Губы матери тронула легкая усмешка.
— Может, вы хотите чаю? — проявила она гостеприимство.
— Да, спасибо! — Алина обрадовалась тому, что контакт с мамой начинал налаживаться. — И правда, все пересохло во рту.
— Чайник там, — мать махнула рукой, видимо, в сторону кухни. — Но я не уверена, что что-то есть в холодильнике. Хлеба, по-моему, точно нет, а вода в бутылке, кажется, еще осталась, — добавила она, продолжая стоять на пороге своей комнаты.
Алину так и подмывало спросить про Артура, но вместо этого, немного помявшись и недовольно покосившись на Дениса, она выпалила мучивший ее вопрос:
— Мам, я точно твоя дочь?
Женщина дрогнула, покачнувшись, словно вдруг ее перестали держать ноги, и опустилась прямо на пол, съежилась в своей серой кофте и стала похожа на ворону.
— Почему вдруг тебя это заинтересовало? — глухо спросила она.
На дочь она старалась не смотреть, нервно затягивалась сигаретой и пыталась сохранить самообладание.
— Я просто… мне просто… надо это знать, — Алина на ватных ногах доковыляла до матери и опустилась рядом на пол. — Скажи мне!
Мать глубоко затянулась, покосилась на нее и замолчала, устремив взгляд в пол. Наконец, она собралась с мыслями, подняла голову, обвела комнату тоскливым взглядом и вздохнула.
— Если бы в моей власти было убить тебя, я придушила бы тебя еще в роддоме, — хмуро поведала Алине ее мама.
Девушка судорожно ахнула, всхлипнула и быстро закрыла рот ладонью, во все глаза глядя на женщину, которая родила ее.
— Все мне твердили в один голос: мол послеродовая депрессия, все проходят через это, все будет нормально. Твой отец ничего не замечал, возился с тобой, а я боялась подходить, но потом мне пришлось смириться, потому что меня уже хотели показать психиатру, а дальше светила психушка, но я же не сумасшедшая, хотя все вокруг, будто разом ослепли. Никто, кроме меня, словно не видел, каким взглядом ты смотрела на всех: у грудного ребенка не могло быть такого внимательного взгляда! И этот свет в глазах — в темноте они светились, как у кошки, но, когда я пыталась говорить на эту тему с доктором, мне лишь выписывали кучу успокоительных таблеток. Я знала, что нормально уже не будет, моя доченька жива телом, но тварь, которая вселилась в нее в первый же день, не отпустит ее никогда, — мать подняла взгляд, полный ненависти, на занемевшую от ужаса Алину. — Ты хочешь знать, кто ты? Да, я родила тебя, но в первую же минуту своей жизни ты перестала быть человеком! Ты чудовище! Монстр! За эти восемь лет, что я провела рядом с тобой, я каждый день ждала своей смерти и надеялась на то, что ты умрешь от чего-нибудь, ведь дети тоже умирают. С семи лет тварь мучила тебя во сне, пытаясь проснуться, а я не могла заснуть каждую ночь — боялась, что это случится. Спокойно вздохнула только здесь, в этой помойке, думала, что сюда-то, уж никто не сунется, оказывается, я ошибалась. Тварь, что заняла тело моей дочери ждет своего часа, и когда она вырвется на свободу — никто не спасется! Раз ты нашла меня, значит созрело ее оружие!
Мать говорила и медленно отползала от Алины, на которую словно обрушилась могильная плита. Девушка оцепенела от слов матери, а та смотрела безумными глазами, и вся была, как взведенная пружина.
— Всю жизнь я по крупицам собирала сведения о таких существах и знаю, что с ними лучше никому не встречаться. Ну, бей уже! — завизжала мать, разбудив своих сожителей. — Ты же пришла убить меня! Давай, не тяни!
Алина вздрогнула, будто ее ударили плетью. На крики матери сбежались полуголые, а также и голые, замотанные в разные тряпки, обитатели квартиры.
— Что?! Кто?! Это кто?! Марианна, вызывай полицию!
Пятеро перекошенных от злости морд угрожающе двигались на Алину и Дениса.
— Пошли отсюда! — парень задвинул ее за себя и отступал к выходу. — Шевелись, уходим!
— Не приближайтесь к ней! — крикнула с пола мать Алины. — Эта тварь опасна!
Снова слух Алины резанули эти слова! Она опасна! Но ведь, в этот раз не было никакого яркого облака внутри нее и никаких мечей не было, почему же она опасна для них?!
Им дали свободно выйти. Денис волоком дотащил девушку до машины, впихнул ее на сидение, пристегнул и сел за руль. Из разбитых окон дома неслись проклятья чертовым демонам. Бледная, как мел, Алина сидела, не шевелясь всю дорогу, уставившись в одну точку, и даже, кажется, не моргала. Она не помнила, как брат затащил ее на второй этаж, заволок в квартиру, раздел и уложил в постель…
* * *
Она закована в холодные ледяные кристаллы, их острые края ранят кожу, а самые мелкие льдинки проникают в поры и попадают внутрь организма — вот уже потекли по телу капельки крови, но тут же застыли на тысячеградусном морозе. Крошечные кристаллики невыносимого холода летят по кровеносным сосудам, сковывая за собой жидкости, превращая мелкие клеточки в лед, скоро они дойдут до сердца и скуют его морозными оковами.
Тогда вся Алина превратится в огромный черный кристалл чистого льда: красивый, холодный и мертвый, он будет стоять здесь, на заснеженной равнине, высоко над уровнем живого Океана, полного вязкой черной эктоплазмы, пока архангелы не призовут на бой всех, кто способен держать меч в руках.
