-Вякнешь, убью. - Бросил я Наташке. Судя по всему, она поверила. Наш отдельный кабинет стен не имел. От остальных таких же был отделен плотными портьерами. Я рванул не через вход, а в боковую штору, попал в пустую кабинку, затем еще в одну, эта уже упиралась в стену. Что делать, выскочил в зал. Пасьянс был следующий, двое конвойных болтались у нашей прежней занавески, а в метрах пяти перед до меня было открытое окно. Куда я и скакнул, с такой прытью, что будь оно и закрыто махом бы высадил. Дальше еще забавней, вывалился на остановку и прямо в открытую дверь маршрутки. Которая тут же уехала. В заднем стекле я углядел, как два молодца выскакивают на улицу. Какие, однако не расторопные, маршрутка успела отъехать довольно далеко. Оставив позади перекресток с возникшим красным сигналом светофора. Получается я как карта, у которой своя судьба и не игроки её двигают, а сама решает куда лечь. Власть едина и монолитная, как многочисленная семья при внезапно открывшимся значительном наследстве. Суть движения цивилизации, по некоторым заключениям, составляет клановая борьба. Не классовая, а клановая. Революции с низу не начинаются. С низу начинается бунт с короткой судьбой. А вот борьба власть придержавших кланов, как всякая конкуренция инициирует прогресс. Во всяком случае так считает Михалыч, во многом с ним согласен. Домой ночевать этой ночью я естественно не пошел, даже телефон скинул. Бродил по городу, вернее ездил. Точнее, меня возили. Чудная металлическая коробочка с неприметной карточной колодой легла на стол представителю той масти, которая очень не любила хартию Сен-Жермена и его хозяев. Наталья упомянула, что для подготовки спектакля использовала произведения немецкого автора. Ну того, мистика, игрока, написавшего про сумасшедшего Германа, снимающего кожу. Как не странно нашлось одно его произведение, кстати переведенное на русский язык. Я его отыскал в те пару дней, когда томился ожиданье встречи с нашей дамой пик. Собственно, про карточную игру в ней было не слова. Упоминалась книга, отравленная неведомым составом. При прикосновении, к которому человек сходил с ума. В Королеве Марго, Дюма, Генриху четвертому подсунули отравленную книгу. Тот вроде с ума не сошел, только язвами покрылся. Правда, там дурак пальцы для пролистывания слюнявил. Вот яда и нализался. В произведение немца в книге была иголка и человек ранил мизинец, а потом уже хватал долю яда. Современные последователи авторов, возможно не когда их не читавшие, пошли дальше. Самый лучший яд тот, который не надо вспрыскивать шприцом, глотать, нюхать, а тот на который лишь взглянешь и готов. Ну, до яда, на который лишь взглянешь, наука еще не дошла, или дошла, но нам пока он не ведам. А вот который потрогаешь и неведомым образом диффундируют молекулы в организм уже существует. Давно, наверное, человечество как змея с возрастом накапливает яд. Впрочем, просто отправить человека на тот свет не интересно, а вот что б он сам захотел расстаться с жизнью выполняя чью-то волю гораздо более лакомая задача. Карты гадальщика не были из человеческой кожи. Они были из бумаги, специальной. Обработанной составом, доходившим до нейронов при простом соприкосновение. Программу дальнейшей жизни клиента определял наш граф Сен-Жермен. Втюхивая указания, яко бы карточного расклада. Зачем все это было нужно? Испытывать на людях не гуманно, но надо. Поэтому делать совершать оное не заметно. Иными словами, клинические испытания препарата. А может реально, вытаскивал гадалец на свет то, что предначертано. Так бы все и шло тихо и мирно, если б не связался он с Дамой Пик. Не меня, а его она покрыла в прямом и переносном смысле. Так, ну по дальнейшей судьбе героев. Сен-Жермен за утрату секретных материалов исследования отстранен и понижен. Пиковая дама. Она же скромная воспитанница, лежит в психиатрической лечебнице. Прямо со спектакля увезли. Вот так концовка с Пушкинской малость перепутана. Герман, то есть я, Федя Собакин, лежит на диване и смотрит на сложенный карточный домик…
