Муравьёв отозвал «на минутку» Гусева и, взяв под локоть, повёл к «Волге» Соратника Михаила.
- Как твои дела? Я думаю, ты понимаешь, о чём я говорю?
- Дело налаживается, Председатель. На данный момент я могу с уверенностью сказать о наличии у нас двух ударных отрядов. Молодёжь. Студенты. В основном, из училищ и школьники. Дети простых рабочих. Ненавидят нынешнее положение в обществе, социальное расслоение…
- Понятно, понятно. А остальные?
- В стадии формирования. Мы интенсивно работаем.
- Хорошо, Соратник. Передай мою благодарность своим ребятам. Да, насчёт ненависти. Пусть они нуворишей, конечно, ненавидят. Все они воры. Среди них много евреев. Но вы направляйте ненависть в сторону власти. Понимаешь меня?
- Конечно, Председатель. Всё понятно.
- Вот… Хочу сказать, что ты набираешь вес в нашей организации. Недалёк тот день, когда я назову тебя Близким Соратником. Дело за нами, молодыми…Ну, до свидания.
Муравьёв сел в машину и попросил Мишу отвезти его на вокзал. Теперь, когда столько важных событий осталось позади, он решил съездить на выходные в родной город, развеяться и заодно навестить родителей.
«Волга» снова выехала на проспект Столетия города. Вечерний Владивосток ковром огней полого спускался к океану. «Волга» мчалась по широкой улице, и в окно врывался бодрящий свежий запах морской воды.
54
Мелькали светофоры, огни вывесок и реклам. Один раз вылетели на высокое место, и справа открылся вид на Амурский залив, где на молочно-белой воде таинственно светились сквозь лёгкий туман фонари рыболовецких судов. Проехали Первую Речку, и от университета вдруг развернулась и ослепила чудесная картина Золотого Рога – огни, огни, огни… Океанский проспект упирался прямо в них, в причалы с задремавшими уже кораблями. А далее, на оконечности Чуркина, темнел сквозь дымку силуэт недостроенного ещё высотного дома, и думалось, что его жильцы в будущем смогут озирать весь Тихий океан до самой Австралии…
8
- Здравствуй, Галина.
- Привет, Константин. Цветочки!.. Спасибо… У нас тоже такие растут…
- А может, не такие, чуть-чуть похуже?
- Почему? У нас красивые цветы… Ну что, похоронили Викторию Александровну?
- Похоронили… Я её совсем и не знал ещё… Так неожиданно умерла…
- Меня она не учила. Моя учительница уже на пенсии, за магазинчиком живёт. Мария Геннадьевна.
- Такую не знаю.
- Мой двоюродный брат в Приморске тоже скоро умрёт. Рак. Сказали: от силы две недели ещё… Уже домой привезли: всё равно безнадёжный…
- Да, тут люди мрут, а во всех центральных газетах о гибели кота пишут.
- Какого кота?
- Слышала, у нашего земляка Зорькина отобрали дачу?
- Это судья какой-то? А что, он наш земляк?
- Председатель Конституционного суда. Он из Спасского района.
- Да? Не знала. А при чём тут бедный котик?
- Сотрудники управления охраны убили любимого кота семьи, который наотрез отказался выезжать из Огарёва-3.
55
- Что, кот отказался?
- Отказался-то Зорькин. Да во всём обвинили кота. Получил вышку.
- Де-эла… Там в Москве вообще непонятно, что творится. Я новости никогда не слушаю: глупости одни. То эти чемоданчики у Руцкого какие-то… Всё с ними носились-носились. Теперь за этого Зорькина взялись…
- Ельцин временно отстранил от работы и Руцкого, и Шумейко.
- Да что им будет…
- Конечно, мы смотрим театральную пьесу, и сюжет идёт по законам развития.
Костя увидел, что отвлёк Галину от мрачных мыслей: лицо её посветлело, стало оживлённей, она начала говорить легко, просто, без того отчуждения, которое чувствовалось в первых её словах.
-… Вчера у нас свиснули восемь вилков капусты. Прямо с корнем выдрали. Кроме Петровых, некому. Баба катя – вон напротив живёт – полгрядки картошки не докопала, так ей помогли за ночку. Всё лето у нас и у неё лук воровали.
