дядя делает круглые глаза, - боится, что „токсины нищеты“ способны отравить его душу и, несмотря на сопротивление собственного мозга, изменят характер и личность в целом.
Моё же тело всю сознательную жизнь жило духом победы. Вот из-за чего я лучше всех претендентов.
Нам с дядей оставалось всего ничего: подготовить достаточно убедительную легенду моего желания расстаться с телом добровольно. А значит и с самой жизнью, разумеется. Ведь никто не предполагает жизни без тела.
На первый взгляд это просто: объяснить своё решение. Неизлечимая болезнь? Не годится. Ребёнку понятно, что менять шило на мыло разумный человек не станет. Разочарование в жизни? Страшный удар от потери любимого занятия и средств к существованию? Я уже сказал, почему дядя считает это шатким аргументом. Никто не захочет тело слабака. Пусть слаб он только духом. Наоборот, надо дать всем увидеть в моей смерти огромную силу.
Решение, как ни странно, я предложил сам. Дядя лишь одобрительно хрюкнул. И, чтоб я не возомнил о себе слишком много, загасил обалделую улыбку пивом.
- Молодец, сынок!- выпалил он, отдышавшись после внушительного, на полбокала, глотка. - Эвелине пока ни гу-гу, ладно? Надо хорошенько обмозговать.
А чего мозговать? Лучше не бывает! Эвелина - моя невеста. Наверное, она любит меня, раз осталась со мной в безденежье, разбавлять пустоту меланхолии юным оптимизмом. И это святая правда!
И смертельная болезнь - у неё, у моей несчастной бедняжки Эви. И не родившийся ребёночек. Мой. Моя милая малютка - голубоглазая девочка. Без денег ей не суждено родиться. Боже правый, я никогда не услышу её счастливый звонкий смех...
Стоп. Куда-то меня понесло. По моей душещипательной версии я и так её никогда не увижу. Потому что скоро отдам на заклание самого себя. Во имя крохотной новой жизни. Родит и выходит малышку моя наречённая. Моя Эви. Но сначала ей нужно выходить себя. Руками дорогущих эскулапов. На денежки Макдауэла.
- Хорошо, хорошо, малыш! Без подробностей. - Дядя щёлкает пальцами перед моими полуприкрытыми в мечтах глазами. - Ау! У твоего дяди Крича прекрасное воображение.
И отличные связи, между прочим. Я знаю. Состряпать любую чёртову - как говорит дядя - кучу медицинских справок - не проблема. За свою жизнь он выправил, наверное, центнер подложных документов. Ни разу даже малюсенькой осечки, я же говорил.
Деньги мы положим на дядин счёт. На мой - глупо, ясно по каким причинам. Покойникам деньги ни к чему. Эвелине не дадут денег до совершеннолетия. Дядя, безутешный в своём будущем горе, разумеется, согласится на опекунство.
Дурацкие законы, говорит дядя: рожать - сколько угодно, а распоряжаться деньгами не моги. Я с дядей солидарен: какой такой умник придумал ждать до двадцати одного года?! Я ещё согласен как-то оправдать запрет на алкоголь. Но не быть хозяйкой собственным деньгам?!
- Чёртова бюрократия! - вторит мне дядя. Он не унывает: - Прорвёмся, малыш. Версия, конечно, так себе, но для богатеньких хлыщей вполне убедительная. Макдауэл клюнет, будь спок.
- И - вуаля! - резюмирует он. - Всплывём с денежками этого простофили где-нибудь в шикарной стране, в белых штанах, ляжем под пальмой и станем кайфовать под музыку толстых (так дядя называет свой обожаемый блюз) с ночи до зари. Одуреть! И о чём я только думал всю жизнь.
Дядя хватает себя за ляжки и задумчиво, туда-сюда, трёт их ладонями. Затем, сбавив пафосный настрой, буднично замечает:
- Кстати. Надо прикинуть, как тебя вытащить из его чёртова логова, когда получим денежки.
Я замахиваюсь тяжёлым блюдом со стола:
- Так ты, старый хрыч, о самом главном ещё не думал?! В чём же твой великий план?! Как швыряться деньгами из-под пальмы? Белые штаны-ы-и-и. Сволочь! Я уже, можно сказать, головой на плахе!..
