несколько раз, как звонок в прихожей захлебывался от птичьих переливов.
- Вот сто двадцать рублей, которые я собрала с класса на шторы. Будь добр, передай их, пожалуйста, в родительский комитет, - первое, что услышал я от Леры.
- Теперь - в Николаев, к родителям? - скорчил от боли я на лице гримасу вечного мученика Агасфера.
Она даже не поинтересовалась, что у меня с ногой, не проявила ни малейшего сочувствия. Не скрывала радости, светилась изнутри, как куриное яйцо в ячейке овоскопа.
- Я тебя люблю! -поцеловала меня Лера и, налюбовавшись вдоволь следами губной помады, оставленной ею на моем лбу, спросила: - Почему ты никогда не говоришь мне таких
слов? Я же женщина! Я люблю ушами!
- А я ушами совсем не люблю. Я другим органом люблю. Знаешь, как этот орган назывался у дикарей?.. Правильно! Назывался сердцем. Люблю всем сердцем, мозгом и душом,
то есть - всей душой и мозгой.
- Не паясничай!
Проникнув из соседской лоджии через картонный вставыш, процокала по длинному коридору белая крыса, зыркнула на нас, брызнув красным лазерным светом из глаз, замерла
на мгновенье и ринулась промышлять на кухню - к помойному ведру.
Вчера одну такую я уже оловил у себя в штанах . Забралась, зараза, до коленки, ласково царапая коготками онемевшую мякоть ноги. Я приподнял штанину, увидел лысый,
розоватый хвост, сошел с ума, пукнул с брызгами от страха, еле отлепил крысу, сильно привязавшуюся за несколько секунд к моей ноге, и вышвырнул её через открытые двери
лоджии с четвертого этажа.
Лера, глядя вслед не пуганной крысе, спросила:
- Грызунов разводишь? Это так на тебя похоже!
- Хочешь, подарю? Их здесь много.
- Спасибо, уже есть одна: грызет по ночам - до рвоты, спасу нет, - она погладила у себя низ живота: - Козючка моя ладная!
- Почему, козючка? Может, казак растет с лихим чубом на голове и раскуренной люлькой во рту?
- Мне все равно - кто, но будет девочка. Я чувствую.
Мы замолчали. Говорить, вроде, уже было не о чем. От укола Лера отказалась, о "чистке" и слышать не хотела.
- Если уж не могу проводить, - показал я на больную ногу, - то, как мужчина джентлеменистый, хочу предложить: "Чаю не выпьешь?"..Я так и знал: ты до сих пор не
желаешь на двусмысленные вопросы давать однозначно выгодные ответы. Да и, вообще, в последнее время тебе не очень нравится давать.
- Как говорит твоя мама - врач-диетолог: "Питаться нужно в тишине. В тишине меньше входит. От того больше экономии и бережливости". А в Николаев к родителям я еду на
одну неделю. Потом вернусь в областной центр. Подруга через своего отца выбила мне место в институте, - Лера провела рукой по моей щеке. Ладонь была мягкая, как
взбитая подушка: - И не думай, что я тебя использовала. Я не могла просто потому, что я тебя очень люблю. Я не знала раньше, что можно кого-то полюбить сильнее, чем
родителей. А вот, случилось. Я тебя люблю...Ну, почему, почему ты не можешь сказать мне это же сейчас? Раньше по сто раз на дню повторял.
- Потому что скоро придут с работы родители. Так что - отползай и прячься за пень, - как ты раньше говорила.
- Никогда я так не говорила! Никогда! Ты меня с кем-то путаешь."
Как всегда на гитаре не строила третья-соль и пятая-ля струна. Миша пытался нацепить на гриф какую-то хрень, объяснив невнятно, что так безопаснее и быстрее. Мы
дольше препирались. Я лупил его по рукам, приговаривая:
- Эту женщину надо брать чистыми и голыми руками. Гитара знает, что акт насилия неизбежен и быстро расстраивается, поэтому привыкает медленно, пытаясь расслабиться и
получить удовольствие.
- Ну и черт с тобой! Насилуй на здоровье! - отмахнулся Миша.
- Вот, друзья, вдруг вспомнил вещицу сорокалетней давности, - объявил я присутствующим пьяным и запел:
- На плечо опустила мне голову
Крепко пальцы мои ухватила
"Виновата, - твердила, - что помнила!
Виновата, что не по-за-бы-ла!"
Я стоял отрешенный, усталый
Без прощенья, без права явиться
И жалел, что мне легче не стало,
И боялся, что это мне снится...
Там-пам - парам - пам - парампам...
- Не помню такой сопливой песенки, - прошамкала вторая слева бабушка с дешевой химией на лысой голове: - Видно, после выпускного в подворотне накатал.
- Дима, а ты не забыл, что теперь наступила твоя очередь рассказать о себе, - очнулась еще одна старушка: - Колись, где, в каких краях ты шлялся после школы?
- А коротко можно?
- Можно! - подхватили все.
- А еще короче? Уговорили. Через год после школы женился: две дочери, сын, четыре аборта. Больше похвастать нечем. Да, еще два внука.
- А кто жена? Фотки есть? Можно и детей еще и внуков.
- В Айфон закачал, даже свадебную - одну, - я протянул свой Айфон занудливой старушке и в этот момент позвонила жена.
Я заговорил с ней нарочито громко, одновременно и с удовольствием поглядывая, как у бабушек начали стекать к подбородкам лица. Первая - что вторая слева - бабушка
дернулась неловко - хрустнула чем-то, что-то сглотнула - будто себя обнаружила на снимке и вскрикнула:
- Так это же Валерия Максимовна Ботуз. Наша классная мама в 9 "Б"!
Жена тем временем выговаривала мне:
- Ты же обещал: туда и сразу обратно! Опять - пустые обещания? Ни стыда, ни совести - у тебя, ни Родины, ни флага. А ну, живо домой! Нечего там тебе делать, - вот
такой крепкий у нее захват мошонки.
Я ответил, как можно ласковее:
- Лерочка, не сжимай! Не люблю! Не волнуйся, на ночь я здесь не останусь. Легче мне не стало: сорок лет их не видел и еще бы сорок лет не видеть. Сейчас же выезжаю и
через четыре часа буду дома.
Вышел меня проводить Семен. Мы закурили, и он спросил:
- В общем-то я разобрался - поскольку сам охотник - Как ты натравил на Нину Алексеевну бешеную лису, и с Сашкой более-менее картинка прояснилась. Но ответь мне,
друже, куда 120 рублей подевались, которые собрали с класса на шторы?
- У директора. Это был план "Б", который перерос в план "А". Долго рассказывать. Лучше не спрашивай.
