И скажи своему отцу, чтобы не выступал очень. Я бы вообще
помалкивал на его месте. А будет возникать – придется вам убраться из города. Потому что таким как вы здесь не место. Поняла, крошка. Если что, мы на тебе отыграемся. Так ему и скажи. Между прочим, ты очень миленькая, не смотря на свое происхождение. Можешь принять это как комплимент. Куда это ты пошла? Я еще не закончил с тобой говорить. Это наш город. Мы здесь хозяева. Имей это в виду. И ты будешь нас уважать.
Кажется, я чего-то пропустил. Что это еще за хозяева города? Мэр со своей свитой, что ли? Да нет. Они вроде бы только слуги народа. А кто же хозяева? Страсть как интересно. Выныриваю из-за угла. Мальчик лет восемнадцати уверенно держит за руку девочку примерно такого же возраста. Девочка испугана до цвета мела, а другие мальчики, стоящие полукругом, не по детски нахально улыбаются. Не понял. Это что, групповое изнасилование? Вот, малолетки. Совсем оборзели. А меня не видят. Стало быть, не уважают и не боятся. Это минус.
- А не будешь уважать – поедешь в свой Израиль. Поняла?
Курточки черненькие, армейские ботинки. Вот мы и встретились. Никогда еще не видел так близко живых фашистов. Век бы их не видеть. Медленно -уверенно подхожу к этому «хозяину» - так, что на меня, вроде бы, не сразу и внимание-то обращают – беру его за руку и делаю «захват Нечепоренко». Был такой сержант-контрактник в нашей непобедимой, воздушно-десантной роте. Хороший был мужик, честный и справедливый. Наш инструктор по рукопашному бою. Вечная ему память. Раздается легкий хруст.
- Сейчас ты извинишься перед девочкой и потом вы все тихо-мирно
уберетесь с наших глаз. Понял?
- А ты кто такой? Пошел отсюда, козел!Он меня не видит, поэтому такой смелый. А остальные, кажется, скисли.Потому что когда я злой, меня даже бультерьеры стороной обходят. Взгляд у меня тяжелый.
- Не слышу извинений. Нежелание сотрудничать не освобождает от
ответственности.– «захват Нечепоренко» все еще длится. Резкая боль, наверное, уже проходит, но неприятные ощущения остаются.
- Да извинись ты, - вот наконец разумное предложение. – Ты же видишь, что он псих. – вот это спорный вопрос, но другой парень своей покладистостью мне даже немного симпатичен.
- Извини, - выпущено сквозь зубы.
- Не слышу. Погромче нельзя? И ты ведь перед девушкой извиняешься. На нее и
смотри.
- Извини, - уже со злостью произносит он. Девочка испуганно отводит глаза.
- Ладно, ответ засчитывается. Но чтоб я вас здесь больше не видел, -
почему именно здесь – не знаю. Просто пугнул. Расслабляю захват. Парень отбегает и кричит:
- Мы с тобой еще, - его взгляд встречается с моим и он неуверенно
заканчивает, - встретимся.
Они уходят. А девчонка стоит – не шевелится. Точно. Плачет. По щекам текут слезы.
- Больно? – спрашиваю. Отрицательный жест головой.
- Я думала, они меня убьют.
- Да ты что? Они же трусы. Тени своей боятся, вот и ходят толпой. А ты говоришь – убьют. Тебя как зовут-то?
- Виктория.
- Классное имя. Означает «победительница». А ты плачешь.
- Виктория Рабинович.
- Нет, что серьезно?
Кажется, она пытается разглядеть в моих глазах улыбку. Уже насупилась в ожидании. Но улыбки в глазах нет. Может, лишь где-то на дне души.
- Как в анекдоте, да? – горькая усмешка.
- Почти. Но понимаешь, фамилия – это не самое важное. Ты же
красивая девчонка. А фамилия? Надоест, выйдешь замуж и будет тебе другая фамилия.
- Вы серьезно?
- Вполне. Давно они тебя достают? – по телу пробегает дрожь.
Наверное, запоздалые позывы негодования.
- Месяца два. Нет, три.
- И с чего это началось? – я искренне настойчив, - Только не говори, что просто так, ни с того ни с сего.