- Спокойствие! - не моргнув глазом, лыбится этот мерзавец. - Решаем проблемы по мере поступления. Я всегда так делаю.
- Но не в этот раз! - отрезаю я, и едва не опрокинув стол, вылетаю вон.
Оставшиеся до оформления сделки дни я ходил сам не свой. Разумеется, я сердился на дядю. Не желал встречаться и даже буркнуть обидным словечком в телефон. Более того - хотел связаться с Макдауэлом и сообщить, что передумал. Почему-то я этого не сделал. Скорее, я всё-таки бесконечно доверял дяде и в глубине души был уверен, что он не подведёт.
Накануне назначенной даты в мою дверь позвонили. На пороге торчал робот-бионик в форме курьера и озарял пространство безупречной дежурной улыбкой. Маленькую серую коробку в вытянутых руках он держал настолько торжественно, будто мне предлагалось отломить кусочек от приветственного славянского каравая. Не хватало лишь рушника и солонки. Курьер не потребовал денег, сказав, что доставка оплачена отправителем, но сообщить его имя отказался. Аноним, приславший посылку, оставил на ней лишь один опознавательный знак - сплетённые вычурным вензелем буквы А и Д. Единственное, на что наткнулась моя память при разглядывании вензеля, было упомянутое когда-то вскользь название созданной дядей для очередной из афер фирмы. По-моему, в тот раз было нарочито громкое „Ace of Diamonds“. Хотя в приватных разговорах все свои фирмы-однодневки он предпочитал называть конторами рогов и копыт.
Вскрыв коробку, я убедился в своей правоте - посылка от дяди. В ней находились ключи от тайной квартиры, где мне предполагалось скрываться в первое после побега время, и какие-то приборы и инструменты, которые, по его словам, могли мне пригодиться. Всё сопровождалось подробными инструкциями, схемами и вариантами возможных действий. Дядюшка очень надеялся, что я буду пай-мальчиком и хорошенько запомню, а затем уничтожу пояснительные файлы.
Мне слегка полегчало, но не настолько, чтобы я отправился к Макдауэлу, беззаботно насвистывая „Hit the road Jack“. На сердце по-прежнему было паршиво. Больше всего хотелось двух вещей: доброго глотка виски и хоть крупицы дядиной способности никогда ни в чём не сомневаться - вместо закуски.
Кроме переживаний за собственную жизнь, если вдруг что-то пойдёт не по плану, меня очень волновали детали предстоящего соглашения. Несколько щекотливых моментов не давали покоя. Никто из нас не хочет быть обманутым, это ясно. Я, разумеется, никогда не соглашусь, чтобы деньги за моё тело перечислили уже после смерти. Какие бы авторитетные адвокаты или нотариальные конторы не выступали гарантами. Думаю, Макдауэл тоже не так прост, чтобы не предвосхитить возможный подвох с моей стороны, если деньги попадут мне в руки до часа Х.
От волнения у меня вспотели ладони. Я не нервничал так даже перед решающим пенальти в финале последнего чемпионата.
- Нет проблем, - будто угадав мои мысли, просипел Макдауэл, спокойный, как изваяние Будды. - Я почему-то склонен вам верить. Вы же порядочный джентльмен, мистер Велич. И не захотите прикарманить мои денежки просто так. Само собой, вы получите их до, а не после. В свою очередь, для моего спокойствия я попрошу вас носить на руке этот браслет, - Макдауэл приоткрыл крышку футляра и продемонстрировал изящное колечко из чёрного пластика, - на то время, когда вы поселитесь в моём доме для подготовки к операции. А на период предварительных анализов и - как вы недавно выразились - ощупываний, пока мы не перевели вам оговорённую сумму, вы, разумеется, абсолютно свободны. Более того, получите небольшой аванс за беспокойство, который вправе оставить себе при любом вердикте медицинских светил.
- Мне это подходит, - я еле ворочаю одеревеневшим языком. Тянусь к стакану воды на столике. - А ваш браслет не взорвётся, как в том кино, если я вдруг случайно перепутаю двери и выйду из дома?
