конъюгатору, сорвали свинцовые пломбы, ввели ровно двадцать три пароля и открыли двери диспетчерской. И на счетчике тел обнаружили ноль, который был похож на их приоткрытые от изумления рты.
- Где же мы теперь обретаемся, кошернейший друг мой? – спрашивает со слезами Петр Алексеич. – Или же мы с вами померли?
- Cogito, ergo sum! – отвечает Александр Данилыч. - Бытие наше связано, очевидно, с идеальными душами, коих осталось, судя по показаниям вот этого индикатора, двадцать два миллиарда с копеечками. Малое – в великом, великое – в малом. Мы – в них, они – в нас.
- Значит, от мира реального осталась одна видимость?
- А что значит – мир реальный? Вам же ведомо, что основной вопрос философии не разрешим и, следовательно, неправомочен?
Страшно закричал Петр Алексеич, замахал руками и кинулся бежать в неизвестном направлении – только взвился вихрь и поднялась пыль.
- Смотри, какая непогодь, - сказал кто-то. – Пылища, ветер… Наверное, завтра быть дождю.