- Да так. Долгая история. – она как-то безнадежно встряхивает головой.
- Я, в принципе, не тороплюсь. Пошли, я угощу тебя мороженным.
Если не возражаешь, конечно. – ловлю ее смущенный взгляд, - А краснеть не надо. – сую руку в карман. Где же оно? Ага. Вот. – Кольцо видишь?
Наделось как раз на безымянный палец. Вот и славненько.
- Странное оно какое-то.Еще бы. Кольцо от гранаты, подогнанное по размеру умельцами. Сувенирчик из прошлой жизни, чтоб ее. А девочка действительно симпатичная. Светло русая. Голубые глаза. Можно бы и приударить. Если бы не мой возраст. Все-таки двадцать пять. Не старик, конечно. Да и не во мне дело, а в ней. Сейчас модно считаться совершеннолетними с двадцати одного. А я растлителем малолетних прослыть не хочу. Из принципа.
- Ну что, мороженного хочешь? Или ты на диете?
- А жена против не будет?
- Не будет. Мы же не ради развлечения, а для пользы дела. У меня к тебе есть пара вопросов по поводу твоей жизни. Очень интересно, в каких условиях произрастают такие прекрасные цветы.Ближайшее кафе-мороженое за углом. Кафе-мороженое почему-то не
очень прельщает. Меня, по крайней мере. Сейчас бы куда-нибудь в парк. Или на природу с ребятами. С теми кто остался от нашего воздушно-десантного. Не так много, как хотелось бы, но больше чем могло бы остаться при определенных условиях. В страшное время мы живем. Тогда, когда воюют неизвестно за что и неизвестно с кем, когда вполне привычным стало – погибать у дверей собственной квартиры от колотого ранения в грудь или от «контрольного» в затылок, когда люди, прожившие много лет в одном месте, начинают испытывать неудобство от собственной фамилии. Рабинович. Как в анекдоте, честное слово. И дело не в том, что эта девочка мне чем-то симпатична. Просто ненавижу, когда сильные измываются над слабыми. Наверное, потому, что когда-то тоже чувствовал себя слабым. Это было шесть с небольшим лет назад. Нас было много таких. И показал нам, как забыть про то, что мы слабые – сержант Нечепоренко. Вечная ему память.
Я оказался в армии. На то, чтобы «косить», не было ни желания, ни
средств. Так как здоровьем я выделялся еще в детстве, то попал в воздушный десант. В взвод полковой разведки. Страшное слово «спецназ». На самом деле, сначала все было не таким уж и страшным. Товарищ сержант всячески пресекал любые неблагородные поползновения со стороны наших старших товарищей, так что ничего страшного от них, кроме отборного мата мы не видели. И стали настоящей семьей.
Когда случилось, то что случилось, многие из них – старослужащих – уже вернулись домой, а мы отправились в пекло. Первая чеченская компания. Я там был. Было и плохое. И хорошее тоже было. Но вспоминать все это теперь нет никакого желания. Жив, здоров и слава Богу. Кто-то вообще не вернулся. А кто-то – Макар, например, из наших, вернулся домой без обоих ног. Поглядел кругом. Кому, говорит, я теперь нужен такой. Я, говорит, смерть в глаза видел. Что мне теперь – корзинками на рынке торговать? Чуть руки на себя не наложил. Ну, это он, конечно, сгоряча. Пацаны скинулись, всех вокруг на уши поставили, протезы ему купили импортные. Сейчас в банке охранником работает. Еще и на дискотеке появляется. Такая вот штука жизнь.
А я вернулся и сразу к себе какое-то странное внимание почувствовал. Оказывается, меня в нашем разведвзводе солидный дяденька офицер приметил. И предложил верой и правдой служить соответствующим органам. И вот, а служу. Оперативный сотрудник ФСБ. Поэтому, мне до всего есть дело. «Работа наша такая», ну и так далее.
-Проходи, присаживайся. – отодвигаю перед девушкой стул. Жду, пока она сядет, а затем сажусь сам. Тишина, прохлада, достаточно светло. Кафе-мороженое. Кажется, я бывал здесь еще в детстве. Вернее, точно бывал, и очень часто, только, кажется, было это уже очень давно. Столько всего случилось с тех пор. Заказываю «даме» мороженое. Себе беру бутылку минеральной воды. Терпеть не могу сладкое.
