не страдать. Я же не скандалю с тобой из-за денег?
- Нет, не скандалишь… - соглашается: – Но я же знаю, что…
- Слушай, а не испить ли нам чайку с мёдом.. по традиции?
Согласился.
... На другой день, придя с работы, спрашиваю Платона:
- Ну что, занял деньги у Махонина для Алены?
- Да, занял.
«Значит, снова - в долгах» - выдыхаю про себя, и начинаю подкрадываться к тому, что давно хотела сказать... Или не говорить? И всё же:
- Платон, оформи на меня доверенность на те пятьсот рублей, которые лежат у тебя на книжке. - Он удивленно вскидывает брови. - Пойми, в жизни всё может случиться и где тогда деньги возьму?
Сразу взрывается:
- Ты что? Хоронить меня собираешься?
- Да не собираюсь я тебя хоронить! – словно пугаюсь: – Но мало ли что может случиться? Что тогда буду делать и с твоими долгами?
- Нет, не буду оформлять, - отрезает: – Это крохоборство.
И у меня перехватывает дыхание… Выбегаю на балкон, плюхаюсь в уголке на кастрюлю... Хлопки выбиваемых ковров, карканье галок, голоса играющих во дворе детей... а меня хлещет, хлещет обида... словно крапивой: это я-то крохоборка?
... На другой день иду с работы домой... После дождя-то всё вокруг цветет, радуется! Попробую-ка и я настроиться на волну счастья! Да и вообще, надо учиться жить проще.
Дома никого нет. Сажусь на диван, беру в руки вязанье, но… Платон! И - прямо с порога:
- Может, хватит тебе играть в эти игры?
Не сразу соображаю: что за игры? Но...
- Так для тебя это игры? - И снежный ком покатился: - Это я-то крохоборка? – А слезы уже вот-вот! - Что, разве выискиваю деньги у тебя по карманам, как другие жены? – А слёзы уже капают на вязанье. – Что, разве каждый день грызу тебя из-за них? - Смахиваю их ладонью. - Да если б не вязала, - протягиваю к нему спицы, - если б не шила все детям и себе, то в одном и том же платье ходила!
Уже рыдаю.
- Ну, хорошо, - подходит, кладет руки мне на плечи: - Я готов перед тобой извиниться.
- А я не готова тебе простить!
- Но ты же сказала, - говорит пока сдержанно: - что если я помру, то тебе придется расплачиваться. Разве можно об этом думать?
- Да, можно. Нам уже не по двадцать пять, - отбрасываю спицы: - Да и вообще, не могу я больше жить вот так... вечно подсчитывая копейки. Мне страшно!
Он стоит рядом, улыбается.
- Чего улыбаешься? – всхлипываю: - Да, я боюсь, боюсь!
Но вот садится рядом, кладет руку мне на голову:
- Мне жалко тебя. Хочется погладить...
- Не подходи! – шарахаюсь в сторону.
Тогда подхватывается и он:
- Ну и что, что занял у Махонина! – сразу кричит: - Ну и что, что денег нет! Если помру – займешь. И долг отдашь как-нибудь. – бросает со злобой.
И уходит к себе, а я…
А я сжимаюсь на диване и почти рыдаю.
Но приходят дети. Он ведет их к себе, начинает им что-то объяснять, а я иду в ванную, умываюсь, бросаю под язык таблетку «Валидола». Нет, колотится, колит сердце. Снова - на балкон?.. Но вдруг влетает Глеб:
- Все! Я все понял. Ты не права.
Господи, еще и он!.. Но ничего не отвечаю, одеваюсь, ухожу на улицу.
В школьный двор! Ах, еще не темно… не хочу, чтобы встречные видели слезы.
К оврагу... в рощу... Влажно-то как! И соловей поет... Но снова - люди. И нахожу уголок за соседним домом… По тропинке - туда-сюда, туда-сюда... Рядом - яблоня цветет… ветер крадется меж веток ивы... или что-то в них ищет?..
Но становится совсем темно. Надо домой. Наверное, дочка ждёт, волнуется.
... Сегодня пришла с работы вымотанная! Платона нет, дети занимаются чем-то в другой комнате. Не поужинав, прилегла на диван, отвернулась к стене, свернулась эмбриончиком. Как голова болит!.. сердце, да и вообще… Но вдруг услышала голос Платона:
- Перевод из Тулы пришел. За роман.
Ну, и что?.. ну, и пусть... мне и это безразлично... и даже можно умереть.
Но вошла дочка, постояла рядом, погладила по голове:
- Ма, может, таблетку?
- Нет, не надо. Отлежусь, - пробурчала, даже не повернувшись к ней.
