к разгадке состояния его товарища ему не найти, Тон завернулся в плащ и забылся тревожным сном, выходя из которого, он всякий раз упирался взглядом в окаменелое лицо Фалмера, становящееся все менее различимым в гаснущих бликах костра.
Утром Тон почувствовал себя вполне окрепшим. Мысли его прояснились и пульс снова был ровным и четким. Зато Фалмеру стало явно хуже: он не мог без труда подняться на ноги, почти совсем не разговаривал и в его движениях появилась какая-то странная одеревенелость. Он, похоже, совсем забыл о своем намерении сняться с лагеря и Тону пришлось взять на себя все заботы, связанные с отправкой в путь. Недомогание приятеля все больше и больше тревожило Тона: тут явно пахло не лихорадкой, а чем-то другим. На всякий случай, однако, он перед отправкой ввел Фалмеру сильную дозу хинина.
Золотистые лучи утренней зари ещё пробивались сквозь кроны деревьев, когда путники погрузили свою поклажу в каноэ и, оттолкнувшись от берега, тихо заскользили вниз по течению. Тон занял место на носу, а Фалмера усадил на корме, положив объемистый тюк с корнями орхидей посередине. Оба индейца вместе с остальным грузом разместились в другой лодке.
Это было долгое и томительное путешествие. Река вилась зеленой змеей среди нескончаемого тропического леса, из которого, словно физиономии гномов, с издевательской ухмылкой выглядывали головки орхидей. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь всплесками погружаемых в воду весел, истерической перебранкой возбужденных мартышек и гортанными криками птиц огненно-яркого оперения. Но вот из-за верхушек деревьев показалось солнце, сразу обрушив на всех каскады сверкающего зноя.
Изредка поглядывая через плечо на Фалмера и стараясь приободрить его дружеским замечанием или вопросом, Тон продолжал упорно грести. Его напарник сидел на корме, неестественно выпрямившись и не делая никаких попыток взять весло в руки. В его глазах, во всем его странно побледневшем и сведенном страдальческой гримасой лице застыло выражение крайнего испуга. Он никак не реагировал на реплики Тона и только время от времени конвульсивно встряхивал головой, словно кто-то невидимый дергал ее за веревочку. Затем дрожь и тряска стали сопровождаться глухими стонами. Казалось, что он от боли впадает в беспамятство.
Так они продвигались в течение нескольких часов. На реке, зажатой с обеих сторон сплошной стеной джунглей, жара усиливалась с каждой минутой. Стоны Фалмера участились, в них появились высокие резкие ноты. Оглянувшись, Тон увидел, что его друг, сорвав с себя пробковый шлем и словно не чувствуя убийственного зноя, отчаянно скребет руками макушку головы. Его тело содрогалось в жестоких конвульсиях, а стенания переросли нечеловечески пронзительный вопль.
Нужно было срочно что-то предпринимать и Тон, увидев прогалину в зарослях темнеющего леса, немедленно направил лодку к берегу. Вслед за ним к берегу повернули и индейцы. Тон заметил, что они шепотом переговариваются между собой, бросая на его друга исполненные суеверного ужаса взгляды, и это привело его в еще большее смятение. Он чувствовал, что за всем этим стоит какая-то запредельная мистика. Другого объяснения происходящего с Фалмером он найти не мог. Все известные ему виды тропических болезней пронеслись в его воображении, словно свора отвратительных фантазмов, но ни одна из них не походила на недуг, поразивший его товарища.
Видя, что индейцы не желают приближаться к больному, Тон сам, без их помощи, вытащил Фалмера из лодки и уложил на песчаном пятачке берега, густо устланном, наподобие циновки, лианами. Достав из ящика с медикаментами шприц, он сделал ему укол морфия. Это, по-видимому, облегчило страдания бедняги, потому что его конвульсии прекратились. Тогда Тон решил осмотреть голову своего друга.
