помчалась прочь, что-то бормоча и оглядываясь. Витька сдвинул очки на лоб и посмотрел на меня соболезнующим взглядом:
- Ну и чем, коллега, вызвано ваше буйное веселье? – поинтересовался он голосом нашего шефа, - Потрудитесь объясниться.
- Виктор Петрович, - бормотал я сквозь всхлипывания, - не веселюсь, но скорблю, болея душой, что даром скульптора не владею, что не могу отлить вас в бронзе. А кабы смог, то старик Роден в гробу бы перевернулся от зависти.
Витька ухмыльнулся и изрёк:
- Запишите, коллега: «Хорошо смеётся тот, кто цыплят по осени считает». Просю! – и он широким жестом пригласил меня в вагон.
До отхода оставалось минут пятнадцать и вагон был почти пуст. Мы уселись у заиндевелого окна и дружно уткнулись в книги. Не прошло и пяти минут, как я понял причину Витькиного соболезнующего взгляда: в вагоне было холоднее, чем на улице и свитерок под брезентовой штормовкой, лыжные ботинки и шапочка с помпоном не могли согреть моего дрожащего тела.
- Свободно?- спросила толстая тетка в шубе.
- Да, да, вот здесь, - зачастил я, надеясь на тепло хотя бы с одного бока.
Тётка плюхнула на лавку огромную суму, из которой торчали хвосты замороженных рыб и ледяные ноги синюшных кур, и тяжело упала по другую сторону. Вместо тепла, под боком у меня оказался переносной холодильник. Из-под малахая послышалось удовлетворённое урчание.
Наконец, чавкнув дверями, поезд тронулся. Из плохо заделанных окон потянуло ветерком и лязганье моих зубов слилось с лязганьем колёс. Минут через пять Витька наклонился ко мне и обдал жаром раскалённой печки:
- Если хочешь обозреть цветовую гамму своей физиономии, - ласково проворковал он,- то обрати свой роденовский взор к этой несчастной птице, - Витька скосил глаза на тёткину сумку, - а если, насладившись этим зрелищем, ты три раза произнесёшь «Я глупый самовлюблённый ишак» и извинишься за свой идиотский смех, то я одарю тебя шубой со своего плеча.
- Вить, - прошептал я немеющими губами, - а можно шубу вперёд?
- Можно, но смотри – обмана не прощу!
Витька скинул шубу и протянул мне. Я не стал искать рукава из боязни потерять хоть малую калорию накопленного в ней тепла, а просто завернулся, как в одеяло. Витька, между тем, остался в валенках, ватных штанах и меховой душегрейке без рукавов. Малахай закрывал ему едва не полспины, а меховые рукавицы доходили почти до локтя.
- Благодарствуйте, барин, - пропел я тоненько, - зачтётся вам доброта ваша.
- Какой у тебя дружок заботливый – шубу отдал замерзающему товарищу, ай молодец какой! - тётка явно затевала разговор на вечные темы добра и зла в человеческих отношениях.
- Это не дружок, - ответил я тоненьким голоском, - это - отец родной.
- В каком смысле? – не поняла тётка.
- К сожалению, в прямом, - басовито подхватил Витька,- Вот уродил акселерата на свою голову: двенадцать лет уже, рост под два метра, а мозги восьмилетнего остались.
Тетка открыла рот, закрыла, пожевала губами, по нескольку раз оглядела нас с Витькой и спросила:
- А тебе самому-то сколько?
- Двадцать четыре, - тяжёлый вздох сопроводил это признание, - Предупреждали ведь, что от ранней половой жизни ничего хорошего родиться не может.
Тётка с минуту сидела, хлопая глазами и раздувая ноздри, потом подхватила сумку и пересела в другой конец вагона. На её место тут же плюхнулся мужичок, который сходу стал излагать Витьке свои взгляды на зимнюю рыбалку, а я, подняв воротник, привалился к вагонной стенке и стал медленно таять в горячем тулупе.
Из состояния нирваны меня выдернул грубый Витькин тычок:
- Просыпайся, соня, на следующей выходить.