Но она засобиралась куда-то.
- Куда ты?
Подошла, головой прижалась к моей:
- Деньги с папой получать.
А потом сидели они у телевизора, Платон считал деньги, распределял их, подошёл и ко мне:
- Вот, хочу детям по пятьсот рублей дать, а остальные положи на книжку.
- Не надо… на книжку... а то снова «крохоборку» получу… на сдачу, - бросила.
- Ну, куда хочешь, туда и положи, - обиделся.
Да, знаю, знаю: жёстко - я! Надо бы поздравить, «обмыть событие», и тем более жёстко, что дочка поднесла, протянула мне три алых гладиолуса, - папа, мол, купил, - а я… а мне… А у меня не было сил переломить себя и вот...
Сижу, пишу эти строки, а деньги лежат рядом... под алыми гладиолусами.
... Сегодня подошла к Платону:
- Ты возьми деньги. И давай теперь не по двести рублей в месяц, а по сто пятьдесят. Ведь тебе же кажется, что обираю...
- Ты опять начинаешь? - пробубнил.
А вообще-то сегодня чувствую себя сносно, и потому... Может, поговорить с ним спокойненько так, не срываясь? И вышла на балкон, посидела на кастрюле, потом снова подошла к нему:
- Платон, я очень хочу, чтобы ты хоть месяца три походил на какую-нибудь работу. Я устала от тебя. - Нет, наверное, не получится «спокойненько». - Да и вообще, уже давно мне кажется, что идем мы с тобой в разных упряжках. Ты полностью поглощен своими проблемами и тебе нет дела до того воза, который тащу я. - Сидит, скрестив руки на груди, вытянув ноги, уставившись в пол. - Не хочешь ты знать и того, как устаю я на работе, что такое вечная экономия денег, забота о том, где и что достать, чем вас накормить. Не знаешь, как зачастую не под силу бывают эти еженедельные поездки в Карачев… на выходные дни, где - огород, который нужно выполоть, дети, которых нужно и там чем-то накормить, уход за старой, больной матерью... - Он поднимает голову, чему-то усмехается. - Да нет, не думай, что делаю из себя героиню, большинство женщин так и живут, но... По-видимому, я слабее их и мне всё это становится не под силу. Устаю так, что почти исчезло ощущение жизни...
Но подкатывает ком к горлу... Проклятые слезы! Не успею сказать, что хотела!
- Вот дочка говорит, чтобы я смирилась с тем, что ты - большой ребенок. А я не хочу с этим мириться! Хочется, чтоб рядом был...
Нет, не успела всё высказать! И убегаю на балкон, плюхаюсь на кастрюлю, сушу лицо ветерком, смотрю на летающих стрижей... Я теперь ча-асто вот так… вместе с ними… в их воздушных играх! Носятся меж домов, как в ущелье, и с такой радостью, с таким пронзительным весельем пищат! И эти их полеты всегда успокаивают… Но слышу: щелкнул замок, - Платон ушел. Как же хорошо, что ушёл!.. что не попытался... Нет, попытался, - подошел, тронул за плечо:
- Ты все слишком драматизируешь.
Сжалась, опустила голову:
- Может быть... Но ты иди, иди...
И лишь рукой махнула.
Николай Бердяев*:
«Страдание имеет смысл совсем не потому, что оно необходимо и справедливо, что оно - высший закон жизни, а потому, что оно есть опыт свободы, путь человека, и что человек может обнаружить в этом пути свою духовную победу, может достигнуть освобождения и просветления, может выполнить завет любви и милосердия».
Может, эти слова философа и кажутся оторванными от жизни, но для нас они были реальностью. Да, в годы социализма нам мало платили, плохо кормили, не давали свободно дышать, думать, говорить, пригвождая идеологией. Но мы тихо противостояли. Так что же потеряли, страдая, а что приобрели? Всегда ли исполняли заветы любви и милосердии, и удалось ли одержать духовную победу, достигнуть какого-то просветления в этом противостоянии? Не найти ответа, но…
Но мы пытались.
*Александр Блок (1880-1921) - русский поэт, драматург, переводчик, литературный критик.
*Советский писатель» (издательство), основанное в 1934 году.
*«Новый Мир» - ежемесячный толстый литературно-художественный журнал.
*КГБ - Комитет государственной безопасности CCCP.
*Искусствоведы в штатском - так в народе называли сотрудников КГБ.
*Михаил Горбачёв (1931) - Генеральный секретарь ЦК КПСС в 1985-91, президент СССР в 1990-1991 годах.
*Андрей Платонов (1899-1951) – советский писатель, драматург, поэт.
*Николай Бердяев (1874-1948) - религиозный и политический философ.