Без всякого перехода девушка ухнула с головой в вязкую черную жидкость или это жидкость обрушилась сверху, заливаясь в глаза, в ноздри, наполняя горло. Алина знала, что она вышла из этой жидкости и та будет стремиться вернуть себе свою живую плоть. Девушка дергалась всем телом, но не могла получить ни одного, даже самого маленького глоточка воздуха.
В отчаянии она призвала на помощь все резервы своего организма и ощутила, как ширится внутри уже знакомое огромное серебряное облако, пронзая все мышцы, заполняя глаза чистым ярким светом, пробуждая скрытые в ней силы воина, рожденного для священной битвы — это другая сущность, просыпающаяся внутри Алины, заставляла смотреть на мир своими глазами, будоражила кровь, призывая к мятежу.
За спиной словно развернулись два крыла, а сама Алина стала легкой, как перышко и сильной, словно могучий великан. Бурлящая в ней серебряная сила потребовала выхода. Откуда-то сверху девушке было видно, как тоненькое существо с крыльями поднялось с ее кровати и вышло из комнаты… Алина растворилась в серебряном свете…
* * *
— Все нормально, — ворвался в уши тихий шепот. — Пока лежит, но пришлось связать и вызвать Скорую, потому что такой я ее еще не видел, не смог успокоить своими силами.
Это родственник — двоюродно-троюродный брат. С кем это он говорит? Чего он там не видел? Чего он, вообще, видел в своей Камышовке? Наверное, камыши — их там полно. А, вообще, здорово там было, в деревне, в детстве…
— Я еле справился, не ожидал такого от нее, — жаловался кому-то ее родственник. — Не приехали еще. Хорошо! Согласен! Да, это опасно!
Алина сглотнула. Значит, родственник решил избавиться от нее! Вот он и показал свое истинное лицо, а все, что было — это лишь притворство, чтобы втереться к ней в доверие. Надо было ей, дуре, понять сразу, что с его появлением не все чисто.
Кому же он звонил? Ясно кому — тому, кто хочет ее смерти, матери — вот кому он звонил! Ее родная мать хочет ее смерти, всю жизнь, с самого первого дня ее появления на свет и, если бы была ее воля, придушила бы еще в роддоме! Недаром родственник оказался в том районе. «Случайно увидел!» Ага, как же! Случайности не случаются случайно — кто бы это ни сказал, он был совершенно прав! За всеми случайностями стоит холодный расчет, четкий проверенный план и твердая уверенная рука!
Хотелось перевернуться, но не было никаких сил, у нее болело все: каждая мышца и каждая косточка, словно ее избили до полусмерти, вывернули наизнанку, а после снова собрали и зашили толстыми суровыми нитками, какими баба Вера штопала свои мешки из-под картошки. Алина старалась не застонать и не привлечь внимания родственника, который оказался вероломным обманщиком. Никакой он не родственник, ужу понятно! Скорее всего он нанятый киллер и теперь ей нужно быть настороже!
Девушка попыталась встать, чтобы позвонить папе, единственному человеку, который любит ее, но встать не смогла. Она оказалась привязана к кровати и не могла выпутаться из простыни, которой родственник опутал ее по рукам и ногам.
Ах ты!.. Твою ж мать! Какое право он имеет поднимать на нее руки?!
Алина забилась под широкими полосами простыни, примотанной к ножкам кровати. Ну вот оно — начало конца! Он решил засунуть ее в клинику?!
— А-а-а! Денис! Выпусти меня! — не помня себя от поглотившей ее злости крикнула Алина. — Ты сука, мой отец тебя убьет! Я сама тебя убью! Кто тебя нанял?! Моя мать?! Только попробуй тронуть и тебе конец! Развяжи меня-а-а! — последние угрозы девушка выкрикнула в полном отчаянии от своего бессилия.
А между тем, события развивались: в дверь входили два парня в синих медицинских униформах. Один из них нес небольшой чемоданчик.
— Где больная? — они посмотрели на Алину в четыре невозмутимых глаза и повернулись к Денису. — Да ты гонишь! Это она тебя так отделала?
Девушка глянула на бывшего родственника и ахнула: под глазом у того наливался чудесный фиолетовый синяк! Интересно, кто это его так разукрасил?
— Тебя завалила вот эта тощая девчонка?! — не мог успокоиться высокий парень, который оказался санитаром. — Поверить не могу! Какой мужик пошел нынче, а, Федя?
— А нас-то зачем вызвали? — недовольно высказался парень пониже ростом, он был врачом, главным в бригаде, на реплики своего напарника внимания не обращал. — Вам психиатричку надо.
— Не надо, просто сделайте ей успокаивающий укол, — попросил Денис.
— Сделаем, — устало согласился доктор Федя. — Раз уж приехали.
— Пиши отказ от госпитализации, — санитар сунул парню под нос пустой бланк и ручку. — А ты знаешь, что за ложный вызов тебе полагается штраф пятьсот рублей?
Денис вынул из кармана розовую купюру и сунул ее в кармашек синей медицинской униформы. Парень мастерски, просто-таки, талантливо, сделал вид, что не заметил его махинаций.
— Так и быть, дам тебе дружеский совет: лучше надо удовлетворять девушку! Смотри, до чего ты ее довел! Видишь, сколько темперамента пропадает? Купи, что ли «Виагру» себе! Слышь, Федор, оказывается она полезна для здоровья! Кто бы мог подумать?
Доктор усмехнулся себе под нос. Он ломал ампулы и готовил шприцы, а Алина пристально следила за его руками, чтобы суметь вовремя выбить их, если получится, на худой конец, укусить за руку или боднуть головой, но санитар
