его главенство никогда не вызывало сомнений. А вот отождествление Славии с Новгородом вызывает серьёзные вопросы. Оно, ведь, базируется только на звуковом сходстве: Славия-словене. Но если делать выводы на такой шаткой основе, то придётся в придачу отождествить половцев куманов с индейцами команчами. Б.А. Рыбаков резонно заметил: “… ни один источник – ни русский, ни скандинавский, ни греческий – Новгород Славией не называл” (Б.А. Рыбаков “Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. ”, с. 331, М., 1982). А затем историк, используя сведения ал-Идриси, сделал совершенно справедливый вывод:
“… исходя из приведенных выше ориентиров: 1. Все три города находятся на одной и той же реке, что и Киев, т. е. на Днепре. 2. Все они расположены недалеко от Киева, на расстоянии, которое колеблется от 140 до 280 км. Такое созвездие русских городов в Среднем Поднепровье нам очень хорошо известно по документам X в., это – упоминаемые договорами с греками города: Киев, Переяславль и Чернигов. Расстояние от Киева до Чернигова 140 км; до Преяславля около 100 км; от Преяславля до Чернигова – 170 км. Эта триада постоянно упоминается в качестве главных городов Русской земли в узком смысле”
(Там же)
Напрасно только Б.А.Рыбаков попытался предложить ещё и второй вариант триады городов, заменив Чернигов на Родень. Историка смущало, что Чернигов стоит на Десне, а не на Днепре. Ну так Десна всё равно впадает в Днепр, а знания ал-Идриси о Восточной Европе не отличались точностью. Тем более, что в таком обилии рек нетрудно запутаться. А ведь сказано у ал-Истахри, что жители Арсы “спускаются по воде и торгуют”. Только о них так сказано, потому что Куйаба и Славия были доступны для торговцев из разных стран, зато жителям Арсы приходилось самим плыть вниз по реке (той самой Десне), чтобы доставить свои товары на продажу. А всевозможные варианты – Арса, Арта, Уртаб, Хордаб – появились оттого, что иноземцам было сложно выговорить название Чернигова.
Ну и байки об убийстве иноземцев в Арсе сочиняли за границей исключительно из-за малодоступности Чернигова. Никакими летописями этот вздор не подтверждался, и нам не стоит верить восточным страшилкам. Известно даже, откуда они взялись: от византийцев, распространявших сплетни о якобы бытовавшем на Руси таврическом обычае избиения иностранцев. В “Житии Георгия Амастридского” эта брехня утверждалась с апломбом и безапелляционно, как нечто всем известное: “… то древнее таврическое избiенiе иностранцев, у нихъ сохраняющее свою силу” (“Житiе св. Георгiя Амастридскаго” // Васильевский В.Г. “Труды”, т. III, с. 65, Петроград, 1915). Бездумно повторял её и Лев Диакон: “Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием <…> но довольно о жертвоприношениях тавров” (Лев Диакон “История”, кн. IX.6, с. 79, М., 1988). В термине “тавРОСкифы” ромеи ухитрились увидеть название русского народа, и в результате всё, что древние авторы сообщали о таврах, константинопольские умники оперативно приписали нашим предкам.
Фаст, следующий в списке за Тудором, должен считаться полоцким князем, потому что в числе участников похода следом за русью поставлены кривичи, а в списке главных русских городов за Переяславлем следует Полоцк. У кривичей только полоцкий князь входил в число великих. По возрасту Фаст вполне мог быть отцом Рогволода.
И, наконец, последний из великих князей – Сфирко занимал престол в земле тиверцев. Кстати, уменьшительный вариант имени может свидетельствовать о его популярности.
Оставшиеся 14 князей входили в разряд всякого княжья. Ну какие ещё княжества известны на Руси? Хорваты, дулебы, радимичи, северяне, вятичи – древлян пропускаем, потому что они снова вышли из подчинения, так что Игорю пришлось начинать с ними настоящую войну. Возможно, в земле дулебов уже хозяйничали волыняне, но это другой вопрос. Ещё в летописи упоминались княжества Ростовское, Муромское, Белозёрское, Ладожское, Псковское, Туровское – уже 11 княжений набралось. Ещё Олег посадил князей в Смоленске и Любече, а Любеч даже включён в перечень главных русских городов. И ещё один какой-то князь, может быть, изборский – летописью упоминалось княжение в Изборске (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 19, Рязань, 2001).
Итак, ровно 20 князей на всей Великой Руси: Игорь, князь Киевский, пять великих князей под его рукой и 14 князей из всякого княжья. Византийский император Константин VII Багрянородный в трактате “О церемониях византийского двора” описал приём в Константинополе княгини Ольги, так он утверждал, что княгиню сопровождали “родственные ей архонтиссы и наиболее видные из ее прислужниц” (“Приемы киевской княгини Ольги в Константинополе императором Константином VII Багрянородным” // Г.Г. Литаврин “Византия, Болгария, Древняя Русь (IX-начало XII в.)”, ВБ, с. 362, С.-Петербург, 2000). Первых насчитывалось 16, а вторых – 18. Архонтиссы – это русские княгини, отсюда следует, что свиту княгини Ольги составляли 16 жён подчинённых ей князей. Но после смерти Игоря на Руси должно было остаться 19 князей, включая Святослава. Святослав свою мать не сопровождал, да и вряд ли он был женат – молод слишком. Кроме того, Константин среди сопровождавших княгиню лиц упоминал её анепсия, то есть племянника (Там же, с. 363). Это один из племянников князя Игоря (“нети Игоревъ”), только вот который – Игорь или Якун? Или старший к тому времени успел умереть, или младший так и не получил для себя желанного княжения. Упоминался в летописи под 1024 годом какой-то Якун, пришедший вместе с варягами на помощь Ярославу Мудрому в войне против Мстислава: “… и приде Якунъ с Варягы, и бЪ Якунъ съ лЪпъ, и луда бЪ у него золотомь истъкана” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 144, Рязань, 2001). Но тот ли это Якун или совсем другой – выяснить невозможно. Во всяком случае, двух князей из списка точно придётся вычеркнуть. И вятичи как раз при Ольге предпочли подчиниться хазарам. Так что и ещё одним князем меньше. В свою свиту Ольга могла набрать всего 16 княгинь и ни одной больше. Зато послов при Ольге император Константин насчитал снова 20, как и при Игоре (“Приемы киевской княгини Ольги в Константинополе императором Константином VII Багрянородным” // Г.Г. Литаврин “Византия, Болгария, Древняя Русь (IX-начало XII в.)”, ВБ, с. 363, С.-Петербург, 2000). Должно быть, Русь традиционно разделялась на 20 административных единиц, только не в каждой их них имелся свой князь.
