бизнеса. Были представители разных профессий, маляры, учителя по вождению и сионисты. Последние, в семидесятые годы прошлого столетия, вели борьбу за право репатриации в Израиль, давали на дому уроки иврита, и помогали отправляться получившим разрешения счастливчикам на святую землю. При этом, они периодически получали, довольно ощутимые, вещевые посылки из-за границы, реализовав которые, совсем не плохо ощущали себя, в стране пустых полок. Кроме этого, на помощь потенциальным репатриантам, выделялась денежная помощь, передаваемая через активистов – сионистов. Прошло с тех пор много времени, но некоторым из моих родственников как тогда, так и сегодня не везёт на проявление истинной благодарности от людей, которым они помогли раньше или помогают теперь. Не понятно, куда и почему исчезли бывшие соратники по сионизму? Не приходят с благодарственным почтением к своим благодетелям бывшие репатрианты. Некоторые, кому были посланы вызовы и сняты квартиры без маклера, забывают поздороваться при встрече. Конечно, были и такие, которым пришлось отрабатывать за предоставленную им раннее помощь. Один варил забор, другой косил траву во дворе, третий чинил крышу и т.д. А что вы думаете, бесплатным бывает только сыр в мышеловке, а в этой жизни за всё, даже за добро, нужно платить. Только ради бога, не напоминайте мне про монахиню Терезу, или деда Арона, это их поведение выходит за рамки норм, установленных правилами бизнеса на которых, как видно, и держится этот бренный мир, беззастенчиво сочетаясь с десятью заповедями Моисея. Скажу Вам по секрету, чаще всего, те кто делает добро другим, сам того не ведая открывает ломбард по добру, за которое потом нужно расплачиваться пользователю этим добром, ибо не стать неблагодарным и коварным субъектом, ходящим по трупам. Правда, хозяева ломбарда не установили, за ранее, цены на каждый вид предлагаемого добра, являющиеся его катализатором. Поэтому, добро и бизнес, как вода и масло без катализатора, понятия не совместимые.
2. Бизнес в семье матери
Единственным представителем бизнеса в семье Марковских был отец моей прабабки, владелец фирмы "Файн и сыновья". Фирма занималась закупками и продажей зерна за границу. Основными клиентами фирмы были Турция и Греция. С оборотом в сотни тысяч рублей, везли крестьянские подводы свежескошенные колосья на перерабатывающий завод по отделению зерна от колосьев и для упаковки в мешки. Огромные хранилища, содержали тысячи тон заготовленного для продажи зерна. Два старших сына хозяина компании, были приказчиками, а главным бухгалтером компании был отец моего деда Эммануил Марковский. По воспоминаниям моего деда Нахума, каждое утро господин Файн, стуча в пять часов утра тросточкой по ставням полуразрушенного дома своего зятя, напоминал ему о начале рабочего дня. Восемь лет прошло с того времени, когда шадхен Эфраим, посватал Одессита, сына часовщика и обладателя аттестата об окончании гимназии, Эммануила Марковского на своей младшей дочери красавице Лейбе. Лейба родила Эммануилу троих детей, а Эммануил исправно ходил на службу к своему тестю. Правда, если бы не помощь старика Файна, то семья Марковского положила бы зубы на полку. Раз в неделю, Файн брал свою жену и дочь Лейбу в Вознесенск на рынок и по магазинам, дабы пополнить скудную еду, одежду и утварь нуждающейся семье. Эммануила, же полностью удовлетворяло такое положение. Он не собирался напрягаться, дабы найти более достойный заработок для своей семьи, так как это требовало затрату дополнительных усилий и времени на работе. Зато Эммануил после работы, и насыщенного обеда, со страстью расположившись в кресле, просматривал свежие газеты и читал разные книги, которые убаюкивали его, приводя в глубокий и здоровый сон. Мой дед Нахум, в 1914-м году, пройдя пятипроцентный ценз для еврейского ребёнка, поступает в гимназию. Но революционные события, в которых принимает активное участие Эммануил, как вихрь сметают не богатую, но состоявшеюся жизнь семьи. Бывший бизнесмен превращается в нищего, а "эксплуатируемый" бывший главный бухгалтер, становится председателем революционного совета местечка, предварительно экспроприировав богатый дом бывшего хозяина семейного бизнеса, который со своей женой и семьями сыновей оказался на улице. Власть в местечке менялась как погода в Лондоне, то у власти большевики, то деникенцы, то петлюровцы. Кстати, последние, зарубили на смерть больного Эммануила шашками, на глазах его жены и детей, который с воспалением лёгких вернулся домой после долгих дней, что он провёл в местных котокомбах, скрываясь от преследования. Эммануил не желал тяжело работать во благо своей семьи, но идея о всеобщем равенстве и братстве, со всех сторон удовлетворяла его. Как же замечательно, без всяких усилий, вот так взять чужое и распределить поровну, красота! Однако, сам того не пологая, он смог сыграть доброе дело для своей семьи, героически погибнув от рук врагов советской власти. Этот факт открыл на долгие годы почти любые двери, в жизни и в карьере моего деда Нахума.
