сходились кости черепной коробки.
Борясь с подступившей к горлу тошнотой, Тон с отвращением отшатнулся от бессмысленно болтающейся головы с торчащим из нее уродливым отростком. По тому, как тяжелеет, наливаясь слабостью, его тело, как сквозь нарастающий звон в ушах пробиваются первые сигналы бредового забытья, Тон почувствовал, что у него опять начинается лихорадка. Он всеми силами старался справиться с симптомами надвигающейся болезни. Главное, не сдаваться, убеждал он себя, надо во что бы то ни стало добраться до ближайшей фактории, находившейся в нескольких днях пути вниз по течению Ориноко, где Фалмеру сразу окажут помощь.
Словно подчиняясь его воле, к Тону вновь вернулось сознание и он почувствовал новый прилив сил. Он поискал глазами проводников, но тех уже и след простыл, а вместе с ними исчезла и одна из лодок. Было ясно, что они бросили их на произвол судьбы. По-видимому, индейцы с самого начала догадывались об истинной причине недомогания Фалмера и, спасая свою шкуру, сбежали, прихватив с собой большую часть провизии и снаряжения. Преодолевая чувство омерзения, Тон повернулся к лежащему на спине другу. Недолго думая, он вытащил из кармана складной нож и одним махом под самый корень отсек торчащий из головы отросток. На ощупь растение было необычно крепким и упругим, из него сочилась кроваво-гнойная жидкость. Осмотрев место среза, Тон увидел, что ствол состоит из тонких, крепких волокон, сплетавшихся вокруг хрящевидной сердцевины. С отвращением отшвырнув отросток, Тон поднял Фалмера на руки и, спотыкаясь и качаясь от тяжести, двинулся в сторону лежавшей у берега лодки. Пару раз он падал вместе со своей ношей и некоторое время лежал в полузабытьи, уткнувшись лицом в неподвижное тело друга. Наконец, собрав остаток сил, он кое-как дотащил Фалмера до лодки и усадил на корме, прислонив спиной к тюку со снаряжением.
Новый приступ лихорадки нарастал с каждой минутой. От навалившейся слабости, Тон был вынужден часто останавливаться. Наконец, уже в бреду, он с огромным усилием оттолкнул лодку от берега и вывел ее на середину реки. Он попытался грести, но руки ему повиновались плохо и после нескольких взмахов, весло выскользнуло из его непослушных пальцев и он провалился в огненный котел забытья....
...Тон пришел в себя только на рассвете. Голова его несколько прояснилась. Приступ прошел, оставив после себя состояние вялости и полного безразличия ко всему. Однако его первая мысль была о Фалмере. Он повернулся к корме, сильно качнув при этом лодку и чуть не вывалившись за борт, и взглянув на Фалмера, замер на месте.
Фалмер сидел все так же у тюка с вещами. Колени его были поджаты к подбородку и, как бы в предсмертной судороге, он обхватил их руками. Черты лица его застыли и обескровились и всем своим обликом он походил на мертвеца. Но самое страшное, что заставило Тона содрогнуться от ужаса, было другое. Пока он был в бреду, чудовищная почка, которая, похоже, только выиграла от подрезки, снова вылезла из головы Фалмера. Отвратительный желто-зеленый стебель хорошо укрепился в черепе и, поднявшись над ним на несколько сантиметров, начал ветвиться, расходясь в стороны тонкими, похожими на оленьи рога, побегами. Еще более жутким было то, что такие же побеги торчали у него из глаз и их стебельки, карабкаясь вверх по надбровью, закрыли собой глазницы. Их бледно-розовые кончики ритмично раскачивались в неподвижном жарком воздухе, словно дрожа в каком-то неестественном вожделении... Еще один стебель, словно длинный, белесый язык, выпростался изо рта Фалмера, но еще не начал ветвиться.