- Да, зачем держать своё хозяйство, когда есть трудолюбивые соседи…
- И всё лето на лавочке просидели. Вытащатся в одних трусах – зрелище, достойное кисти Репина – и сидят, преют на солнышке. Тётка Верка такая толстая, купальник у неё – класс: на Багамских островах загорать. Да ещё наденет соломенную шляпку. Я с них тащусь. Этот шляпс корова с голодухи не станет жрать. А дядька Колька вытащит свой задрипанный магнитофончик, маленький такой, не знаю, как называется…
- Вот. Воспитывают в себе эстетический вкус…
- А записи какие! У меня таких нет…
- Бах, Моцарт?
- Они таких слов не слышали. Видел, в магазин импортные телеки завезли? Так тётка Верка моей матери хвастает: зарежем свинью, купим телевизор.
- А самим нечего есть?
56
- Конечно, нечего. Детям одежду не покупают. Видел, наверное, ихнюю шпану в школе?
- Нет, Петровых ещё не знаю… А кем они работают?.. Ну, эти, тётка Верка, как ты называешь, и её…супруг.
- Супруг? – Галина прыснула, не догадавшись, что костя намеренно употребил слово высокого стиля. – Говорю же: всё лето на лавочке прозагорали. Она вообще никогда не работала, только детишек рожала. А его выперли из совхоза за пьянку. Баба Катя наняла этого дурачка в свою очередь коров пасти, а он уже в обед выпросил у неё бутылку… Ты, наверное, этого не понимаешь. У нас нет постоянного пастуха, и мы пасём по очереди по дворам. Сколько голов – столько дней.
- И ты пасла?
- Конечно. Два дня наш папа, а три – мы с братом. Ну, а баб Катя уже старенькая и наняла дядьку Кольку за пузырь. У неё корова и бычок. Так он в обеденную дойку надрался, упал в канаву возле колонки, а коровы сами ушли на пастбище да залезли в овёс, потоптали там…
- А второй день пас? У неё ведь два дня за две головы?
- Куда там! Он до сих пор в запое, уже неделю. Таким стоит только понюхать… Баба Катя другого алкаша наняла.
Галина вдруг замолчала, словно выплеснула всё, что было, до последней капли. Она явно о чём-то задумалась, поэтому никак не отреагировала на то, что Костя в охватившей их темноте взял её руку в свою.
«Неужели выговорилась? – подумал он с опаской. – О чём бы ещё спросить?.. Надо же, какую тему ни возьмёшь, всё на какую-то гадость сводится. То смерть, то политика, то пьянка…»
Они шли молча несколько минут. Наконец, Галина, вздрогнув от отдалённого ружейного выстрела, заговорила снова
- Какой-то придурок по собакам палит… Тупая жизнь в нашей деревне. Зря ты сюда приехал, приестся быстро… Кроме клуба, некуда и прошвырнуться. Да и клуб-то…
- Ты думаешь, в городе весело?.. В Приморске, например, танцы тоже
57
только в одном месте.
- Зато хоть людей много. Магазины, базарчик большой… Но Приморск – это так, маленький городок. Ты же во Владивостоке учился?
- Да.
- Пять лет там жил?
- Пять лет в общаге с перерывом на год войны.
- Какой войны?
- Армии.
- А-.а… С кем вы там воевали? Друг с другом?.. А что же ты не остался во Владике? Не было распределения?
- Не знаю, не интересовался, честно говоря… Город так опротивел мне за эти годы, что теперь меня туда ничем не заманишь… Нищие и алкаши на углах, крутые ребята на тачках и лозунги «Обогащайтесь!» вместо старых «Даёшь коммунизм к концу недели!» Я там всегда чувствовал себя каким-то неотёсанным крестьянином, деревенщиной… Не потому, что глупее, а…их образ жизни не мог освоить, что ли…
- Владивосток – чёткий город. Не то, что какой-нибудь Приморск или даже Уссурийск.
В словах Галины прозвучала неожиданная мечтательность, она даже немного стиснула Костину руку. Он бы с радостью отнёс это на свой счёт, но по характеру не был самонадеянным и потому остался в недоумении.