- Ты ешь, не стесняйся. – говорю. Моя новая знакомая сидит насупившись и как-то обиженно устремив взгляд в пол. Мое воображение рисует слезы, раскрашивающие молодые девичьи щеки во все оттенки черного. Поднимает глаза на меня. Нет, все нормально. Начинает помаленьку ковырять ложечкой в – как называют те штуки, куда накладывают мороженное? Вот в ней самой.
- Так с чего же все-таки все началось?
- Они же психи!
- Не скажи. У психов тоже на все имеются свои доводы. – наливаю себе воды и настраиваюсь слушать.
- Фашисты. Вы же сами видели – они фашисты. (Вы – это она мне, что
ли?) И я им чем-то мешаю жить. Они на отца моего взъелись за то, что он их сопартийца отчислил за неуспеваемость – он декан на факультете. Видимо, и на меня заодно. Им же, в принципе, без разницы кого бить. Самоутверждаются за чужой счет. - Она пытается подобрать подходящее для обидчиков слово. У нее не получается и из глаз опять начинают течь слезы.
- Понятно. Ладно. Успокойся. Не бери в голову. Все плохое когда-нибудь кончается. А как их группировка называется? Ты не в курсе, случайно?
- А вы сами у них спросите. Они постоянно у университета «трутся». –
и шепотом, - Может, наркотиками торгуют, а? – и улыбка какая-то странная. А! Догадался! Это была шутка. «Ха-ха» три раза.
- Проверим.
- А может, на них «рэпперов» «натравить»? Музыка афроамериканцев. Они тоже должны быть против дискриминации.
- А у меня же есть парочка знакомых «рэпперов». Надо с ними поговорить. Пошли.
- Что, прямо сейчас.
- А что тянуть?
Мы встаем и выходим на улицу.
- Куда идти? – спрашивает она.
- Ты идешь домой.
- А к рэпперам?
- А к рэпперам я сам пойду. Один.
Сегодня у меня выходной. Я иду к университету высматривать этих самых. Не потому, что мне больше всех надо и не потому, что хочу перевыполнить план по уборке грязи с улиц. Просто противно. Противно, что в городе, в котором я вырос, людей насильно решили поделить на две части. Причем занялись этим дележом личности, которые явно плохо учились в школе. У меня оба деда воевали на фронте. И защищали они одну большую страну без оглядки на то, кто сидит в соседнем окопе – чукча или грузин. Вот так. И когда сержант Нечепоренко накрыл своим телом гранату и тем спас жизнь многим из нас – многие все же погибли позже – ему тоже было без разницы, кто из нас – салаг – какой национальности.
Университет один. Стоит на горе. Продуваемый всеми ветрами. Поэтому, если кто-то вдруг решит «совратить» одуревших от серьезного отношения к учебе студентов антиправительственными прокламациями, сбросив их с самолета, ничего у них не выйдет. Все сдует нафиг.
Подхожу. Осматриваюсь. Студенты идут. Вернее спешат на занятия. Студентки. Красивые все. А вон Виктория. Может, сделать ей ручкой? Лучше не надо. Я же здесь «инкогнито». Медленно иду в том же направлении. А вон и старые знакомые. На Викуху внимания не обращают. Разговаривают между собой. Может, милицию вызвать? Проведут досмотр. Может, у кого «травку» найдут. Хотя, вряд ли. Придется самому. Проявим смекалку. Для того, чтобы прожить на зарплату, постарайтесь проявить максимум сообразительности.
- Ну, пацаны. Опять вы засветились. Разве так можно? На чужой территории «травой» торгуете или рукописные копии «маин кампф» сбываете? Не слышу ответа. Минута затикала.
- А ты чьих будешь, такой «борзой»?
- Это я борзой? Нет, это я борзой? Вы че здесь делаете, спрашиваю? Кто вас надоумил вообще здесь появиться? Я же сейчас пару «бойцов» вызову – они из вас всю душу вытрясут.
- Серьезно? Да не заводись ты, дядя, - неужели испугались? Похоже на то. – Не обижайся. Мы уже уходим. На, почитай лучше.
