сиреневатостью ресниц.
Витаминовна решила внести ясность.
- Костик, - любезно начала она, - Известная – это…
Но Костик проявил верх остроумия.
- Известная в определённых кругах, да?!
Витаминовна снисходительно посмотрела ему в глаза, подманила пальчиком. Когда он приблизился, громким шёпотом растолковала, что Известная – это фамилия такая у её подруги, кстати, первоклассного специалиста по хлебу и кондитерским изделиям.
Костик пламенным взором воззрился на Алкашевну.
- Понял! – радостно крикнул он, - это как скульптор есть – Эрнст Неизвестный, а ваша подруга – Алла Известная!
Инсталляция на этом закончилась. Началась вторая волна изменений.
Алкашевна предстала перед нами после перекура с подругой в новом, муха не сидела, ослепительно белом, ни разу «Тайдом» не пуганом кителе.
Он был весь расшит и украшен нашивками престижных кулинарных и кондитерских конкурсов.
Нашивки украшали сексапильную грудь от плечевой планки и почти до пояса; также они красовались на обоих рукавах. Если бы была возможность, Алкашевна прилепила бы их и сзади. Но до такого маразма, она, слава богу, не додумалась.
Мы подсчитали нашивки, их оказалось восемнадцать, вычли количество из суммы её лет и пришли к неутешительному выводу, что свой почётный марш суперкондитера по выставкам и конкурсам она должна была начать в тринадцать лет. Но такого просто не бывает. В этом замечательном возрасте любой ребёнок вряд ли строит далеко идущие планы, не определившись даже с будущей профессией, если сей киндер-сюрприз не самородок-вундеркинд из глухой сибирской глубинки, новоявленный Ломоносов в области кулинарии. Но Алкашевна не тянула на самородок и тем более вундеркинда, но в какой-то мере являлась сюрпризом.
Да здравствует созидающая сила сокрушения!
Именно такой лозунг нужно написать на стене в кабинете Витаминовны и Алкашевны.
С первого дня представления начались кардинальные изменения. Эксперименты с хлебом – сколько он выстрадал! – это были ягодки. Цветочки, как, оказалось, были впереди.
Те жуткие названия смесей и ускорителей созревания и улучшителей теста, что привезла, чуть ли не тонну Витаминовна пошли в ход ускоренным шагом.
Как оказалось, указанное в рецептуре количество вовсе не есть конечная составляющая. «Внутри рецепта мы можем свободно заменять продукты и опытным путём искать наилучший рецепт, - заявила Алкашевна, стоя впереди улыбающейся Витаминовны, - начнём с увеличения доли смесей и улучшителей и уменьшения части муки». «Хрень какая-то!» - сказал бы с полной уверенностью посторонний наблюдатель. Коллектив подумал в этом направлении. Но пошёл выполнять приказание нового начальника.
Получилось издевательство над продуктом и работником.
Ухудшение качества и падение спроса.
Уменьшение заказов продукции и снова полный отказ от приобретения.
Думаете, это смутило смелых экспериментаторов? Ничуть!
Ломать – не строить. Давно известная истина. С нею, видимо, подруги не были знакомы. Да и зачем? Всё идёт хорошо.
В их понимании. В мире их перевёрнутого зрения. В мире искажённого сознания.
Алкашевна, как и Витаминовна, невзлюбила Леночку.
Однажды выполнив свою работу, Леночка сменила синий халат на белую робу и, пошла, помогать кондитерам. В последнее время она часто проявляла интерес к кондитерским изделиям. Вот и в тот день она прилежно прослаивала бисквитные коржи кремом, соединяла нужное количество, разрезала на пирожные и затем украшала. Где высаживала из кондитерского мешка розочки из красного крема и зелёные листочки. На какие просто посыпала измельчённые цукаты. И всё это получалось у неё легко и просто, будто долго этим делом занималась. Даже очень придирчивая Нонна похвалила Леночку. «Руки у тебя, дитя, золотые! – сказала как-то она после выполненной девушкой работы. – И где ты этому научилась? в какой школе?» В своей привычной манере, Леночка покраснела милым личиком и ответила, что она же детдомовская, где ей было учиться. Чувствует просто и видит, как нужно делать и исполняет. Святая простота! Она подкупала ею. И вот Алкашевна заприметила Леночку за приготовлением сладостей.
