Поводок, намордник и собачьи консервы — в карманах сумки, — сообщает Саша.
— И постарайся, чтобы Малыш через неделю не выглядел так, будто питался на помойке, — добавляет Марина.
Электронное табло информирует нас, что скорый поезд до Нюрнберга через пять минут прибывает на четвёртый путь. Значит, пора выдвигаться на платформу.
Возле вагона последний раз целую Марину. Она ворчит, обнимая меня:
— Всё равно не понимаю, зачем ты едешь на этот фестиваль. Там же соберутся интеллигентные люди. Хоть веди себя прилично и не балуйся!
Я смеюсь:
— Не буду баловаться. Обещаю, что с первого января начну новую жизнь и буду во всём тебя слушаться.
Саша отдаёт мне сумку с Малышом. Пора расставаться. Скорый поезд останавливается в Нашем Городке всего на пять минут. Втискиваю себя в дверь вагона, оглядываюсь. Марина вытирает глаза платочком. Посылаю ей луч любви:
— Пожелай мне удачи, звёздочка.
Марина слабо улыбается:
— Удачи и обязательно принимай таблетки!
Кто не знает: германские поезда устроены не так, как российские. На станциях проводники не стоят с флажками у дверей и не проверяют билеты у пассажиров. Здесь входишь самостоятельно, идёшь по проходу до своего кресла, устраиваешься. Спальных вагонов мало. Европейские расстояния не позволяют долго спать. В основном, народ предпочитает путешествовать в удобных креслах с высокими спинками, как в самолётах или автобусах. Пассажирские места сгруппированы по четыре — два кресла напротив других двух. Возле каждой такой четвёрки на стене находится маленькое электронное устройство с фамилиями пассажиров, купивших эти места. Чужое место не займёшь. Впрочем, устройство вагонов различается
Уже в поезде понимаю, что, оказывается, я сел не в свой вагон. Вот какой рассеянный с улицы Бассейной! Или это Маринка виновата со своими слезами? Отвлекла. Теперь ничего не поделаешь. Гремя чемоданом, веду себя по почти пустому вагону. Тяжёлая сумка с Малышом давит на плечо. Дальше мой путь лежит через вагон-бар. У барной стойки пожилые дядьки пьют кофе. Я тоже хочу кофе, но, пока поезд не тронулся, мне необходимо угнездиться. Наконец, вижу своё имя на экране устройства. Других имён там нет. Значит, еду без соседей. Убираю чемодан в багажный отсек над головой, сажаю себя в кресло, ставлю сумку, в которой сопит мой ангел-хранитель, под ноги, с облегчением вздыхаю. Всё, я готов. Можно отправляться.
Я еду в Нюрнберг. Там я должен сделать пересадку на автобус до Праги. Марина, которая покупала мне билет в автомате на вокзале, сказала, что выбрала для меня самый оптимальный маршрут. Мне понадобится минимум усилий. В Нюрнберге у меня будет целых полчаса, чтобы дотопать до международного автобуса. Автобус прибывает на пражский Центральный вокзал в три тридцать пять. Мне хватит светлого времени суток, чтобы созвониться с Ульяной Сергеевной и на метро добраться до улицы Врановска. Дома я заранее посмотрел на карте, где находится эта улица. В следующий понедельник еду домой в обратном порядке: сначала на автобусе, потом пересадка в Нюрнберге на скорый поезд. Последний отрезок пути и здравствуй Наш Городок с улыбающейся Мариной на перроне.
Стартанули. Статичная картинка за окном плавно уплывает назад. Наш поезд быстро набирает скорость и через минуту городские здания сменяет унылый однообразный пейзаж: природа в дождь. Мне удивительно то, что состав двигается по рельсам без привычных перестуков и потряхиваний на стыках. Как будто стальные колёса катятся по стеклу. Но мне это нравится.
Не успел я привыкнуть к новым ощущениям, как по внутренней связи объявляют: «Дамы и господа! В связи с тем, что неизвестный мужчина совершил самоубийство, бросившись под поезд на нашей линии, возможно опоздание в Нюрнберг на сорок минут. Просим вашего понимания». Я понимаю, что всё становится очень плохо. Плохое начало, не к доброму концу. Не мог этот самоубийца немного подождать, пока мы проедем? Ему без разницы, а мой автобус из-за него теперь уйдёт в Прагу на десять минут раньше прибытия нашего поезда. У меня же нет этих десяти минут!