Стараясь отогнать от себя это жуткое видение, Тон закрыл глаза, но и сквозь закрытые веки ему виделись все те же мертвенно-бледные черты лица его друга с прущими вверх стеблями растения, которые были похожи на обесцвеченные тьмою, бледно-зеленые щупальца спрута. Они слегка подрагивали и, казалось, тянулись к нему в каком-то безмолвном призыве и все росли, росли, удлиняясь и пружинясь. Тон открыл глаза и с ужасом отметил, что веточки действительно увеличились в размерах за те несколько мгновений, что он их не видел.
Так он и сидел, словно в трансе, следя за их ростом, и в нем все больше и больше укоренялась мысль: то, что он видит, не плод его больной фантазии, а самая что ни на есть реальность. Фалмер или то, что от него осталось, становился все меньше и меньше похожим на себя. Его жесткое как пергамент лицо, скукожилось и усохло. Растение своими корнями высосало из него всю кровь и теперь выедало плоть изнутри с жадностью изголодавшегося зверя.
С трудом оторвав взгляд от мертвеца, Тон стал смотреть в сторону берега. Река раздалась вширь и от этого ее течение замедлилось. Тщетно искал он хоть какой-то ориентир в нескончаемой гряде темно-бурых зарослей окаймляющего реку леса, пытаясь определить свое местоположение. Он чувствовал, что отдаляется от всего живого и теряет связь с действительностью. Казалось, его несет куда-то на волне безумия и бреда, а рядом было нечто пострашнее самой смерти.
Мысли Тона блуждали, перескакивая с одного на другое, но, как бы двигаясь по замкнутому кругу, все время возвращались к вещи, пожиравшей Фалмера. На мгновение в нем проснулся к ней чисто научный интерес и он стал размышлять о том, к какому виду ее можно отнести. Она была не похожа ни на грибковые, ни на насекомоядные, ни вообще на что-либо виденное им в экспедициях. Должно быть, его друг был прав и это чудище было действительно занесено на землю из космоса: ничего подобного родиться здесь не могло.
Одно утешало — Фалмер был без сомнения мертв. Хоть в этом была милость Божья. Однако, не успел Тон подумать об этом, как с кормы до него донеслись низкие гортанные звуки — не то стоны, не то урчание, — и подняв в страхе глаза, он увидел, что с Фалмером происходит что-то невообразимое: он весь трясся мелкой дрожью. Спустя некоторое время тряска усилилась и в ней появилась ритмичность, которая никак не походила на конвульсии, сотрясавшие Фалмера раньше. Судороги сотрясали его тело с механической регулярностью, как будто сквозь него время от времени пропускали электрический ток. Тон понял, что их ритм вызван беспрерывным раскачиванием дьявольского растения. Этот навязчивый ритм действовал на него, как гипноз, притупляя все остальные ощущения и Тон даже поймал себя на том, что стучит ему в такт ногой.
Борясь с охватившей его паникой, Тон готов был уцепиться за любое внешнее проявление здравого смысла. К несчастью, его собственная болезнь навалилась на него с новой силой: его так трясло и мутило, что он не в силах был ни на чем сосредоточиться. За мгновение до того, как провалиться в омут нового приступа, Тон вытащил кольт из кобуры и, тщательно прицелясь, выпустил все шесть пуль в трясущееся тело Фалмера... Он был уверен, что не промахнулся, но и после того, как прозвучал последний выстрел, стоны и дергания Фалмера не прекратились и Тон даже в бреду не мог отделаться от этих навязчивых, регулярно повторяющихся звуков.
В забытьи, в этом царстве кошмаров и бескрайней тишины забвения, в которых оказался Тон, время не существовало. Когда он пришел в себя, он не знал, сколько длилось его беспамятство — часы или дни — но сразу понял, что они стоят на месте. Приподнявшись на локте, он увидел, что их вынесло на мелководье и что лодка стоит, уткнувшись носом в прибрежную грязь крошечного, заросшего мелким кустарником островка, намытого рекой в самой ее середине. Весь берег был покрыт тиной, распространяющей ужасное зловоние, а в воздухе стоял неумолкающий гуд, издаваемый мириадами насекомых.