- Я хотела бы жить во Владивостоке.
- А ты куда собираешься поступать?
- В Дальневосточный технологический институт… Вот готовлюсь по вечерам. Так что свободного времечка мало. Это сегодня решила немного развеяться, а то ум за разум заходит.
- Надо чередовать разные занятия…
- Если я поступлю, то в эту деревушку уже никогда не вернусь. Пусть тут всякие дурачки друг друга лупят и спиваются…
58
- Что-то у тебя мало любви к родному селу. Такое тихое и мирное место…
- Мирное?.. Что, не слышал, как только что палили из ружья?
-Так ты ж говорила: по собакам…
- Могут и по людям. Думаешь, тут не убивают? Нажрутся самогонки. Потом носятся по улицам с ружьём или топориком.. Давай посидим на нашей лавочке. Подожди только, я свою собаку уговорю не лаять на тебя, а то папа всполошится. Он теперь постоянно будет воров ждать.
«На лавочке – это хорошо. Я и не рисковал предложить где-нибудь посидеть… обязательно поцелую… Хм, какие у неё глупенькие представления о городе… Ничего, поживёт там с месяц, сама разочаруется.. Вот человеческая натура: хорошо там, где нас нет…» - поток разнородных мыслей пронёсся в Костиной голове, не создав единого русла какого-либо размышления.
Через пару минут Галина кликнула его. Она была в кофте и держала в руках пиджак для Кости.
- Наверное, маловат пиджачок, но всё равно накинь: холодно уже.
- Спасибо за заботу. Вообще-то я никогда не замерзаю.
- Что, закаляешься?
Костя сел рядом, обнял Галину за талию, сказав «я думаю, что так тебе будет теплее», и ответил на вопрос:
- Обливаюсь холодной водой дважды в день…вот уже седьмой год. По системе Порфирия Иванова.
- Хорошо быть таким правильным. Я тоже хочу жить правильно… Ничего, вот поступлю учиться, выйду замуж. Не сразу, конечно… Тут, в деревушке, все торопятся. Двадцать лет дурочке – уже боится, что не выйдет… Вот когда буду знать, что точно получу хорошую специальность, тогда можно… У моего мужа будет квартирка со всей мебелью, машина… Во Владивостоке ещё есть эти, катера, да?
- Ты собираешься за старика?
- Почему за старика? Обижаешь.
59
- Тогда за вора. Это за границей люди женятся, и у них всё сразу есть: дом, машина… Потом лет двадцать платят рассрочки. У нас обратная система. Молодой может иметь всё, только если надувает людей или государство. Или всех вместе.
- Не обязательно за старичка выходить. Сколько сейчас молодых в бизнесе, поднимаются. Крутятся. Есть же среди них и порядочные, чтоб по бабам не таскался, не закладывал за воротник, как наши местные мужички.
- Не будешь сухим в воде. Это особый слой, и порядочные туда не попадают. Хотя, конечно, уровня машина-квартира любой может достичь. А вот выше ушей не прыгнешь: крылышки подрежут… Поедешь – сама увидишь, какие там законы. Сразу в родное село захочется… Здесь хоть и стреляют, но по дурости, а там – расчёт, там знают, что они всегда готовы убить человека, и живут себе спокойно… О детях заботятся, жёнам машины покупают, а сами с красивыми малолетками катаются…
- Глупая я была, в школе плохо училась. Вбила себе в башку, что буду продавцом. Такая гадкая работа… Потеряла время. Вот теперь только в девятнадцать лет поступлю. Если поступлю ещё… Трудно было тебе поступать?
- Сейчас кажется, что легко. А тогда… С историей у меня проблем не было. В восемьдесят седьмом ещё всё было просто: на всём красный цвет коммунизма. А вот сочинения боялся, готовился серьёзно…
- И что, у вас все в учителя подались, как ты?
- Не все, но многие.
- Ничего. Учителя нормально получают. По сравнению с совхозниками. Тем зарплату последний раз давали по весне, а теперь ждут с урожая.
В тоне девушки скользнуло презрение, и Костя уточнил:
- А твои родители не работают в совхозе?
- Нафиг
