пищу.
— Вызовите Скорую! — Роман опрокинул легкий стул и рванул к девчонке, приподнял ей голову, чтобы она не захлебнулась в содержимом собственного желудка.
— Опять эта наркоманка, — пожилая уборщица проворно собрала дурно пахнущую массу с пола. — Появляется тут изредка, да опять пропадает, видно так и курсирует по этой дороге. Раньше лучше выглядела, а сейчас совсем плохая! Исколотая вся, никого нет у нее: ни родителей, ни паренька какого-нибудь — да кому такая нужна? — тетка махнула рукой.
Барховцев проследил, как закатились носилки в карету Скорой Помощи, сунул санитару в карман купюру, вернулся к себе и завалился на кровать. В душу заползала тоска, перед глазами стояло Лизино лицо, залитое слезами, Сашкины круглые глазенки. Истерзав себя мыслями о потерянной семье, он задремал.
Проснулся от неожиданного звонка.
— Ромка, ты что натворил, дурень! — голос отца в трубке был тих.
— Что я там натворил еще? — устало спросил Роман.
— Ты что, избил Лизу?
В словах Барховцева-старшего звучали: горечь, боль, обреченность.
— Ты с ума сошел?! Конечно нет! Кто это тебе такое наплел?
— Сашка рассказал, — устало вздохнул отец. — Значит, ты решил ее изнасиловать, что ли? Ничего лучше не придумал? Я пытался вырастить из тебя человека, мужчину — а вырастил животное.
Роман обозлился.
— Вообще-то, она моя жена — так что термин «изнасилование» здесь не проходит!
— Но как же ты мог сделать это на глазах у сына, ты что, совсем?.. — он запнулся, подбирая подходящее сравнение. — Просто поверить в это не могу. Что с тобой происходит сынок?
— Оставьте меня все в покое! — прорычал Роман. — Теперь тебе интересно, что происходит?! У Сашки спроси! — со злостью он отшвырнул трубку.
Да что же это такое?! Нашли козла отпущения! Сашка ребенок — чего он там нафантазировал своим детским умом! Отец скоро сравняется с ним интеллектом, раз внук у него — истина, в последней инстанции. Черт! Черт! Как убедить Лизу, что он сам не ожидал от себя такого поступка? За какие-то три дня он настолько отдалился от своей семьи, что возможное примирение теперь маячило в необозримой дали, а ведь вчера еще казалось совсем рядом.
Последний день выходных Барховцев метался по комнате мотеля: мерял ее шагами, как клетку, плюхался на кровать, валялся на скомканном покрывале, глядя в потолок. Несколько раз он брал в руки телефон и снова откладывал его в сторону — все слова, которые он собирался сказать Лизе казались ему неубедительным жалким лепетом, она так же не делала никаких попыток связаться с ним. Пять лет счастливой семейной жизни улетели коту под хвост.
Вечером, когда Роман, уставший от беготни по комнате, лежал на кровати и изучал тонкие трещинки в потолке, позвонил дядя Юра.
— Срочно приезжай, с отцом плохо!
— Что с ним?! — Роман подскочил на кровати, облился холодным потом, представив себе умирающего отца.
— Поторопись, он тебя все время спрашивает, — не стал ничего объяснять дядя.
* * *
Родственник молча встретил его в фойе больницы и повез на лифте в кардиологическое отделение, не тратя время на слова.
— Как он, дядь Юр?
По лицу дяди Роман пытался понять, поймать искру надежды, но родственник на него не смотрел.
— Заходи, — дядя Юра открыл дверь палаты, пропуская племянника.
Роман шагнул вперед и вдохнул спертый воздух больничный палаты, рассчитанной на двоих пациентов, сейчас вторая кровать пустовала. Отец лежал под капельницей, его глаза были закрыты, дыхание вырывалось с натужным свистом, руки, так недавно лупившие упрямого сына по физиономии, лежали вдоль тела двумя плетями. Рядом с кроватью на стульчике сгорбилась Наталья, на Ромку она посмотрела с беспомощностью обманутого ребенка.
— Слава Богу, ты приехал, Ромочка, — она уступила ему место на стуле и, поминутно оглядываясь, вышла из палаты в коридор, где маялись Юра с Лелечкой.
Роман взял в свои руки необычно легкую сухую отцовскую ладонь. Жалость растекалась в его сердце горячим потоком, застилала глаза, мешала дышать и срывалась с подбородка теплыми капельками. Господи, не забирай его! Прости меня, Господи, пошли мне любое испытание, какое хочешь, но верни его мне! Пресвятая Матерь Божья, заступись за него перед Господом!
— Ну что ты расплакался, сынок? — отец сжал ладонью его руку, смотрел тихо улыбаясь. — Я не собираюсь умирать, мне уже лучше. Просто приступ стенокардии — ерунда.