Ору было!..
Как она только не упражнялась в словесных экзерсисах. Какие только обидные слова не произносила. Потом приказала явиться в кабинет и там продолжила экзекуцию.
На помощь девушке пришли всем коллективом.
Я решительно открыл дверь, и мы вошли в кабинет. «Что надо?!» - встретил нас уничтожающий вопрос. «Не стоит оскорблять и унижать Леночку!» - решительно заявил я. «А то, что будет? - язвительно поинтересовалась Алкашевна, - напишешь на меня жалобу?» «Дам пощёчину», - спокойно отреагировал я. Моими словами закончилась экзекуция Леночки. Мы вернулись к своим обязанностям. Алкашевна, почувствовав силу коллектива, умолкла. Витаминовна в этот день уехала куда-то по делам. Вечером вернулась. Они долго шептались в кабинете. К чему пришли? Мы не знали. Да и не желали.
И каждый из нас начал звонить Папе. В этот же вечер оборвали его телефон. Рассказали обо всех переменах. Что вытворяет его Лебёдушка с подруженькой своей Алкашевной. «С кем переспросил он?» «С Алкашевной», - пояснили мы. И попросили принять неотложные меры к спасению предприятия.
Что творилось с Христофором Дементьевичем весь вечер и всю ночь!..
Утром, как ни в чём не бывало, Витаминовна и Алкашевна пришли в пекарню. Ни с кем не поздоровались. Заперлись в кабинете и снова шушукались. Иногда доносились обрывки фраз. Что-либо понять из этих кусков слов, зачастую долетающих с отсутствующими окончаниями, было трудно. Одна фраза, сказанная по-английски, насторожила: - Chance is always, friend! Что имели в виду эти красотки?
С беспокойством ожидал наш коллектив приезда Папы.
Христофор Дементьевич приехал три дня спустя.
Всё это время он провёл дома. У нашего Папы впервые в жизни схватило сердце. Вызывали «Скорую». Фельдшер предлагала госпитализацию. Христофор Дементьевич отказался, уверив, что будет добросовестно выполнять рекомендации, принимать лекарства и что обязательно посетит участкового кардиолога, но только когда сделает одно сверхважное дело.
Пребывая в уверенности полной безнаказанности, Витаминовна и Алкашевна творили беспредел. Забили под завязку смесями и улучшителями два склада. Игнорировали требования оптовых покупателей улучшить качество продукции, вернуться к прежним методам работы. На что подруженьки отвечали, что они бьются над качеством ежедневно, да вот беда, работники… с ними проблема. У них руки, будто из ж… растут. Когда им возражали, что прежде почему-то всё было хорошо, подружки упорно твердили, что между «раньше» и «сейчас» пролегает широкая пропасть и что люди с течением времени меняются. И, как правило, далеко не в лучшую сторону.
Думаете, покупатели не звонили Папе?
Да много раз!
Просто Папа пребывал в уверенности, что пройдёт первая волна недопонимания и всё вернётся на круги своя. Люди поймут и прочувствуют.
Не поняли. И не прочувствовали.
Визит Христофора Дементьевича оказался полной неожиданностью для Лебёдушки с Алкашевной.
Охранника, попытавшегося было помешать ему пройти, Папа смёл как пушинку. По пути сломал металлическую вертушку, вырвав с корнем из пола, и выбросив тотчас за дверь за ненадобностью.
На шум из двери кабинета появилась голова встревоженной шумом Витаминовны. Она хотела поднять ор, но увидев дядю, захлопнула рот на замок. Скрылась за дверью. Через мгновение выскочила радостная и сияющая, как медный таз в общественной бане, широко раскинув руки.
