запредельно абсурдное. Чего-чего, а бреда он навидался достаточно и знал в нем толк.
«Почему нет? – подумал он. – Вот он – новый вид жителя зоны потопа. Рамки морали, приличий и нормы – прочь».
До сих пор Сергей встречал лишь тех, кто спасался и имел цель. Здесь же представал совершенно другой типаж – местный житель. Бежать ему, скорее всего, некуда и незачем.
Абориген почмокал губами, переложил спиннинг в другую руку и спросил:
– Вы тут надолго?
«Тридцать восемь дней. Плюс-минус».
– Э-э, а что? – самую чуточку насторожился Сергей.
– Так затопит тут скоро все нахрен! – любезно пояснил собеседник и лукаво улыбнулся.
«Надо зубы почистить, – мелькнула мысль. – А ему вставить. С десяток».
– А ты ж чего не ушел? – усмехнулся Сергей.
– А за домом кто следить будет? – деланно возмутился абориген.
– Не умаялся? – не без сарказма уточнил Сергей.
К его удивлению, чучело покраснело и опустило глаза.
– Ну… я, в смысле… не только, в общем, – поправилось оно.
«Врет!» – восхитился Сергей.
– А зачем? Ведь скоро все тут затопит нахрен! – с издевкой произнес Сергей.
– Ну, мы…
«Мы? – насторожился Сергей. Впрочем, быстро успокоился. – Чего это я волнуюсь? Одинокий пропойца. Куда ему идти, и кому он нужен? Мы – это он и белая горячка».
Ему даже стало жаль аборигена.
– Как зовут, уважаемый?
– Яшкой всю жизнь кличут! – с готовностью отозвался тот.
– Вот что, уважаемый Яков…
– Яшка!
– Хорошо! Ты заходи вечерком. Поболтаем о жизни и вообще.
Глаза Яшки радостно блеснули. Он подался было вперед…
«Сколько же он выпил?»
…но, словно наткнувшись на невидимую преграду, остановился и поскучнел. Потом, воззрившись на спиннинг, с явным облегчением произнес:
– Не могу сегодня. Рыбалка! Давай завтра! Я тебя такой амброзией угощу!
«Знаю я твою амброзию».
– Завтра так завтра, – покладисто согласился Сергей.
– Я пошел! – объявил Яшка, развернулся, дважды промазал в калитку, уронил спиннинг и покинул двор.
Сергей вспомнил о так и не включенном генераторе и выглянул на дорогу. Яшка деловито чесал к поселку, торопливо семеня ногами.
«Кому, интересно, он несет новость?» – подумал вскользь Сергей и тут же выбросил все из головы. Пора было везти рабочие принадлежности Андрею. Набрав из колодца воды, он наполнил ею пятилитровый пластиковый бутыль.
«Как все это везти?»
Выведя новую аксиому, что от перемены мест слагаемых сумма таки меняется, выехал со двора.
***
Андрей саркастически разглядывал мольберт, пока его творец – ха-ха, руки бы поотбивать! – шарился взмыленный по округе, разыскивая камни, чтобы подпереть шаткое сооружение, поминутно заваливающееся под порывами бокового ветра.
«Я тебе такой пейзаж нарисую, офигеешь!»
Дожидаясь мудака, Андрей вскрыл и использовал по назначению еще три пакетика с кокаином. Пустые же оставил на виду. Назло.
Энергия и ярость просто распирали. Хотя, если честно, руки сами тянулись к кистям и карандашам. Вдохновение чувствовалось небывалое. Хотелось и, казалось, моглось свернуть горы. Его не смущало, что энергия эта – заемная. Расплата пока была терпима. И наркоманом он себя не считал. Наркоманы – они… они… другие. Не такие.
Наконец камни нашлись. От предвкушения Андрей непроизвольно задрожал. Нетронутое белое полотно манило и влекло. Сначала первый штрих, потом второй. Полотно доверчиво отображает задуманное и верит руке. Отзывается. Как бы говорит: «Делай все что хочешь!»
Послушание – добродетель белого цвета. Андрей придирчиво осмотрел привезенные принадлежности и выбрал серый карандаш. Тем мощнее будет эффект. Для задуманного цвета были не нужны.
