замолчал. Курсант Збруев в дебатах победил, а потому совершенно успокоился. Единственное, о чем жалел, что остался без обеда. «Да ну и хрен с ним, - решил, поразмыслив, - Что упало, то пропало».
В казарму поднимался тихо. Остановился на лестнице. Прислушался. В расположении – ни звука. Это подтвердило догадку, что обед прошел и все уже на «тактике». А, значит, в роте - кроме дежурного, который обычно после обеда спит, и дневальных – никого.
- Збруя, ты чего на обед не пришел? - спросил дневальный, как только Саша показался на пороге, - Тебя твой замок искал. Злой был, как собака.
- Так надо было, - Саше не хотелось объясняться с этим прыщавым тощим курсантом. В первый же день знакомства с этим неряшливым во всех отношениях человеком в его подсознании возникла необъяснимая антипатия, какая бывает, как и доброжелательное отношение, вдруг и без всяких объяснений. Просто не понравился, и все тут.
Он прошел в ленкомнату, поставил на пол ведро и огляделся.
Помещение - где-то восемь на десять метров - к покраске уже было подготовлено. Столы и стулья - на середине, под целлофаном. Целлофан вдоль стен. А у одной - сбитые из досок подмостки, напоминавшие по виду козлы с поперечинами, на которые настланы доски. «Только начать и кончить, - вплыла в сознание грустная мысль, - Краски мне, конечно же, не хватит. Опять придется разводить. Надо не забыть пропорции».
Красил Саша с удовольствием. Краска ложилась ровно, сверху вниз. Стена приобретала новый, более лимонный, чем прежний оттенок. Появилось даже удовлетворение от работы, и он начал мурлыкать возникшую в сознании мелодию.
Потом был ужин. Потом он снова работал, прервавшись только однажды, когда зашел дежурный по роте проверить - «чё тут за херотень».
Вспомнил, как дома однажды помогал красить родителям сложенную из шлакоблоков летнюю кухню белым, разведенным в воде цементом. Мысль, цепляясь за мысль, стала плести цепочку, уносившую его далеко от места службы, погружая в истому иллюзии раздвоения. Он был и здесь и там одновременно. Его тело, балансируя на досках, покрывало размашистыми движениями стену казарменной ленкомнаты краской. А он сам был дома - в объятиях близкого ему мира. Он соприкасался с ним, и это соприкосновение давало радость подневольному бытию, вводило в иллюзию освобождения.
«Уже, наверное, часа два», - подумал Саша, когда краска закончилась.
При снятых светильниках дневного света в комнате царил полумрак. Свет единственной лампочки, свисавшей с потолка, слабо освещал большое помещение, и потому окрашенные стены казались однородными и красивыми, вызывая удовольствие и гордость. Хотелось спать, и, оглядев еще раз свою работу, он вышел - довольный, что завтра не нужно бежать со всеми на зарядку.
- Рота, подъем! – проорал дежурный сержант, и Саша, откинув край одеяла на спинку кровати, рванул к стоявшему в ногах табурету. Быстро оделся, обулся и побежал в ленкомнату.
Едва переступив порог, он застыл в оцепенении. Увиденное вызвало шок. Две стены, на которые хватило краски, превратились в полосатое нечто. Полосы повторяли движение кисти: середина светлее, края темнее. «Что? Что это? Почему?» - отчаянно сопротивлялось сознание. Но по ходу осмысления положения в изворотливом мозгу уже созревало решение.
Суета в расположении стихла - рота ушла на зарядку. Саша подошел к стене и приложил к ней ладонь. Почувствовал - высохла не до конца. «Может, пройдет? Может, по краям попадало больше влаги? Поэтому… – надежда быстро появившись, так же быстро улетучилась, - Да, нет - ахинея. Что толку от моих предположений? Нужна краска… и еще одно ведро. А пока… Если что, скажу – не просохло еще». Стараясь быть незаметным, он выскользнул в коридор.
- Ну что, Збруев, сачкуешь? – дневальный на тумбочке стоял уже другой.
