Помню, как-то внучка второклассница впорхнула на кухню:
- Ба, собратья… это что?
- Машенька, начнем с того, что не «что», а «кто» и в этом слове ударение не на «я», а на «а», - вытерла руки, присела: - А по значению… Это такие люди, которых объединяет…
- А, поняла, - не дала договорить: - значит, поперу были братьями?
– Что-то не припомню таких…
- А вот у деда написано: собратья поперу.
- Где у деда написано?
- Да там... на его столе....
Идем в комнату Платона.
- Вот, смотри, - прижала листок пальчиком: - по-пе-ру, только почему-то с маленькой буквы и «по» отдельно.
- Машенька, не поперу, а по перу, - рассмеялась: – И это собратья деда, которые тоже пишут… журналисты, писатели.
- А-а, - пропела. – А я думала…
Так вот, для моих любознательных потомков хочу выбрать из своих дневников записи только о местных журналистах и писателях, чтоб знали, какими они были в те, «застойные» годы эпохи Брежнева* и подкатывающейся Перестройки*? Ярких портретов не получится, - так, карандашные наброски, - но и они слегка дополнят «атмосферу» тех лет.
1981-1989
«Журналистская конференция... правда, моего журналиста на неё не пригласили, - он, по выражению секретаря Обкома, «не тем светом светит» - но Платон всё же пришёл, выступил, и наш оператор заснял его, но мой редактор, конечно, не взял в сюжет для Новостей таких его слов:
- Вот редактор «Рабочего» жалуется, - говорил чуть срывающимся голосом: - что нет, мол, материалов, которые выделялись бы. А откуда же они возьмутся, если в редакции нет ни одной журналистской личности? А нет личности, нет и лица газеты.
И на эти его слова все журналисты промолчали.
... Вчера начинающий писатель Шелгунов шепнул Платону: из Обкома от писательской организации запросили справку о количестве выступлений Качанова в прошлом году. И там же состоялось обсуждение сборника секретаря местной писательской организации Якушкина «на бис», потому что первый секретарь Обкома вначале отрекомендовал автора как «значительного поэта, писателя и публициста нашей орденоносной области». Ну, как же не бисировать после рекомендации такого «высокого» литературоведа и знатока поэзии!
... Слёт творческих работники области. Доклад делает секретарь Обкома по пропаганде Смирнов: «Должны повышать свой идейный уровень… борясь и соревнуясь в честь съезда нашей славной коммунистической Партии... в момент наибольшего обострения идеологической борьбы...» В первых рядах, во главе с Якушкиным, внимают ему писатели земли нашей: Посков, Денискин, Файсович, Дибурский, Савкин... А секретарь уже бичует поэта Фатеева:
- Он поднимается до ненужных обобщений. – Делает паузу, поверх очков смотрит в зал: - Вот так и в политическом мире есть дяди, которые тоже в ножички играют, грозя доиграться.
Я сижу в последнем ряду, так что эти идеологические перлы долетают ко мне прорежено, а передо мной, на девятнадцатом, художник Виталий Никитич Меньковский, и он мне - альбомчик, я ему – «Курьер Юнеско»… Но уже побаливает голова и оттого, что долетает, а тут еще начинают «с листов» ораторствовать творческие работники: «Достигнуты определенные успехи… однако имеются определенные недостатки... мы заверяем… мы справимся... мы приложим все усилия… мы успешно встретим очередной съезд партии и тысячелетие родного города!»
Но всё же закончился слёт. Уф, как на улице-то хорошо!.. Но настигли Платон с писательницей Гончаровой. Сейчас придём домой, и надо будет кормить их, вести беседу, а у меня голова!.. Да нет, Гончарова дама умная и приятная во всех отношениях, но всё как бы разглядывает меня. А мать у неё - лежачая больная, а денег - кот наплакал. Ох, горе, горе этим бескомпромиссным!.. Но счастливы ли посковы и якушкины, готовые за масло на хлебе «заверять, прилагать и справляться»? Во всяком случае, не нищие.
... Сегодня читала стихи «значительного поэта» А. Якушкина. Да, всё в них вроде бы на месте, и даже рифмы, но… Но не звучит в этих стихах поэзия! Так, рифмованная риторика.
Не так уж много у меня врагов.
Но и друзей – что делать? – так немного.
И я порою погляжу кругом, -
Как будто исполняю роль немого.
И я порой – как будто бы в пустыне,
Где призраки безмолвно собрались.
И, словно чей-то глаз,
В далёкий купол вдвинут…
И еще:
Дороги,
Вечные дороги!
А знаю, Якушкин – тихий, послушный чиновник местной писательской организации, и никаких дорог у него не было, но вот:
Мне ваш палаточный уют
И бесконечные тревоги
Всегда покоя не дают.
А я на вас и не в обиде,
Я только так желаю жить
Чтобы конца пути не видеть,
Спешить, всю жизнь спешить.
Может, поэт принимает желаемое за действительное, поэтому в этих строках и не ощущается правды?.. Нет, «закушу-ка» вот таким:
… И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль…
Ну да, Александр Блок*.