«Спасибо, Господи! — Ромка проморгал слезы. — Обещаю, что не подведу тебя!»
— Ты должен кое-что узнать, — улыбка исчезла, отец стал серьезен, и Ромка насторожился.
— Пап, ты лучше молчи, тебе, наверное, нельзя разговаривать.
— Все мне можно, не перебивай, — он помедлил, как бы собираясь с духом. — Сынок, я должен сообщить тебе, что два дня назад умерла твоя мать.
— Что?! — Роман поперхнулся воздухом, с трудом отдышался и сглотнул огромный ком, застрявший в горле.
— Дай мне сказать, — отец снова медлил, отдыхал. — Не хотел я, чтобы ты знал все подробности, но Наташа настояла. А теперь я думаю, она права.
Вот как, Наташа настояла? И все же… Роман не верил ушам.
— Но как же? Ты все время говорил, что мама умерла, когда мне и года не было!
— Да, для тебя она умерла как мать, когда мы развелись. Я добился тогда, чтобы суд запретил ей видеться с тобой.
Сколько себя помнил Барховцев-младший, папа эту тему не любил, пресекал любые разговоры о матери, и Ромка всегда считал, что воспоминания о ней слишком болезненны для отца, что он не женился потому что всю жизнь ее любил, скорбел о ней. А оказывается, все гораздо проще и банальнее…
— Но почему? То есть, все это время, всю мою жизнь она была жива?
— Да, — подтвердил отец.
— И не пыталась меня увидеть?
Отец пошевелился на подушках, поерзал, пытаясь подняться повыше, вздохнул:
— Почему же? Вы общались с ней довольно часто, просто ты не знал, что она твоя мать — она не имела права так называться, и знала, что, если такое случится, тебя она больше не увидит. Это твоя тетка Нина.
— Что?! — Роман чуть не свалился со стула.
Тетя Нина, которая жила у черта на куличиках, в глухой умирающей деревне из трех домов, где из признаков цивилизации была лишь лампочка Ильича, да телевизор с одной единственной программой. Лиза не любила там бывать, а Роману нравилась рыбалка в небольшой теплой речушке без названия, где караси сами лезли на крючок, Сашка же объедался там дикорастущей клубникой и носился по лугу за крупными кузнечиками-кобылками. Они редко туда ездили, все-таки, тетка была очень дальней родственницей, да и жила слишком далеко: две недели отпуска там было невозможно выдержать. Воспоминания о ней пронеслись в голове разноцветным вихрем, но Роман постарался собраться и выяснить все до конца.
— Тетя Нина — моя мать?! Но ведь она же старая совсем!
— Не такая уж она и старая, — усмехнулся отец. — Она моложе меня, вот только одряхлела раньше времени. Лет через десять после суда мы заключили с ней договор, что она может видеться с тобой, как тетка. Она умоляла меня, и я ее пожалел.
Роман нахмурился — да, действительно, впервые он приехал в ее глухомань, где-то лет в двенадцать. А два дня назад, значит, тетка умерла. Мать. И на похороны он опоздал.
— Но почему ты не сказал мне раньше о ее смерти? Это глупо, пап — я все равно бы узнал. А отчего она умерла?
— Глупо, да, — согласился отец. — У нее был рак лимфатических узлов. Лечение давало результаты, ремиссии были довольно долгими, но умерла она не от этого. Она покончила с собой.
Час от часу не легче!
— Ты хочешь сказать, что вы тесно общались?
— У нас был договор, — терпеливо повторил отец. — Я купил ей тот дом, помогал с лечением, разрешил видеть тебя один месяц в году — за это она должна была полностью изменить свою жизнь, если бы не этого не произошло, думаю, она уже давно умерла бы. Тебе нужно туда съездить, побывать на могиле, все-таки, она была твоей матерью.
— А кто тебе сообщил о ее смерти?
— Люба. Деньги на похороны я сразу перевел, но новость меня подкосила, сам я не смог поехать.
Тетя Люба была в их семье седьмая вода на киселе, так она сама говорила, какая-то сестра братьям Барховцевым в неопределяемой степени родства. Вопросы так и рвались у Ромки с языка, но папа остановил его, поднял руку, призывая к молчанию.
— Это еще не все.
— Не все?
— У тебя есть родная сестра, сейчас ей примерно двадцать два года.
— Сестра?! — у Романа голова шла кругом.
— Да, — отец долго молчал, собираясь с мыслями, сын не мешал ему. Наконец, Барховцев-старший тяжело вздохнул. — Я был категорически против того, чтобы сообщать тебе эту, ненужную для тебя информацию, но Наташа взяла с меня слово, что расскажу все.
Отец мог бы и раньше подсуетиться и найти дочь.
Ох как живо передана апатия Романа, когда не хочется ничего решать...
Вообще очень ярко.
И опять видения - мистика?