Легко постукиваю кончиками пальцев по сиденью. На моём тайном языке это означает: «Без паники!» Вынимаю мобильник, набираю Маринин номер. Она отзывается мгновенно, как будто ждала, что я позвоню. Взвинченный, говорю ей про тревожное объявление.
— Не переживай, родной, — успокаивает меня Марина. — Если ваш поезд опоздает, то автобус тоже задержится. Такое правило.
Уже весело прощаюсь с супругой. Как хорошо, что моя Маринка знает всё!
Над входом в вагон висит большое табло, на котором бегущая строка сообщает пассажирам текущую информацию о поездке. Двадцать первый век. Читаю на табло: опоздание сокращается до тридцати пяти минут. Ну, вот, жизнь-то налаживается! На этой радостной волне я вспоминаю про Малыша. Что там поделывает мой ангел-хранитель? Открываю сумку. Жизнь — это череда встреч и расставаний. Вот мы и встретились. Да, Малыш? Но Малыш на меня не реагирует — крепко спит. Храпит, словно прапорщик. Ну и ладно.
Железнодорожный вокзал в Нюрнберге — шумный, неуютный, кишащий народом муравейник. Конгломерат деловитых иностранцев всех типов и обличий. В зале ожидания на круглых тумбах сидят местные «синяки» — бабы и мужики. Они громко переругиваются хмельными голосами. Сразу видно, что Нюрнберг — город большой. Дома каменные, люди железные. Никакого сравнения с чистеньким и малолюдным Нашим Городком.
Смотрю на время. Наш скорый поезд опоздал всего на пять минут. Для скорого поезда совсем не плохо. Теперь я должен найти автобус до Праги. В моём билете указано, что пересадка займёт семь минут. Хорошо бы ещё знать, в какую сторону идти. Наобум вывожу себя на улицу. У вокзальных дверей вижу указатель. Вот теперь всё ясно — я ошибся. Мне нужно в противоположную сторону. Чувствую, как я устал — голова кружится сильнее обычного, ноги ватные, сердце стучит, как барабанные палочки, плечи ноют. Мне невмоготу тащить чемодан и сумку с Малышом. Придётся сделать нелёгкий выбор. Опускаю сумку на заплёванный асфальт, расстёгиваю молнию. Малыш смотрит на меня, выжидательно подняв правую бровь. Мол, какие-то проблемы?
Я выковыриваю сонного пса из сумки, ставлю на ноги, пытаюсь одеть ему намордник. Напрасно. Малыш отворачивает морду до тех пор, пока я не выдыхаюсь. В его глазках застыл вопрос: ты думаешь, что умнее меня? Надеюсь, что в моих глазах он читает ответ: успокойся, псина. Так все люди думают.
Засунув бесполезный намордник обратно в сумку, я пристёгиваю поводок к ошейнику.
— Надеюсь, что ты будешь счастлив со мной даже на привязи. Шагай вперёд, поводырь!
Я слегка дёргаю поводок, но Малыш и в этом не проявляет ни малейшей склонности к сотрудничеству. Он просто ложится на брюхо и отворачивается от меня.
— Ну, что же ты? Решил побыть крутым Ппуко? Берегись, станешь не нужен!
Всё напрасно. Никакой положительной реакции на мои уговоры и угрозы. Мне кажется, что вредная псина рассеянно пересчитывает ноги прохожих, мелькающие у него перед носом. Может, Малыш не бульдог, а помесь ленивца с упрямым ослом?
Потратив пять драгоценных минут, сдаюсь:
— О’кей, ты победил, — неохотно признаю я. — И что теперь? Хочешь обратно в сумку?
Малыш поворачивает ко мне башку и согласно поднимает левую бровь. Надеюсь, что я правильно его понял.
— Ну, уж нет, Ппуко. Я тебя не потащу. Слишком ослабел. Прими это, как горький факт. Теперь тебе придётся позаботиться о себе самому. Я не собираюсь из-за твоих капризов опаздывать на автобус. Всё, я пошёл. Чюсс!