... Помню: дети были маленькими и всё мечтали о волнистых попугайчиках, а Платон в то время работал в издательстве, редактировал рукопись некоего Романюка и тот как-то сказал, что волнистые, мол, у него есть, даже потомство выводят, и пообещал дать пару. Но вскоре Платон законфликтовал с начальником Якушкиным, а Романюк ему и говорит:
- Я принесу вам попугайчиков, но чтобы Якушкин об этом не узнал.
Ну, после такой «ремарки» и купили мы попугайчиков на базаре.
... Прохожу мимо двери в комнату мужа и слышу:
- Вот, читаю стихи из нового сборника Файсовича, нашего местного роэта, - прикрывает книжечку, смотрит в мою сторону: - Читаю и думаю: жаль все же, что не было у меня в жизни хорошего учителя.
- Да-а, - протянула: - и у меня не… Но что ж делать-то? Учителя на дороге не валяются.
- Нет и среды, чтобы на равных хотя бы поговорить с кем-то, - не поймался на предложенную интонацию и снова прострадал: - А вот «значительный поэт и писатель Якушкин» напечатал в «Рабочем» свои мемуары, в которых пишет, что его учителем и был как раз поэт Борис Файсович.
- Ну, каждый выбирает себе учителя по своему разуму-подобию и поэтому…
- Да нет, - перебивает: - я ничего не имею против Файсовича. Воевал, был ранен, руку потерял на фронте, но как поэт…
И читает:
Бьёт полуночный час,
Но планете спокойно не спится,
Много дел на земле,
Много бед и солдатских могил.
Отзвенели удары,
Старый день улетел, словно птица,
Новый день,
Неизведанный день на земле наступил.
А над древним Кремлём
Светят молодо алые звёзды.
В неизведанный день
По-хорошему, смело глядя…
Ну, и так далее, - грустно улыбается: - Разве это стихи?
- Платон Борисыч, человек хотел излить душу поэтическими строками «по-хорошему, смело глядя», а ты…
- А что я?.. Но после таких перлов и - в учителя?
- Не нравится, не учись у него. А насчет Якушкина… Так ведь говорят же, что яблоко от яблони, а вернее, ученик от ученика недалеко…
Вроде бы и улыбнулся, но стало ли ему от этого легче?
... Понавычёркивали редакторы «Рабочего» в статье Платона!.. Жаловался, страдал, потом вроде бы успокоился, а сегодня:
- Ходил к ним... - Поняла, что в газету. - Настоял, чтобы все восстановили.
- Ну, и как? Восстановят? - улыбнулась.
- Посмотрим, - дернул усом.
Конечно, как же редактору не вычеркивать, если все его послушные журналисты пишут примерно так (цитирую корреспонденцию из «Рабочего»):
«Коллектив Дьяковского хрустального завода по примеру передовых предприятий страны включился во Всероссийское социалистическое соревнование за увеличение выпуска высококачественных товаров народного потребления. А в этом году хрустальщики обязались еще увеличить производительность труда по сравнению с годовым заданием на один процент и на полпроцента снизить себестоимость изделий. Застрельщиками в выполнении напряженных социалистических обязательств выступают коммунисты и комсомольцы».
И как?..
... И лежат в «Рабочем» уже пять материалов Платона, но их не печатают, - «слишком резко написаны». Пошел сегодня «категорически» разговаривать с главным редактором Кузнецовым.
... Идем с мужем на речку загорать, а у подъезда на лавочках сидят в рядок бабули и я бурчу:
- До чего ж ужасно вот так, на лавочках доживать свой век! Уж лучше не жить. Человек до конца своих дней должен трудиться, - увлёкшись, разворачиваю тему: - трудиться, и быть кому-то нужным.
- Да, конечно, - вторит печально Платон: - Вот иногда и думаю, что никому уже не нужен, - делает вдруг неожиданный вывод.
- Ерунду мелешь...
И бросаю это буднично, просто… чтобы убедительней было. Он идет какое-то время, молчит, а потом слышу:
- Кризис какой-то у меня, Галина Семеновна...
«У тебя всегда кризис», - думаю про себя, но вслух успокаиваю:
- Это пройдет… думаю.
- Пройдет ли? - повисает то ли вопрос, то ли ответ?
... Теперь раз в неделю мой строптивый муж ведет занятия с начинающими литераторами и сегодня сказал:
- Есть среди них и умные, с проблесками таланта, как Шелгунов. Вот, послушай:
Как бродило, шумело, пенилось,
Как порой через край лилось!
И в такое!.. такое верилось
Что себе говорил я: «Брось!
Ну, зачем тебе это надо?
Толку что в облаках витать?»
Но ведь было.
Всё было.
Правда.
Не прибавить и не отнять.
Принимал я тебя, нелепость,
Принимал я тебя, беда.
Отбродило, как в спирте – крепость,
Отстоялось… Душа пуста.
- О-о… Да-а… - выразила междометиями своё искреннее одобрительное резюме, - Почти Владимир Маяковский*.
И вчера своим слушателям «с проблесками таланта», читал из