Время близилось к полудню и солнце стояло высоко в безоблачном небе. С деревьев, стоявших у реки, длинными змеями свисали лианы. Прилепившиеся к ним орхидеи, казалось, тянулись к Тону своими похожими на змеиные, крапчатые головки цветками. Огромные бабочки перелетали с цветка на цветок, поражая воображение красотой окраски. Преодолевая приступы тошноты и головокружения, Тон приподнялся в лодке и бросил взгляд на то, что занимало ее корму. Чудовище неимоверно разрослось. Его ветвистый стебель, возвышавшийся над головой Фалмера, превратился в настоящее деревцо со множеством побегов и гибких усиков, расходящихся веером в разные стороны. От ветра или сам по себе, его ствол непрерывно раскачивался. “Он как будто ищет себе новую почву — или, может, новую жертву? - подумалось Тону. На самом верху, в переплетении веточек, распустился жуткого вида цветок: его мясистый диск, светившийся мертвенно-бледным светом, был размерами с человеческое лицо.
Черты лица Фалмера так усохли, что сквозь тонкую, как бумага, кожу проступили кости черепа. Казалось, лик самой смерти глядел на Тона сквозь человеческую оболочку. От тела тоже ничего не осталось, и было видно, что одежда болтается на костях скелета. Мертвец сидел неподвижно, как истукан, по его неестественно раздвинутым членам спорадически пробегала дрожь, вызванная движением веток. Растение-хищник высосало из человека кровь и выело внутренности.
Тону вдруг захотелось наброситься на эту тварь и разорвать ее в клочки. Но, странное дело, он чувствовал, что не в состоянии сдвинуться с места. Им овладела странная летаргия. Казалось, что тварь, наделенная своим собственным разумом, ревниво следит за человеком, парализуя мысли и подчиняя его волю своей мерзкой, более сильной воле. Вглядываясь в цветок, Тон обнаружил, к своему удивлению, что его сердцевина, как бы в ответ на его пристальный взгляд, складывается в человеческий облик, в котором угадывались черты лица Фалмера, которые были искажены до неузнаваемости, придававшей им выражение бессмысленной карикатуры над оригиналом. Некоторое время Тон так и сидел, не сводя глаз с этой гнусной хари.
Его лихорадка прекратилась так же внезапно, как и началась. Зато ей на смену пришел какой-то животный страх и в этом граничащем с безумием состоянии Тон просидел целую вечность, не в силах оторвать взгляда от леденящего душу зрелища. Растение нависло над ним, раскинув во все стороны напитанные плотью Фалмера ветви, которые от собственной тяжести слегка раскачивались в воздухе, а в огромной плошке цветка застыла омерзительная ухмылка. Тону показалось, что растение издает какой-то низкий, напевный звук, похожий на звучание контрабаса. Мелодия была невыразимо нежной, но откуда она исходила — от цветка ли или из его собственного мозга — Тон сказать не мог.
Время, казалось, тоже остановилось. Безжалостное солнце низвергало потоки ослепительного света, падавшего на голову Тона раскаленным свинцом из бездонной купели неба. От слабости и нестерпимого зловония у него все плыло перед глазами, но он был не в состоянии стряхнуть с себя оцепенение, порождаемое близостью растения. Судя по всему, беспрерывно раскачивающее чудовище, вымахав в полный рост, остановилось в развитии, горделиво возвышаясь над телом своей жертвы. После долгой паузы, внимание Тона переместилось на усохшие руки Фалмера, которыми тот все так же, словно клещами, сжимал подтянутые к подбородку колени. Тон увидел, что из его пальцев, прямо из-под ногтей, тоже тянутся наружу крошечные беловатые щупальца. То скручиваясь,