Раздражённо отстёгиваю поводок, швыряю его в сумку, пустую сумку вешаю себе на плечо и, не оглядываясь, бреду за угол. Где-то там должен быть другой выход из вокзала с автобусом на Прагу. Малыш встаёт и плетётся следом за мной. Картина под названием: «Человек и собака, не обращающие друг на друга никакого внимания».
Я угадал: за углом стоит двухэтажный автобус с огромной надписью «Прага» во весь борт. К открытой двери тянется очередь пассажиров, обвешанных багажом. Молодой человек в униформе смотрит билеты и грузит чемоданы в багажное отделение под автобусом.
— Это ваша собака, сэр? — спрашивает по-английски молодой человек в униформе, когда очередь доходит до нас с Малышом. Видимо, экипаж состоит из чехов.
— Да, моя собака на неделю.
— Нам запрещено возить собак без намордников, сэр.
Лаконично, но главное — сразу стало всё понятно. Устало объясняю:
— Поймите, это очень робкий пёс. Его нельзя оставлять одного. У него аллергия на одиночество — сразу сопли из носа и слёзы из глаз. Он же небольшой и ему кажется, что все крупные существа хотят разорвать его в клочья. Он совсем бестолковый. Нужно постоянно всё ему объяснять. Да вы и сами видите.
Малыш с глупой мордой слушает мою речь. Из пасти свисают вязкие слюни.
— Нам запрещено возить собак без намордников, сэр, — твёрдо повторяет молодой человек.
У меня нет сил спорить дальше — пять минут назад Малыш высосал последние.
— О’кей. Я что-нибудь придумаю.
Возвращаю себя за угол, открываю чемодан. Так я и знал — в нём ещё достаточно свободного места. Открытый мной закон вселенского баланса гласит, что если где-то на одну собаку становится меньше, то в другом месте — на одну собаку больше, поэтому без лишних разговоров укладываю в чемодан Малыша. Он безропотно устраивается на стопке моей одежды. Чемодан сделан из жёсткой пластмассы, поэтому я не боюсь, что Малыша раздавит. Воздух туда тоже поступает.
— Лежать! Жди! — на всякий случай приказываю я псу. Марина говорила, что он обучен командам. — Отныне мы живём по чешским правилам. Будешь хорошей собакой, снова станешь Малышом и полюбуешься Златой Прагой.
Проделываю обратный путь до автобуса. На этот раз всё в порядке. Молодой человек наклеивает на вещи бумажные ярлычки с номером моего места, затем аккуратно укладывает сумку и чемодан в битком набитое багажное отделение.
— Прошу вас пройти в автобус, сэр. Мы отправляемся через минуту.
Едва успеваю усадить себя в кресло, как автобус с грузом из пятидесяти трёх человек и одной собаки трогается. Прощай, Нюрнберг! Нас ждут мокрые поля, покрытые рядами солнечных панелей, громадные башни ветряных электростанций с трёхлопастными пропеллерами, лениво крутящимися в пасмурном небе и раздавленные ёжики на гладком полотне автобана. Здравствуй, Чехия!
Что я знаю о Чехии? Листаю путеводитель. Небольшое государство, гордо расположившееся в центре Европы. Официальное название: Чешская Республика. Площадь: около восьмидесяти тысяч квадратных километров. Население: десять с половиной миллионов. Столица: город Прага — один миллион двести пятьдесят тысяч жителей.
Кем и чем знаменита Чехия? Перечислять можно долго. Сожжённый на костре церковный реформатор Ян Гус. Слепой предводитель гуситов Ян Жижка. Писатели: умерший от истощения корифей литературы страха и абсурда Франц Кафка, изобретатель слова «робот» Карел Чапек, чудак и непоседа Ярослав Гашек. Звонкоголосый поп-певец семидесятых Карел Готт. Ещё у чехов есть по умолчанию великолепное пиво, годные, вишнёвого цвета мотоциклы «Ява», отстойные трамваи и позорные самосвалы «Татра», надёжные, как дедушкин сундук, автобусы «Шкода». Кроме того, оказывается, Чехия занимает