Раздвинув спутанную копну волос на голове Фалмера, он со страхом и изумлением обнаружил, что у того на темени образовалась твердая шишкообразная выпуклость, выпиравшая из-под кожи наподобие небольшого рога. Как бы наделенная своей собственной жизненной силой, неодолимо толкающей ее наружу, эта шишка, казалось, росла прямо под рукой у Тона.
В этот самый момент, совершенно неожиданно для Тона, Фалмер пришел в себя и открыл глаза. На несколько минут, впервые за все это время, к нему вернулась былая ясность ума. Словно желая освободиться от угнетающего душу гнета, он начал что-то быстро говорить. Речь его была больше похожа на глуховатое, монотонное бормотание, но, несмотря на это, Тону все же удалось связать обрывки в единое целое.
- Это все яма, яма! - выкрикивал Фалмер. - Там, в ней, в этом чертовом логове, видно сам дьявол поселился!... Нет, больше меня туда не затащишь, ни за какие сокровища Эльдорадо.... Знаешь, я, ведь, неспроста тебе ничего не рассказал о руинах. Это просто невозможно передать словами!
...Думаю, индеец знал, что туда лучше не соваться. Он довел меня до места, но дальше - ни в какую. Даже говорить со мной не стал. Ну, я и пошел один, оставив его ждать у реки.
...От городища остались одни только стены: огромные, серые и такие древние, будто их возвели ещё до того, как здесь появились джунгли. Они нависали над всем гигантскими козырьками, кренясь к земле под невообразимыми углами и угрожая обрушиться на стоявшие вокруг деревья. Да и колонны — тоже им под стать: толстые, в два обхвата, и какой-то причудливой формы. И все испещрены странными, непонятными рисунками, такими древними, что, казалось, они не подвластны самому времени. Как будто они были поставлены здесь не людьми, а пришельцами из космоса.
Найти древнее погребение было делом нетрудным. Вся земля в том месте выстлана камнем и в одном месте этот каменный настил был, судя по всему, недавно разбит. Одна из плит была выворочена, другая провалилась вовнутрь, в недра подземелья. Заглянув в пролом, я увидел, что на дне что-то светится бледным светом, но что это, понять было невозможно.
Если ты помнишь, у меня был с собой моток веревки. Обмотав ее вокруг ствола гигантского фикуса, я бросил ее конец в яму и по-обезьяньи спустился вниз. Очутившись на дне колодца, я вначале ничего толком не мог рассмотреть: там царил полумрак и я ничего не видел, кроме беловатого свечения, идущего с пола. Сделав пару шагов, я почувствовал, что ступаю по чему-то хрупкому и крошащемуся у меня под ногами. Включив фонарик, я увидел, что весь пол подземелья усеян костями. Повсюду лежали человеческие скелеты, которые почему-то были сдвинуты со своих мест. Я бродил по склепу, словно привидение, пробираясь сквозь кости и пыль, но там ничего не было ценного! Я там ничего не нашел, даже какого-нибудь паршивого браслета или кольца на скелете!
Но настоящий ужас охватил меня позже, на обратном пути наверх. Прямо под потолком, у входа в подземелье, затаилось в тенях что-то... живое. Оно висело у меня над головой на высоте трех метров и я понял, что только чудом не задел его, спускаясь вниз.
Поначалу мне показалось, что это какая-то белая решетка. Присмотревшись, я увидел, что это не решетка, а хорошо сохранившийся скелет высокого и сильного человека, скорее всего воина. Прямо из его черепа росла здоровенная ветка, расходящаяся в стороны, наподобие оленьих рогов, множеством побегов, снабженных длинными, гибкими щупальцами, которые тянулись вверх, к свету, и некоторые уже зацепились за нависшие плиты потолка. Разрастаясь, ветка подняла скелет в воздух и потащила его вверх за собой.