Бизнес в семье моей бабушки Дворы, организовал её отец Моше бэн Йосеф Портной. Против воли отца он женился на Патии, дочери сапожника. Пойдя против воли своего отца, он не стал раввином, зато приобрёл специальность токаря по дереву. Его отец рабби Йосеф бэн Зээв, не выдержав разногласий с младшим из своих детей, почив в лучший мир в возрасте сто двенадцати лет. В 1913-м году, Моше открывает свою мастерскую по производству мебели, работая в ней день и ночь, обеспечивая свою семью не безбедным достатком. Этот достаток длился до начала первой мировой, которая демобилизовав Моше на фронт, оставила его семью без кормильца. Особого желания воевать у Моше не было, особенно пугало его, что пойдя в штыковую, он должен будет кого-нибудь проткнуть штыком. Так однажды, после артобстрела, поднявшись в атаку, навстречу русским войскам, пошёл в контрнаступление немецкий батальон. Вокруг рвались снаряды, разрывая солдат на куски, и делая глубокие воронки. Вот у такой воронки, Моше встретился лицом к лицу с немецким солдатом. Солдат был ростом по грудь Моше. На его носу висели очки с круглыми и разбитыми стёклами. Солдат с трудом удерживал ружьё со штыком. Они стояли напротив друг друга, не решаясь предпринять что либо. Вдруг очнувшись от очередного взрыва раздавшегося совсем рядом с ними, они как по команде одновременно прыгнули на дно глубокой воронки. Оставшись вдвоём в воронке, противники познакомились, и немец угостил Моше сигаретой. Оказалось, что немца зовут Клаус Ливенгаус и что он точно такой же немец, как Моше русский. И родной язык его тоже идиш, только немного с противным произношением, более напоминающим немецкий. “Что будем делать?”- спросил Клаус. “Я думаю рвать когти!” – задумчего сказал Моше. “Но это же дезертирство!” – затягиваясь сигаретой дрожащими губами проблеял Клаус. “Скажи честно Клаус, ваш кайзер любит евреев?” – спросил Моше. “Они ему безразличны как чужая, дохлая собака” – задумавшись, ответил Клаус. “Спосибо ему и на этом!” – с усмешкой сихидничал Моше. “Ну а наш Николашка, периодически организует еврейские погромы, держа нас в черте оседлости, в страхе и нищете. Поэтому, нам было бы глупо участвовать в этой, чужой нашему народу бойне!” – умазаключил Моше. “Послушай Моше!” – задумчего произнёс Клаус. “Тут не далеко в Гданьске живёт моя сестра Рэйзэлэ, она вдова с двумя детьми. Её муж погиб на фронте. Они до войны держали пекарню и ей, скорее всего, понадобится помощь. Вот тебе её адрес!” – сказал Клаус передовая Моше кусок папиросной бумаги с написанным на ней адресом. “А сейчас давай прощаться и разбегаться в разные стороны” – предложил он. Они расцеловались, и каждый из них побежал в противоположеную друг от друга сторону. Через три месяца Моше, после отравления газом и ранением в ногу, оказался в немецкой зоне оккупации. Он сохранил адрес, оставленный ему Клаусом. Добравшись до еврейского квартала Гданьска и пройдя мимо величественного здания синагоги, среди стариных европейских зданий, он увидел дом с табличкой “бакарэй - булочная”. Зайдя вовнутрь булочной, он увидел за прилавком светлолицию брюнетку, с чёрными как смоль немного выпуклыми глазами. Её лучизарная улыбка, как свет ангела, согревала зачертвевшую от ужасов войны душу Моше. Рядом крутились двое детей: мальчик лет двенадцати и девочка лет девяти. “Что желает пан?” – обратилась хозяйка по-польски к посетителю. “Я пришёл передать вам пане - Роза привет от вашего брата Клауса Левингауса, с которым по воле всевышнего свела меня на войне судьба” – сказал Моше на идиш, передавая ей в руки записку, написанную рукой её брата. Взяв в руки записку, хозяйка расплакалась и сказала, что её брат пропал без вести на войне. Она пригласила Моше в дом, где приняв ванну и поменяв бельё, он первый раз за четыре месяца уснул здоровым глубоким сном в кровати. Моше и сам не заметил, как через три месяца оказался в тёплой и сладкой постели пышки Розы. Он исправно делал всю мужскую работу по дому, помогая ей в пекарне и обучаясь новой профессии, а по ночам, Моше ублажал бурную страсть, изголодавшейся по мужским ласкам, страстной женщины. Уже через год, он самостоятельно замещивал тесто, выпекая разные кондитерские изделия. Соседки Розы, у которых тоже кормильцев забрала война, завидывали ей чёрной завистью на молодого красавца любовника. Моше не забывал ни минуты о своей семье. Он два раза в месяц посылал в Житомир посылки разными окольными путями, в основном, пользуясь услугами контрабандистов. Не в силах совладать с болевыми приступами совести, в 1918 году, Моше внезапно исчез из жизни прекрасной Розы, даже не попрощавшись с ней, как и внезапно, возник опять из небытия в жизни Патии. Конечно, постаревшая супруга, хотя и была на три года моложе, но сильно уступала женским прелестям Розы, которая навсегда оставила неизгладимый след в истерзаной душе Моше. И вот, с рождением НЭПА, Моше открывает пекарню у себя дома, где начинает выпикать хлебобулочные изделия по рецептам Розы. Меся тесто руками, ему мерещится упругая грудь Розы. Устанавливая вишенки на ханукальные булочки, ему кажется, что он ласкает её коричневые соски. Когда он сплетал тесто, ему казалось, что он плетёт косы с её жёстких, чёрных как смоль волос. В работе пекарни, главной помошницей была моя десятилетняя бабушка Двора. Ни старшая дочь Фира, не её мать Патия, не принимали ни какого участия в работе пикарни, хотя с удовольствием пользовались её дарами. Труд по четырнадцать часов, кроме субботы, оставил неизгладимый след в душе моей бабушки, которая часто радовала своих детей и внуков результатами кулинарного искусства, преобретённого в пекарне отца.