***
Пересчитав демонстративно разложенные пустые пакетики, Сергей хотел обыскать Андрея, но, заметив, как тот смотрит на мольберт и как нервно подрагивают его руки, решил оставить все как есть.
Он видел, много раз видел похожий взгляд. В художественном училище, у уличных рисовальщиков, на автопортретах великих художников. Скрытое предвкушение. Готовность выплеснуть гений. Легкая, трепетная боль в чуть прищуренных глазах. Кто сказал, что рожают только женщины?
В очередной раз ощутив собственную никчемность, он поспешно ретировался с холма. Бездумно полазил по кустам. Поцарапался и набил в волосы мусор, выбрался на лужайку и рухнул в траву. С настроением творилось черт знает что. В бок что-то давило. Поерзав и отодвинувшись, долго разглядывал стеклянную бутылку с отбитым горлышком. Оглянувшись по сторонам, увидел, что вся лужайка завалена хламом. Разглядел и тропу. Место для пикников, видать, было. Вспомнив воззвание, услышанное по радио относительно спасения жучков-паучков и очищения напоследок земли от мусора, он хмыкнул и взялся за дело.
Через полчаса Сергей вспотел и забыл о невзгодах. Куча мусора росла, а местность заметно хорошела.
«Без фанатизма», – одернул себя, когда попытался вытащить из кустов рессору от трактора, неизвестно как там оказавшуюся. Запыхавшись, присел и спокойно констатировал, что ему хорошо. Все прежние метания имели четко определенную цель – спасение жизни. А сбор мусора – это, ха-ха-ха, созидание. Бред, конечно. Глупо под занавес жизни заниматься фигней.
Рассеянно посматривая по сторонам, Сергей вдруг напрягся. Протер глаза и ухмыльнулся.
«Епрст!»
Одиноко стоящий дуб был почти у основания подвязан оранжевым кашне на манер пионерского галстука.
Его невольно захлестнули воспоминания. Это случилось в Лилле. Потоп тогда еще никто не пытался обозначить глобальной катастрофой вследствие царящего хаоса. Панические слухи сотрясали взбудораженные массы. Право на грабежи и убийства стало новой конституцией потопа. Билль о хаосе писался кровью.
Север Франции накрыл новый слух. Якобы некие умельцы починили и переоборудовали старые баржи, сцепили их бортами и устроили подобие библейского ковчега. Приглашались молодые, энергичные и с оружием. Сергей решил попытать счастья. Передвигался он тогда на добротном «Пежо», был полон милосердия, а оружие использовал только в самых экстремальных ситуациях.
Город напоминал растревоженный и сумасшедший муравейник. Толпы людей, навьюченных поклажей, тысячи автомобилей, безнадежно стоящих в заторах. Горящие склады, магазины и дома. Дым, смрад, жара. С помощью оружия жители решали немало вопросов, кроме главного: «Что делать?»
Исколесив улицы, где еще было можно передвигаться, Сергей, естественно, не получил внятного ответа на интересующий вопрос, а лишь посеял еще больше бардака, взрастил сотни ростков несбыточных надежд, впрочем, похоронив еще больше. На одной улице его обстреляли, на другой сам устроил перестрелку. На капот бросались девушки, предлагая поменять свою добродетель взамен на право побыть, хоть немного, попутчицами. Солидные мужики предлагали немыслимые деньги.
Стайки обезумевших от свободы и вседозволенности мальчишек. Летящие из магазинчика бутылки коллекционных вин. Собака, волокущая в пасти отрезанную человеческую ногу. Пришпиленный собственной тростью господин, висящий на дверях ратуши.
Сергей решил срочно выбираться из города. Вывернув из заваленного мебелью, бытовой техникой и манекенами тесного проулка, он оказался на небольшой площади. Насмотревшись за день на ужасы, Сергей уже привычно держал оружие под рукой и готовился к худшему. Но того, что перед ним открылось, все равно не ожидал.