Он бесцеремонно стянул с меня тулуп и ловко скатав его на манер ковра, перевязал своим красным кушаком, сделав зачем-то две петли. Электричка дважды чавкнула дверями и умчалась, а мы и еще с десяток рыбаков остались на заснеженной платформе. Рыбаки неуклюже попрыгали с платформы и, помогая друг другу, взобрались на противоположную.
- Сейчас я увижу неповторимое зрелище, - я радостно потер ладони.
- Не дождёсси! – Витька просунул руки в петли и тулуп прочно улёгся у него на плечах.
Открыв сундучок, он достал четыре деревяшки, которые вдруг превратились в две лыжицы. Неуловимым движением Витька прищелкнул их к сундучку, который стал салазками, и бодро покатил к торцу платформы, от которого до земли было сантиметров двадцать.
- Как у тебя всё продумано, - искренне восхитился я.
- На том стоим, Малыш, - Витька счастливо улыбнулся, - учись, пока я жив!
- Когда-нибудь, Витька, я начну физически вышибать из тебя страсть к «шаблонизмам».
- Вот и спасай вам жизнь после этого, - пробурчал он в ответ и расхохотался.
Перед нами лежало заснеженное поле. На другом его конце синел лес. Яркое солнце, отражаясь от чистейшего снега, резало глаза и Витька надвинул затемнённые очки.
- А эти-то куда попрыгали? – я кивнул в сторону других рыболовов.
- О, эти бедолаги сейчас влезут в автобус, из которого вывалятся через двенадцать арбатов и протопав ещё поларбата, усядутся на головы друг другу и начнут воровать друг у дружки окуньков. – Витька снова залился счастливым детским смехом.
Расстояния Витька измерял в арбатах. Он где-то вычитал, что длина Арбата ровно километр и с тех пор применял только эту единицу измерения расстояний. В этом был большой резон: «Согласись,- говорил он,- что съездить за сто двадцать арбатов гораздо проще и ближе, чем за сто двадцать километров».
Мы весело топали через поле, саночки бежали за Витькой хорошо выдрессированной собачкой, мои лыжи легко катили по сухому снегу, жизнь была прекрасна и я уже раз десять известил округу о своей принадлежности к стаду глупых самовлюблённых ишаков.
Поле закончилось и упёрлось в еловый лес. Откуда-то сбоку вынырнула нечищеная дорога, по которой стелился одинокий автомобильный след.
- А вот и Анатолий проехал, - радостно сообщил Витька.
След представлял собой две необыкновенно широкие колеи, в одну из которых поместились саночки, а в другую мои лыжи.
- Представляешь, - восторженно тарахтел Витька, - у него не только всё собрано из разных машин, так ещё задние колёса стоят шире передних, от того и колея такая. Его года два на каждом посту ГАИ останавливали – всё не верили, что такое можно было официально зарегистрировать. А Анатолий смог. – Витька задумался и добавил – Он вообще, мне кажется, многое может.
- Далеко нам?
- Пёхом около трёх арбатов, на колёсах больше семи.
- Как так?
- А дорога сворачивает к ферме, потом огибает деревню и только потом подходит к блиндажу. А мы у поворота напрямки пойдём.
- Вить, давно хотел спросить, а что за название такое странное?
Витька радостно заржал.
- Это я его так окрестил. Тут арбатах в трёх официальный Дом рыбака есть, а этот подпольный, частный, да он и вправду блиндаж. Потерпи, сам увидишь.
Дорога изобиловала то пологими стометровыми спусками, то такими же подъёмами. На спусках Витька толкал саночки и они катились вниз, удерживаясь в правой колее. По левой скатывался я и, подхватив их, втягивал на подъём. Налегке я снова скатывался к Витьке и мы шли вверх, резвясь и дурачась, как малые дети. Забравшись на очередной подъём, я сел на санки и подставил лицо солнцу. Смешанное чувство покоя и какого-то неизведанного счастья переполняло меня и я ощущал, что идиотская блаженная улыбка прочно приклеилась к моему лицу.
- Ну вот, вижу, что и ты начинаешь проникаться, - проворчал Витька, - но простого человеческого «спасибо, Витя!» от тебя не дождёшься.