Среди высших князей в тексте договора упоминался Улеб, пускай к тому времени и умерший, но при этом настолько известный, что о нём не могли не вспомнить в официальном документе. Кто такая Сфандра? Да это жена Улеба, того самого, знаменитого! Улеб был мужем сестры верховного князя и отцом его племянников, а это значит, что при жизни он считался вторым лицом в государстве. На Руси следующую ступеньку в иерархии после киевского князя всегда занимал воевода. Воеводой князя Игоря в летописях назван Олег (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 107, М., 2000; Типографская летопись, РЛ, т. IX, с. 18, Рязань, 2001; Холмогорская летопись, ПСРЛ, т. XXXIII, с. 13, Л., 1977), в 943 году преемником Олега стал Свенельд. Высочайшее положение Улеба на Руси не оставляет иных вариантов, кроме, как отождествления его с воеводой Олегом. Расхождение в именах можно объяснить тем, что в документе стояло христианское имя. Поначалу при крещении подбирали имя, сходное с языческим: Аскольд-Николай, Ольга-Елена. Имена Олег и Улеб тоже похожи. Христианская пропаганда лилась потоками из Византии, Болгарии, Моравии, князь Игорь этому не препятствовал, проявляя полную веротерпимость. Ничего удивительного, что воевода, постоянно находившийся среди христиан, заполонивших южную Русь, тоже принял новую веру, а может, склонил к ней и княгиню Ольгу. Не сама же княгиня додумалась? При жизни Улеб занимал второй по значению княжеский стол – Черниговский.
Новым воеводой на Руси стал Свенельд “во Ольга мЪсто” (Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), М.-Л., 1950, с. 23). Но, несмотря на его высокое положение, имя Свенельда в тексте русско-византийского договора отсутствует. Значит, воевода пока не получил для себя отдельного княжения, а потому не мог представлять какую-либо землю. Это право принадлежало его отцу, который должен не только быть указан в списке князей, а ещё и непременно входить в число первых лиц государства.
Воевода – заместитель киевского князя, ему обязаны подчиняться все прочие князья. А они не признают верховенство кого попало, над ними должен стоять князь из рода, превосходящего знатностью все остальные княжеские роды. А таких родов на Руси насчитывалось всего три: род Рюрика, род Олега и род Аскольда. Свенельд не Рюрикович и явно не Олегович, значит – потомок Аскольда, скорее всего, внук. Имена у них тоже сходны – одна традиция. Тогда отцом Свенельда должен быть переяславский князь Тудор. Только после смерти отца Свенельду полагалось унаследовать его княжение.
Кроме князей, договор с Византией подписывали, вдобавок, и купцы, чего не водилось при Олеге. Это доказывает, что в борьбе с самовластьем региональной знати князь Игорь старался опираться на средний класс. Если князья представляли административные единицы Руси, то купцы прибыли в Константинополь в качестве избранных от веча (“отъ всЪхъ людий Руския земля”), дабы проконтролировать исполнение послами возложенных на них обязательств по обеспечению доступа на византийские рынки. Авторитет общественного самоуправления Игорь постарался противопоставить возрастающим аппетитам княжья. В одиночку против толпы князей не выстоять, зато народная поддержка (ну, пусть не всего народа, а зажиточной его части) быстро укоротит вожделения разбогатевшей элиты. Договор князя Игоря подписывали 26 купцов, а в посольстве княгини Ольги Константин Багрянородный насчитал сначала 43, потом и 44 купца ((“Приемы киевской княгини Ольги в Константинополе императором Константином VII Багрянородным” // Г.Г. Литаврин “Византия, Болгария, Древняя Русь (IX-начало XII в.)”, ВБ, с. 363-364, С.-Петербург, 2000). Может император и путался в подсчётах, но видно, что при Ольге роль веча продолжала укрепляться, избранников стало больше чуть ли не вдвое.
И вот какой ещё вывод напрашивается. На Руси времён Олега и Игоря совершенно не было бояр. Среди лиц, подписавших договор, названы князья, купцы и ни одного боярина. Вообще-то, бояре в договорах Олега и Игоря всё-таки упомянуты: “… свЪтлыхъ и великихъ князь, и его великихъ бояръ…” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 32, Рязань, 2001); “И великий князь нашъ Игорь, и князи, и боляре его” (Там же, с. 46). Это говорит лишь о том, что слово “бояре” на Руси знали, использовали в обыденной речи, но боярство как сословная группа ещё не сформировалось. Уже при Владимире, когда не осталось на Руси других князей, кроме Рюриковичей, из остатков всякого княжья и прочей родовой знати сложился влиятельный феодальный слой военной аристократии. Для обозначения его использовано, по-видимому, болгарское понятие.
II
Анализируя договор князя Игоря с Византией, многие историки
