. Виктор подсёк. На крючке оказалось нечто весьма неординарное: неужели сом? Ореховая удочка гнулась дугой, но огромная рыбина никак не шла на поверхность.
- Зацеп у тебя, - сообщил начинающему многоопытный Славка. – Теперь или обрывай, или лезь в воду.
Ни крючков, ни поплавков в запасе у ребят не было, и наш герой, раздосадованный неудачей, сбросил одежду и осторожно, чтобы не напороться на корягу, ступил на тёплое илистое дно.
- О, да тут что-то натянуто, - потянул он на себя длинную верёвку.
Дёрнул посильнее и вытащил на берег небольшую сеть - запрещённое орудие лова, в котором трепыхалось десятка полтора приличного размера окуней и плотвы.
- А ты знаешь, что за такие дела и утопить могут, - оглядываясь по сторонам, громким, слегка испуганным шёпотом сообщил Славка.
- Ой, да ничего не будет, - выбирая рыбу, отмахнулся Виктор. – Зато, какую уху сварганим - объеденье! А сетку заберём с собой - ещё где-нибудь порыбачим.
- Я воровать не буду. Мой отец зимой три дня такую плетёт, - возразил потомственный рыбак. – Поставим на место, может новая рыбка придёт, хозяин и не заметит убыли.
- Тоже мне хозяин, - хмыкнул Витька, - Он сам у государства ворует. Рыбнадзора на него нет!
Но сеть, всё же, установили так, как она была натянута изначально. Когда вернулись в лагерь, костёр был разожжён, и оставалось только повесить над ним большой походный котелок, в котором не мешкая заварили настоящую рыбацкую уху. А когда всё было готово, рыбаки обратили внимание, что мимо поляны по тропинке прошёл мужичок с рюкзаком. Остановился, учуяв манящий аппетитный запах, постоял немного, покачал головой и молча убрался восвояси…
- Эх, позвать надо было, - немного расстроившись, сказал Славка. – Его рыбку едим.
- Обойдётся, - ответил Виктор. – Он браконьер, а значит, сам боится рыбнадзора, да и нас тоже. К тому же, если вожатые узнают, что мы купались – шума не оберёшься…
7.
Ах, эти сказочные летние ночи у костра! Прохладный тёмный лес немного страшит. Он дышит холодом и заставляет ребят поближе придвинуться к огню, который, напротив, греет и осыпает летящими во все стороны искрами, прожигая, порой, одежду, но согревая сердца. И волшебные звуки гитарных аккордов звучат здесь совсем не так, как в помещении, в закрытой лагерной палате. И песня, летящая вверх, к огромным, сверкающим алмазами звёздам, и молодые, рвущиеся к необозримым просторам Вселенной, души:
Дым костра создаёт уют,
Искры тлеют и гаснут сами.
Пять ребят о мечте поют
Чуть охрипшими голосами…
Не передать словами того многообразия чувств, которые охватили ребят, сидевших у костра в эту тихую тёмную летнюю ночь. Многим романтическим душам тогда казалось, что они прикоснулись к вечности. И всего лишь слабым отзвуком пережитого были стихи, написанные много лет спустя одним из участников описанных событий:
Помню пионерские речёвки,
Наш поход, гитара у костра...
В лагере палаточном ночёвки
У костра - до самого утра.
Аромат картошки, что печётся
На углях, но не дошла пока,
Песня, что сама собою льётся,
Чёрный чай с огня, из котелка...
И в золе измазанные лица,
Золотые отблески костра,
Та, в которую хотел влюбиться,
Что была мне ближе, чем сестра...
На рыбалку утренней зарёю.
И вода - парное молоко!
И туман над речкой, над землёю,
И поклёвка - так чуть-чуть, легко...
Запах сосен, эхо наших песен,
Галстук пионерский на груди.
Где ты детство? Был так интересен
Мир, что простирался впереди!
Мир, в котором мы имели место,
Где я был так важен для страны,
Где ждала меня моя невеста,
Где мы были всем всегда нужны!
Гордость за советскую Державу,
За отцов, что били всех врагов.
В бой, в поход, на подвиг и на славу -
Пионер на всё... всегда готов!
Продолжение следует…[/b]
