приоритет?
- Какой еще приоритет? - сказал Виктор.
- Мой приоритет.
- Зачем это тебе понадобился приоритет?
- По-моему, очень приятно быть... э-э... первым.
- Да на что тебе быть первым? - удивился Виктор.
«Сценарист» подумал.
- Честно говоря, не знаю, - сказал он. - Мне просто приятно.
- Приятно быть первым? - подумала Хелен. Престижная премия, вот, что ждут и сценарист, и режиссёр.
Она взглянула в противоположную сторону комнаты, где сидел писатель Феликс Сорокин, и опять её зазнобило.
- Представь, что на твоих плечах тёплая шаль.
Предложение ФанФана было кстати. Хелен представила, как пушистый и очень мягкий платок щекочет ей щёки, от него пахнет её любимыми духами «accordo Viola». Она слушала приятный голос писателя:
- Москву заметало, как богом забытый полустанок где-нибудь под Актюбинском. Вот уже полчаса посередине шоссе буксовало такси, неосторожно попытавшееся здесь развернуться, и я представлял себе, сколько их буксует сейчас по всему огромному городу – такси, автобусов, грузовиков и даже чёрных блестящих лимузинов на шипованных шинах.
Хелен подошла к окну и подула на замёрзшее оконное стекло. От тёплого дыхания образовалось маленькое окошечко. Девушка увидела картину, которую описывал Феликс. А он, никого не замечая вокруг себя, прежде всего своих соседей, продолжал:
- Мысли мои текли в несколько этажей, лениво и вяло перебивая друг друга. Думал я, например, о дворниках. О том, что до войны не было бульдозеров, не было ярко раскрашенных снегоочистителей, а были дворники в фартуках, с мётлами, с фанерными лопатами. В валенках. А снега на улицах, помнится, было не в пример меньше. Может быть, правда, стихии были тогда не те…(1)
«Сценарист» подошёл к Феликсу.
- Вот ты тоже не хочешь отдавать свои рукописи в «Институт лингвистических исследований АН СССР». Почему? Это же будет оценка твоего творчества, творчества писателя Феликса Сорокина!
-Я разбирал свой архив, желая подобрать что-либо подходящее. Но понимаешь, среди моих коллег прошёл слух, что под исследованием в области теории информации скрываются испытания уникальной компьютерной программы, которая якобы может беспристрастно оценить степень талантливости произведения.
- Я тоже об этом слышал! Как выяснилось, программа, которая оценивает текст писателей, на самом деле оценивает так называемое НКЧТ (наивероятнейшее количество читателей текста), которое, вообще говоря, к художественной ценности текста имеет косвенное отношение.
- Ну, да! В качестве примера авторы программы использовали передовицу газеты «Правды»...
- И что?
- И, как результат, получили семизначное число.
- Газету «Правда» читают миллионы!
- Я боюсь за свою «Синюю папку»! Здесь все мои воспоминания, мои чувства и моя жизнь.
- Ты боишься, что главный труд твоей жизни на поверку окажется заурядной писаниной графомана? Придумай что-нибудь!
- Я понёс на исследования переводы технических текстов.
- И что?
- В лаборатории я столкнулся с учёным, он так и не назвал своего имени. Вот этот учёный мне намекнул, что знает о существовании Синей Папки. Представляешь, об этом никто не знал!
«Сценарист» заинтересованно спросил:
- Что же дальше?
- Представляешь, на следующий день после посещения института я опять столкнулся с этим учёным, но уже в ресторане Союза писателей.
- Это встреча была подстроена?
- Ты даже не представляешь! Захожу я в зал, а за столиком сидит...
- Кто?
- Михаил Афанасьевич Булгаков! Мой любимый писатель!
- Это просто мистика!
-Да, я тоже так подумал. Он мне и говорит, что вчера разговаривал со мной в облике учёного, а сейчас принял свой настоящий облик.
- Так что же он тебе сказал? Мне это понадобится для сценария фильма! Я давно планирую снять фильм по роману Булгакова «Мастер и Маргарита».