- Дядечка, любимый, что тебя привело такую рань? – хотя на улице стоял полдень, растрещалась Лебёдушка.
Игнорируя племянницу, он вошёл в кабинет и застал там Алкашевну в одном нижнем белье. Она примеряла обновки. Ничуть его не стеснившись, поражая до глубокого обморока костлявостью таза, идеальной плоскостью груди и геометрической непропорциональностью плеч, она в упор уставилась на вошедшего мужчину.
- Вы что не видите, я почти обнажена? – встретила она вопросом Христофора Дементьевича. – Потрудитесь выйти и зайти, предварительно постучав.
От этой наглости Папа оглох. Потерял дар речи. И немного вышел из состояния уравновешенности, к которому подготавливал себя с раннего утра.
- Ты кто, зубочистка? – жёстко выдавил звуки из себя со стальными нотками в окрепшем голосе.
С трудом протиснувшись в помещение между косяком и крупным туловищем дяди, Вениаминовна затрещала скороговоркой, стараясь и в этот раз обезоружить его болтовнёй и трёпом. Но в этот день Фортуна отвернула своё искажённое брезгливостью лицо от дивного лика Лебёдушки.
- Дядечка Христофорчик Свет-Дементьевич, я совсем забыла предупредить, что приняла на работу своей помощницей свою лучшую подругу, прекрасного специалиста, наилучшего в своей области, её зовут, как и меня – Аллочка! – Витаминовна давала мимикой понять подруге, что пора менять поведение и привести себя в надлежащий вид.
Алкашевна сообразила, какую совершила оплошность; нырнула в обвешанный нашивками всевозможных конкурсов китель, вскользнула в широкие белые брюки. При этом волосы на голове стали ещё прозрачнее, бровки потемнели на два тона, и сиреневость ресниц просто сшибала с ног глубиной окраса. Лицо, обычно мало отличимое цветом кожи и жизненностью от египетской мумии мгновенно покрылось буро-красно-бело-зеленоватыми пятнами; глазки виновато заморгали; задрожали высохшие до мослов ручонки.
- Простите, Христофор Дементьевич, - сказала, заикаясь, она, - сразу и не признала…
Папа со строгим удивлением воззрился на неё.
- А нас разве кто-то представлял? – развернулся в сторону племянницы. – Что за цирк-шапито ты здесь устроила?
Лебёдушка сразу же сникла, слетела, как листва с дерев, беспардонная уверенность и она тотчас стала похожа на ошпаренную ворону, раздобывшую на свалке имитацию дорогих украшений.
Витаминовна безмолвно развела руками, набирая полной грудью воздух и не в состоянии это сделать, просто раскрывала и закрывала рот.
- Что, в зобу дыханье спёрло?! – Папа вошёл в раж. Таким мы его никогда не видели.
- Что ты, дядя, просто как-то неожиданно… - залепетала Лебёдушка.
Христофор Дементьевич направился из кабинета. Остановился на миг в дверях.
- Я на производство. – Сказал, как отрезал, - прытью за мной!..
Христофор Дементьевич скрылся в коридоре, и до подружек донеслось такое забытое для их изнеженного глупыми модными идиомами слуха «вашу мать!». Сразу вскрыло оно все заблуждения, ранее им присущие.
Христофор Дементьевич уверенной поступью, впечатывая подошвы туфель в кафель пола, вошёл в цех.
Его встретил шквал аплодисментов и восторженные крики «Ура! Папа вернулся!», «Хоп-хоп, Папа, как мы по тебе соскучились!» и «Ну, задаст он Витаминовне перцу!».
Полные любви слова остудили горячую голову мужчины. Поклонившись сотрудникам, спросил как бы, между прочим, мол, как вы тут без меня поживали. И услышал в ответ – прозябали …
Кашлянул в кулак и побагровел от ярости, когда увидел развешанные Лебёдушкой плакаты с глупыми