- Что вы, мистер Велич! - „будда“ качает головой и приподнимает уголки губ. - К этому моменту ваше тело станет мне настолько дорого, что я пожалею так запросто его потерять. К тому же, из моего дома не получится выйти случайно. Поверьте мне на слово. Но вдруг... - он старательно ловит взглядом мои зрачки и долго не отпускает, - вдруг некие нехорошие люди захотят вас у меня украсть. Браслет подскажет, где вас найти. Мы примчимся и спасём вас, мистер Велич.
- А разве нехорошие люди не сумеют снять браслет?
- Я верю только в хорошее, мистер Велич. Это первейший секрет моего успеха. Есть и второй, но вам лучше пока не знать.
Я поселился в башне. У бога за пазухой - кажется, есть такое выражение. Так вот, мне жилось гораздо лучше.
До завершения анализов и обследований я бы мог оставаться дома, поближе к Эвелине, но у неё, как нарочно перед нашей долгой разлукой, приболела мама, и Эвелина сорвалась из города для ухода за ней. Это было единственным, что омрачало мои думы в те дни. Я беззастенчиво пользовался гостеприимством Макдауэла и ни в чём себе не отказывал. Целый выводок слуг ежедневно и еженощно заботился о моем благополучии, буквально угадывая любое моё желание.
Кошмар начался через две недели.
Ничто не предвещало беды. Вернулась Эвелина, и мы устроили шикарный и трогательный прощальный вечер. На следующее утро я был окольцован тем самым браслетом. А потом... потом пришло сообщение, что дядя зверски убит. Его смерть и зашедшее в тупик расследование смаковали все каналы новостей. Я не мог доказать причастность Макдауэла, однако был почти убеждён, что это его рук дело. Кому ещё? Едва дядя подтвердил получение трёх миллионов, его тут же прикончили. Наследников у дяди нет. Есть я, но обо мне уже можно говорить - был. Эвелина не сможет получить тех денег.
Что на этот счёт говорит закон? Чтобы знать, надо быть умным как дядя. Я лишь чувствую, что дело здесь нечисто. Наверняка Макдауэл умеет в подобных случаях вернуть свои денежки обратно.
- Приношу соболезнования, - скрипит этот невозмутимый истукан. - Обещаю, мистер Велич, сделать всё возможное для вашей невесты.
Быть может, Макдауэл не врёт. У меня ещё теплится такая надежда. Но как быть со мной? Ведь при любом исходе с деньгами надежды на моё собственное спасение теперь нет. Чёрт с ними, с проклятыми миллионами! Но с кончиной дяди мне неоткуда ждать помощи. Отныне я обречён.
Эвелина пытается держаться, но я вижу на экране её заплаканное лицо. Моё, наверное, выглядит не лучше. Что мы можем сказать друг другу? Всё будет хорошо... Будет ли?
Будет, будет - обязательно будет. Я знаю, я обязательно найду решение. Нет выхода из башни Макдауэла? Но ведь существуют тысячи других дверей. Из больницы, где меня пичкают препаратами и терзают процедурами к предстоящему „переселению душ“. Из кареты скорой помощи, что возит туда и обратно. Надо лишь хорошенько напрячь извилины. Если это получится, дальше будет проще: в беге мне равных нет.
Целый нескончаемый месяц я высчитывал маршрут и момент решительного спурта. Тысячи раз прокрутил в уме каждую мелочь. Светофор, удар в кадык, выбитое окно… Ищи ветра в поле. Ключ от убежища в надёжном месте, хитрые инструменты заблаговременно разложены на столе. Я снимаю электронную блокировку браслета хакерским сканером и щелкаю кусачками, разрубая пластмассу.
И - проваливаюсь в ночь.
Я один в темноте. Ничего не вижу, но слышу тиканье часов. Часы со стрелками - непозволительное чудачество в наше время. Где я? Мне хочется крикнуть - я не могу.
Открывается дверь. В светлом проёме два силуэта. Он и она. Он целует её. Что-то знакомое в
Не впечатлило!!!