- Михаил Афанасьевич объяснил, мне, Феликсу Сорокину, что же главное в моём творчестве. Привожу дословно:
«Поймите, Феликс Александрович, нет мне никакого дела ни до ваших внутренних борений, ни до вашего душевного смятения, ни до вашего, простите меня, самолюбования. Единственное, что меня интересует, — это ваша Синяя Папка, чтобы роман ваш был написан и закончен. А как вы это сделаете, какой ценой — я не литературовед и не биограф ваш, это, право же, мне не интересно».
- Цена всегда есть, - сценарист хлопнул рукой по столу, так, что другие обитатели палаты вздрогнули от удивления. - Это любовь твоих читателей! А ещё фильм по твоему произведению.
- Да вот, смотри!
Феликс жестом показал на другого писателя.
- Это Виктор Банев, он только вернулся в родной город, а там происходят таинственные события.
О нём моя история, которая хранится в Синей папке. Я назвал её «Хромая судьба».
- «Хромая судьба», но почему такое название?
- Понимаешь, мы живём, творим, а время над нами не властно. Беспощадно надвигается старость, от которой нет нам ни радости, ни спасения. Так что, «Хромая судьба» — это «признание в старости», если угодно.
- Нужно жить, несмотря ни на что! Творить!
- Знаешь, в последнее время то и дело случаются со мной какие-то унылые, нелепые, подозрительные даже происшествия, словно тот, кому надлежит ведать моей судьбою, совсем одурел от скуки и принялся кудесить, но только дурак он, куда деваться? – и кудеса у него получаются дурацкие, такого свойства, что ни у кого, даже у самого шутника, никаких чувств не вызывают, кроме неловкости и стыда с поджиманием пальцев в ботинках.
- Ты шутник!
В разговор вмешался «Философ» в очках в тёмной роговой оправе.
- Но я уверен, что каждый человек - маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова.
- Развлекаться, развлекаться....А что мы тут, уважаемые господа, делаем?
Сценарист задал вопрос и сам ужаснулся. Феликс достал свою Синюю папку, на которой была наклеена репродукция с картины Николая Рериха "Град обречённый": под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей.
Хелен вздрогнула. Именно с этим змеем ей пришлось биться совсем недавно.
- Вот только эта Синяя папка осталась от моих пяти библиотек, - сказал Феликс.
Виктор выразил мнение всех присутствующих:
- Больше библиотек не будет! Страшно было смотреть, как сжигали книги.
Феликс стал рассказывать о своих библиотеках:
- Первая библиотека погибла в Ленинграде, когда в наш дом попала бомба. От второй, что я собрал в Канске тоже ничего не осталось. Мы с Кларой отправили книги в Иркутск, а сами попали в Петропавловск. Так что библиотека меня не нашла.
- А какие ценные книги там были? - спросил Сценарист.
- Там у меня были четыре томика «Тарзана» на английском, которые я купил во время отпуска на Литейном проспекте в Ленинграде.
- Это всё?
- Нет! Ещё «Машина времени» Герберта Уэллса и «История Японии» на английском языке.
- А что стало с третьей библиотекой?
Заинтересованно спросил Виктор.
- Третью библиотеку я передал в дар дому культуры, когда возвращался с Камчатки на материк. Об этом времени я никогда не писал.
- Почему?
- Мне пришлось подать рапорт об увольнении и привыкать к гражданской жизни.
- Ты стал писателем?
- Да. Иногда мне казалось, что я мог писать километрами. Но это оказалось не так. На километры можно тянуть лишь то, к чему вполне равнодушен.
- Необычное сравнение, - подумала Хелен. - Удивительные люди!
Хелен никогда не видела библиотек с книгами, если не считать той, в которую она проникла с друзьями.Эта библиотека была разрушена, именно здесь началась разработка проекта «Библиогрань».
Хелен вздохнула.Она опять вспомнила Хайме. На глаза навернулись слёзы. Девушка провела рукой по одной щеке, потом по другой. Ладонь стала влажной.