- Виктор Петрович! – с чувством произнёс я,- Если бы вдруг, по каким-то причинам мне прямо сейчас пришлось бы отправиться восвояси, то всё равно моя благодарность вам была бы бесконечной и не выразимой этими банальными словами «спасибо, Витя». Но поскольку мне предстоит ещё полтора дня купаться в этой лепоте, то я ваш должник до конца дней своих!
- Аминь! – подытожил Витька, - А между тем они пришли, и им осталось сто грамм арбата.
Дорога резко повернула вправо, унося колеи странной машины, Витька слева обозначил пешнёй габариты узкого мостика через кювет и уверенно шагнул в лес.
Шагов через восемьдесят лес распался надвое и мы оказались на небольшой поляне, огороженной жердями, привязанными прямо к живым деревьям. Тропинка повернула направо и упёрлась в странное сооружение на четырёх колёсах. Кабина трофейного «Опеля», посаженная на шасси от уазика, в сочетании с колёсами неизвестного происхождения производили неизгладимое впечатление.
- Не бегунок, но редкий проходимец, - Витька ласково погладил капот,- зимой, осенью и весной по этой дороге ездят только трактора и этот малютка. – Витька посмотрел на небо и с тоской произнес:
- Какой день пропал.
- Зачем так мрачно? Ты уже здесь, - попытался утешить я.
- Малыш, - Витька был искренне расстроен,- если бы не мотыль, я уже в восемь был бы на льду и долбил бы лунки. А сейчас почти час, темнеет в четыре, вот тебе и весь день псу в подхвостье. Ладно, - сам себя успокоил Витька,- не последний день живём, завтра доберу своё.
Тропинка снова свернула и нам открылся маленький деревянный домик с дымящей трубой и большая поленица, делившая двор на две неравные части. Огромный сугроб занимал почти всю меньшую территорию. Витька подошел прямо к сугробу, открыл сундучок, достал две бутылки водки и сунул их в снег. Он по-хозяйски стащил с меня рюкзак, достал мою бутылку, сунул рядом со своими и начал перекладывать в него содержимое сундучка, оставив только снасти, термос и небольшой пакет. Завершив с серьёзным видом это важное дело, Витька вместе с рюкзаком нырнул внутрь сугроба. Только сейчас я понял, что это действительно блиндаж. Витька вынырнул через минуту уже без рюкзака, снова раскрыл сундучок и вытащил из пакета завёрнутый в кальку бутерброд.
- Ну, я полетел на лёд. Держи, - сунул он мне свёрток, - гуляй. Надеюсь, что зайцы тебя не съедят и у тебя, Малыш, хватит ума не заблудиться.
Витька помчался под гору, а я пошел по гребню, осматривая окрестности. Прямо подо мной расстилалось замёрзшее водохранилище. Далеко слева множество застывших чёрных точек обозначали место «сидения друг у друга на головах», здесь же было совершенно пусто, и я сразу увидел двух человек, застывших над лунками и спешащего за своей рыбацкой удачей абсолютно счастливого Витьку. Метров через сто обнаружилась лесная дорога и я пошел по ней, вдыхая чистый сухой воздух и впитывая тепло солнечных лучей.
Снег сиял и искрился мириадами блескучих огней, на нём, как на накрахмаленной скатерти, синели строчки птичьих следов. Параллельно мне, словно провожая, с ветки на ветку пробежала серая белка. Я остановился, чтобы полюбоваться её стремительным бегом, но, решив идти дальше, снова замер в сентиментальном умилении – метрах в двадцати на дороге сидел здоровенный серый заяц и внимательно слушал лес, подергивая ушами и шевеля розовым носом. Он посмотрел на меня своими раскосыми глазёнками и, словно приглашая играть в догонялки, пустился бежать прочь, не сворачивая с дороги. Я побежал за ним и бежал долго, хотя зайца давно и след простыл. Крупные, то ли собачьи, то ли волчьи следы пересекли дорогу.
- Мы с тобой одной крови, Акела! – на всякий случай прокричал я.
Дорога пошла под уклон. Длинный, километра на два, тягун лежал под моими
Реклама Праздники 25 Мая 2024День филолога 26 Мая 2024День российского предпринимательства 27 Мая 2024Всероссийский день библиотек Все праздники |