- Старшина здесь? – вопросом на вопрос ответил Саша.
- Не-а. Сам роту погнал на зарядку. А тебя, Збруя, говорят, освободили? Ты что, уже в любимчиках ходишь?
- Да заткнись ты! - грубо парировал Саша, бездумно вкладывая в голос весь только что обретенный негатив, - Какие, к черту, любимчики? Я до двух ночи красил.
Из туалета вышел дежурный по роте. Тощий сержант с глубоко посаженными грустными глазами на первый взгляд казался слабаком, непонятно как оказавшимся в воздушно-десантных войсках. Такому писарем бы где-нибудь в штабе полка или дивизии. Его лицо больше походило на женское, чем на мужское. И впечатление, скорее, складывалось из-за того, что ни на щеках, ни на подбородке, ни даже под носом у него не росли волосы. Но внешность в данном конкретном случае бесстыдно лгала - ему не было равных по количеству подтягиваний и подъемов переворотом. Кто-то из молодых сержантов говорил, что быстрее устанешь смотреть, когда он на турнике.
- Збруев, марш в свою ленкомнату. Чтоб я тебя здесь не видел.
Саша выпалил «есть» и быстро пошел на свое рабочее место. Побыл, правда, там недолго: в расположении раздался топот ног - рота возвращалась с зарядки. Сейчас будет заправка постелей, приведение себя в порядок, утренний осмотр и завтрак. «Самое время», - промелькнуло в голове. Он выскользнул из ленкомнаты и слился с толпой курсантов.
После завтрака старшина построил роту и объявил, как всегда, что все по плану.
- Кроме первого взвода, - добавил, - Первый взвод едет в Ионаву на хозработы.
Рота загудела: первый взвод от восторга, остальные от недовольства и зависти.
- А-атставить! – гаркнул свое любимое старшина, - Кросса захотели, мальчики великовозрастные? Могу устроить… в свободное от занятий время. Или, может, на ебун-горку захотели?
На эту пресловутую горку никто не хотел, хотя на нее новое пополнение еще не водили – не случилось как-то. Однако о горке все были наслышаны. И знали: если рота в чем-то провинится, офицеры через сержантов могут устроить экзекуцию. А это - гусиным шагом вверх по довольно крутому и длинному склону.
Мгновенно наступила тишина.
- Сержант Задорожный!?
- Я, товарищ старшина! - отчеканил крепкий, с беретом на ухе, как у самого Молдаванина, розовощекий крепыш.
- Збруева я забираю. Он освобожден от всех занятий… кроме политических, конечно…
- Так точно, товарищ старшина, - отчеканил Задорожный. Он первое полугодие был сержантом. С курсантами лютовал, но к сержантскому составу старших призывов, а тем более к старшине относился еще как курсант - по уставу и очень молодцевато.
- Курсант Збруев!? – выкрикнул Задорожный, словно, испугавшись.
- Я! – поспешно отозвался Саша - он-то точно был напуган, ожидая инспекторской проверки своей работы.
- В распоряжение старшины роты!
- Есть! - выпалил курсант Збруев и бегом подбежал к старшине.
- Товарищ старшина, курсант Збруев по вашему приказанию прибыл.
- Молоде-ец, курсант. Сегодня ты солдат, - видимо вспомнил старшина вчерашний поворот «кругом». Он улыбался. И чувствовалось - от души. Но улыбка все равно получалась хитроватая и самодовольная.
- Ну как идет работа, Збруев?
- Нормально, товарищ старшина. Краски не хватило. Надо еще два раза по столько, как вчера. И второе ведро. А еще, если есть, кисть пошире.
- Ну вот, - довольно заметил Молдаванин, - А говорил, что не маляр. Жук ты, Збруев, - старшина шутливо погрозил Саше пальцем, отчего тот даже расслабился - позволил себе фамильярность.
- С вами тут - кем хочешь - станешь.
- А-атставить разговорчики, - старшина сделал серьезную физиономию, - Пошли на склад. Потом посмотрю твои художества.