Площадь выглядела донельзя мирно. Посредине бил фонтан. В раскрытых окнах полоскались занавески, изнутри доносились самые мирные звуки: звон столовых приборов, детский плач, коряво исполняемая на пианино мелодия. Островок спокойствия и здравого смысла в бушующем потоке паники. И посреди площади стояла, словно случайно перенесенная сюда из шестидесятых годов прошлого столетия, старушка. Строгий твидовый костюм мышиного цвета, тупоносые туфли, шляпка, по форме напоминающая опрокинутый детский горшок, ридикюль в узловатых руках, очки с толстыми стеклами, оранжевое кашне, маскирующее морщины на шее. Она стояла под знаком автобусной остановки и, недоуменно хмурясь, поглядывала на наручные часы.
«Она что, ждет автобус?»
Как завороженный, он вышел из машины и подошел к бабульке. Та смерила его подозрительным взглядом, покачала головой при виде несвежей футболки и, вроде как снизойдя, заговорила на безукоризненном французском:
– Молодой человек, вы не знаете, почему так долго нет рейсового автобуса? Он уже выбился из графика на четыре минуты!
Сергей более-менее знал французский, изрядно пошатавшись в мирное время по Европе в поисках талантов. Однако то был, скорее, язык клошаров и мелких лавочников, а не маркизов и особ с приставкой к фамилии «де». Постаравшись не ударить в грязь лицом, тщательно подбирая слова, ответил:
– Мадам! Увы, я не в силах просветить вас в вопросе работы обще… э-э, муниципального транспорта, но могу предложить свои услуги. Полагаю, вы торопитесь?
Взгляд старушки просветил, словно рентгеновским лучом, и, судя по поджавшимся губам, его в иное время не пустили бы даже чистить дымоход, не говоря уже о стрижке газона. Но, вздохнув еще раз и с надеждой посмотрев на улочку, из которой должно было прибыть транспортное средство, не нуждающееся в подтверждении респектабельности, мадам сдалась.
– Ох! Даже не знаю… В восточном предместье живет моя дочь с зятем… – Слово «зять» прозвучало так, словно речь шла о блохастой дворняжке. – …и мне крайне необходимо нанести им визит. Речь идет об очень деликатном деле, связанном с наследством. И, как назло, снова нарушилась телефонная связь.
«Блаженны неведающие!»
Сергей, понимающе кивнув, распахнул дверцу.
– Мадам! Располагайте мной безбоязненно.
Проигнорировав его жест, старушка уселась сзади, за водительским местом, и брюзгливо предупредила:
– Учтите, молодой человек! Только крайние обстоятельства вынуждают меня воспользоваться вашими услугами. И на вознаграждение сверх стоимости проезда на автобусе можете не рассчитывать!
«Точно, затворница! – решил Сергей. – Как она еще удержалась от того, чтобы не протереть носовым платком сидение и не обрызгать его духами?»
Несмотря на несносное поведение бабульки, ему было приятно совершить доброе дело.
Вид и сцены гибнущего города были старушкой проигнорированы.
«Подслеповата, видать. И это ей сейчас во благо».
Сергею очень хотелось верить, что дочь из предместья ее дожидается и все у них будет в порядке. При всем том, что такое понятие, как порядок, сейчас звучало более чем кощунственно.
Город остался позади. Дорога оказалась на диво пустынной. Сбавив ход, Сергей собрался было узнать, куда сворачивать, но старушка его опередила. Сначала что-то холодное вдавилось ему под челюсть. Скосив глаза, Сергей едва не присвистнул.
«Магнум. Сорок пятый калибр. Ни фига себе, бабулька!»
Потом – куда только подевался аристократический говор! – мадам повысила градус шока:
– Тормози, милок! Ручонками зря не сучь. Я дама нервная – пальнуть могу. Ах, какой умница! Конечно, выходи. Нет, вещички оставь. Ты молодой, бойкий, украдешь еще. Это нам, старикам, приходится изворачиваться. Жить-то еще, ой, как охота! Веришь? Стой! Погоди-ка. Ключики брось на дорогу. Ай да хитрец!
Потом была обочина, удар пистолетом по черепу и потеря сознания. Пришел Сергей в себя лишь под