- Хелен! Все, что с тобой происходит - не случайно! Ты главное, связывающее звено проекта.
Голос Тумбулата, её фанфика подействовал успокаивающе. Слезы высохли.
Феи не плачут! Слезы - роса.
Даже когда в небе гроза,
Молнии тоже не смогут спугнуть,
Бодро продолжим, ФанФея, наш путь!
- ФанФан! Да ты поэт!
Тумбулат поступил взгляд.
- Да, я такой...
- А ты знаешь, что скромность украшает не только женщину, но и мужчину!
- Я ещё и очень скромный, поверь!
- Хорошо, хорошо, верю! Но интересно, что стало с четвёртой и пятой библиотекой? Давай послушаем дальше!
Тумбулат не возражал.
- Как хочешь! Феликс расскажет.
- Четвёртая моя библиотека осталась у Клары. И господь с ними обеими!
Сценарист спросил:
-Ты не жалеешь?
Феликс покачал головой.
- Нет! Я и так вечно кому-то должен, не исполнил что-то обещанное, подвёл кого-то, разрушил чьи-то планы...и уж не потому ли, что вообразил себя великим писателем, которому всё дозволено?
- Феликс! Не возносись и не будешь низвергнут вниз! Хотя тебе это не грозит. Человек может возвыситься только над самим собой.
Философ даже захлопал в ладоши:
- Ты превзошёл сам себя!
- Мне надо успокоиться! - сказал Феликс и торопливо вылил из бутылки остатки вина в фужер.
- Не вина нужно было бы выпить, а коньяка. Или в лучшем случае пшеничной водки, - сказал Феликсу Виктор.
- Не поможет! Что там у тебя был за эпиграф на титульном листе твоей рукописи?
Виктор стал читать:
-Я в третьем круге там, где дождь струится,
Ах, как надоедает этот дождь!
Душа летает раненою птицей
И выхода из клетки не найдёт.
Хотя проклятым людям, здесь живущим,
К прямому совершенству не прийти,
Их ждёт полнее бытие в грядущем,
Где смогут они верный путь найти!(2)
Пока Виктор читал, каждый думал о своём. Сценарист мечтал написать сценарий. Он даже придумал начало и конец фильма:
- В городе, в котором постоянно идёт дождь по улицам ходят серые нелюди в плащах-дождевиках - это мокрецы. Они забирают у людей воспоминания о солнечных днях и люди перестают улыбаться и радоваться жизни. Это начало.
Сценарист даже потёр руки, радуясь своей выдумке.
- Конец будет таким... И начал читать про себя, словно невидимую книгу:
- Город, покрытый от дождя плесенью, смотрел пустыми окнами на людей, вышедших на улицы. Внезапно через серые тучи проглянуло солнце и мокрецы стали таять. От них остались только мокрые пятна на просохшем асфальте. Люди, подняв головы, подставили лица солнечным лучам, заулыбались. Всё вокруг потрескивало, шипело, шелестело, делалось прозрачным. В город вернулись радость и счастье!
Хелен думала о том, как найти своих друзей. Тумбулат взял девушку за руку и сжал её, без слов давая понять, что всё будет хорошо. Хелен улыбнулась и подумала:
- Мы сможем верный путь найти!
Философ был в своём репертуаре и свои рассуждения выразил вслух:
- Творчество неизменно приносит радость. Есть великие писатели среди неизвестных авторов и есть великие писатели среди великих людей.
Он стал рассказывать:
- Великие писатели XX века - братья Аркадий и Борис Стругацкие. Отец - научный сотрудник, мать - учитель русского языка и литературы. Трудное им досталось детство. Сама судьба направила их по пути литературного творчества.
Когда началась Великая Отечественная война 1941-1945 гг. c коричневой чумой XX века - фашизмом Стругацкие жили в Ленинграде. Аркадию было 16 лет, Борису - всего 8.
Все в палате вместе с Хелен и Тубулатом