Черт меня дернул придвинуться к этому монстру поближе! Я направил на него фонарь и увидел, что это было какое-то растение и оно росло прямо из черепа скелета. Одна из веток вылезла из его лопнувшей надвое макушки, другие тянулись из пустых глазниц, рта и носа и все, как одержимые, перли вверх. Обвиваясь вокруг костей, его корни уходили вниз, и от этого скелет как бы завис в воздухе. Даже пальцы его ног были окольцованы побегами, а самые кончики свисали змейками, которые словно притаились в ожидании жертвы. Часть нижних щупалец уходила в другой череп, болтавшийся на них у самой земли, а рядом были рассыпаны остатки развалившегося скелета....
...Этот непостижимый гибрид человека и растения был настолько отвратительным, что мне даже на минуту стало дурно. До смерти напуганный, я с лихорадочной быстротой стал взбираться вверх, но это жуткое зрелище так захватило меня, что я не мог не остановиться на полпути, чтобы еще раз не взглянуть на него вблизи. Я повернулся в его сторону, но видимо слишком резко, потому что веревка качнулась и я оказался прямо под свисавшей из черепа, белесой веткой-рогом.
В этот момент у меня над головой раздался хлопок, что-то с треском лопнуло и сверху прямо на меня высыпался целый столб жемчужно-серой пыли, мелкой, легкой и совершенно без запаха. Меня всего обсыпало этой чертовой пудрой — попало и в волосы и глаза, и в нос. Я чуть не задохнулся там! Стряхнув ее с себя, как мог, я ринулся дальше наверх и, наконец, вылез на свет Божий....
Словно израсходовав все свои силы, Фалмер впал в беспамятство и его рассказ снова перешел в бессвязное бормотание. Злосчастный недуг овладел им с новой силой и теперь его бредовые вскрикивания перемежались с громкими стонами человека, испытывающего непереносимые страдания. Временами, правда, к нему возвращалось сознание и его речь вновь обретала связность.
- Что у меня с головой! - бормотал он. - Что там такое? У меня что-то застряло в мозгу и я чувствую, как оно там растет! Мне все хуже и хуже с той самой минуты, как я вылез из того треклятого склепа.
...У меня что-то с мозгом. Наверно, проклятые споры туда попали.... Они пустили там свои вонючие корни... Эта тварь разрывает мне голову.... Она мне все глубже проникает в мозг... и лезет наружу!
Ужасные конвульсии сотрясали тело Фалмера, он весь корчился от боли на руках у Тона, испуская пронзительные крики, когда муки, видимо, становились нестерпимыми. Видя, как он страдает, Тон с болью в сердце вновь наполнил шприц морфием и всадил ему тройную дозу. Фалмер затих и лежал, тупо уставившись перед собой остекленелым взглядом. Тон заметил, что глаза у Фалмера стали, как бы, навыкате: белки глаз выпучились так, что веки не закрывались и от этого его осунувшееся лицо превратилось в бессмысленную маску ужаса. ”Как будто их кто-то изнутри выдавливает”, - подумал он.
Дрожа от охватившей его слабости, Тон в оцепенении глядел на друга, чувствуя, что и сам незаметно для себя впадает в жуткую пропасть кошмара. Он и мысли не мог допустить, что в рассказе Фалмера есть какая-то доля истины. Такого просто быть не могло! Все это просто бред, наклоняясь к Фалмеру, уверял он себя, игра его больного воображения, отравленного каким-то немыслимым, воспалившим мозг вирусом... Однако, в этот момент он, к своему ужасу, увидел, что образовавшаяся на темени Фалмера шишка уже прорвала кожный покров.
Чувствуя себя на грани безумия, Тон дрожащей рукой расправил спутанные волосы Фалмера и со страхом уставился на то, что открылось его изумленному взору. Да, действительно, это был какой-то росток неизвестного ему вида. Он был бледно-зеленой окраски с розоватыми прожилками кровеносных вен и он рос буквально у него на глазах! Тварь угнездилась в самом центре родничка, в месте, где