Последняя фраза для Саши – бальзам на раны. У него прямо от сердца отлегло.
Курсант Збруев получил все, что просил. Он уже понял, что кипятить краску, то есть раствор, ни в коем случае не надо. Это еще вчера ему подсказала интуиция. «На этот раз у меня все получится, - подумал, - Главное - старшина не пошел сейчас смотреть, что у меня уже получилось… Слава богу».
- Вечером проверю, нарочито серьезно сказал старшина. – До вечера управишься?
- Думаю - да, товарищ старшина.
- Он еще и думает, - ехидно возмутился Молдаванин, - Есть! Так точно! Вот твои ответы. Ты не думай, каменщик, ты работай. Бегом в казарму!
- Есть, - Сашка рванул, что было сил, чтобы не гневить старшину, а то, не ровен час, работу захочет проверить.
На этот раз в ленкомнате нашлась не замеченная - лежавшая под целлофаном бумага. А еще - небольшие обрезки сухой доски от заготовок: стены снизу - где-то на метр – будут обшиты покрытыми морилкой и лаком деревянными щитами. Во дворе – в углу только что построенной в виде автобусной остановки курилки, лежало несколько не пошедших в работу кирпичей. Короче, мысль творчески преломлялась в процессе труда.
Саша быстро разжег костер, соорудив предварительно что-то вроде очага из кирпичей, и вода на них нагрелась моментально. К этому времени он уже наскреб - не нарезал, как в прошлый раз - хозяйственного мыла. В консервной банке, что валялась под кустом, не замечаемая ответственными за уборку, растопил вонючий столярный клей. Смешав все это в ведре вместе с порошком краски, он совсем недолго повертел палкой в ведре.
Все. Готово. Даже не верится.
Перелив смесь в новое ведро, он проделал всю работу еще раз - должно было хватить на всю комнату, с учетом того, что на одной стене целых три окна. «Вот именно… - поднял кверху указательный палец, приветствуя новую идею, - срочно открыть».
Вернувшись в ленкомнату, в первую очередь осуществил задуманное - распахнул настежь все окна.
Сразу же ушла духота. Теплый сухой воздух, проникая в пространство комнаты, заполнил ее освежающим движением. Саша глубоко вздохнул. И уже собрался было залезть на козлы. Но из расположения донесся шум - вернулись два взвода. «Скоро обед… Обед – так обед».
После приема пищи потолкался в курилке с пацанами минут пять - пообщался. Потом поднялся по лестнице в расположение и проскользнул в ленкомнату.
На этот раз эйфории во время покраски не было. Знал, чем это может закончиться, хотя работа спорилась, и некоторое удовлетворение было.
Вечером старшина проверять не пришел.
Он вообще вел интересный образ жизни. Где пропадал днем, никто не знал. После ужина же, как правило, ходил в соседнее здание - в «королевскую» роту, как называли в полку подразделение, обслуживавшее комендатуру. Там у него было много друзей, а еще - интересы, предполагавшие нужные в армии связи.
Покраска закончилась поздно, а вернее, рано – уже за четыре утра.
Из-за горизонта показалось еще не ослепительное солнце, и ровно окрашенные стены кое-где уже светились его прикосновением.
Одолевала усталость. Половина прошлой ночи и сегодняшняя, почти полная – без сна. Плюс первое потрясение. Плюс бесконечная работа. Спать ложиться, конечно, уже поздно, но так хотелось хотя бы прилечь, растянуться на кровати.
Самая первая стена, уже почти сухая, не подавала признаков тревоги, а, значит, и остальные будут нормальными. «Курсант Збруев работу выполнил», - улыбнулся пришедшей мысли. Присел на кучу заготовок доски, прислонился к прохладному радиатору и задумался…
- Рота, подъем. Форма одежды №2.
Саша проснулся, но не пошевелился. Осознание того, что он освобожден от зарядки, словно освобождало его от всего остального. Правда, продлилось это состояние лишь несколько секунд. До него вдруг стало доходить -
