Moof - часть пятая...
Варвара Андреевна Свояковская, учительствовавшая в крошечной школе Нижних Утят, при рождении получила совсем другое имя. Очень похожее, но другое. Это было огромной тайной до самой её смерти так и неведомой никому и никем не узнаной. Уж очень неразговорчивой была эта красивая женщина, да и слишком близких друзей и подруг никогда у неё не водилось, чтобы было ей с кем пооткровенничать. Очень далеко и очень давно, в одной толстой приходской книге совершения католического обряда крещения, именем великого и всемогущего господа нашего Иисуса Христа, каллиграфическим почерком готического шрифта на белейшей пергаментной бумаге она была вписана в список творений божьих как Барбара Святковская. Прекрасный ребёнок женского пола, молодых родителей Анджея и Катаржины Святковских, высокородных шляхтичей владеющих хорошо ухоженным сельским старинным поместьем в Краковском воеводстве. Её детская фотография, снятая в ту пору в знаменитом варшавском фотоателье Симеона Монцара, на долгие годы стала эталоном для всех начинающих фотографов, снимавших детей. Больше чем уверен, что процентов восемьдесят жителей Европы, так или иначе, видели этот прекрасный образец бытовой фотоживописи самого начала века. На снимке стоит четырёхлетняя девочка. С ямочками на щеках, с большими глазами в обрамлении густых ресниц и со светлыми волнистыми волосами. Её умиляющие душу кружевные панталончики, выглядывают из-под широкого белоснежного платьица расшитого большими шёлковыми розами. Она небрежно держит в руках прекрасную фарфоровую куклу, словно уменьшенную свою копию. А слева от неё стоит огромный мраморный дог в широком кожаном ошейнике с тремя круглыми тяжёлыми серебряными медалями, удивлёнными глазами смотрящий куда-то поверх объектива гигантского стационарного фотоаппарата. Кажется, что он больше всех ждёт, когда из-под снятой бронзовой крышки выпорхнет птичка. Фотографу не нужно было долго думать и выстраивать такую органичную композицию, потому что все персонажи этого фото были великолепны и фотогеничны сами по себе как гранёные бриллианты, каждый в отдельности. А уж в совокупности они тем более были шедевральны…! Девочка была олицетворением ангела спустившегося на землю.
Проведя безоблачное детство под надзором доброй няни, изрядно попортив нервы учителю музыки и учителю танцев, и потом закончив женскую гимназию с отличием, она в начале семнадцатого года на свою беду, вопреки желанию родителей отправилась в своё первое самостоятельное путешествие из благоденствующей и тёплой Речи Посполитой в дождливый и далёкий туманный город Санкт-Петербург находящийся где-то на окраине мира. К своему сосватанному ещё на её шестнадцатилетие жениху, Гжегошу Павловскому-Сапеге, временно занимавшему там незначительный пост в министерстве таможенных и налоговых сборов. Нарушив семейную традицию военного служения, этот высокий, красивый и как сказали бы в то время, честолюбивый молодой человек, решил делать карьеру на гражданском поприще. Не очень престижном для польского дворянина, но очень в отдалённом будущем прибыльном. После октябрьского переворота, который впоследствии был назван Великой Октябрьской революцией, ей пришлось долго скитаться по всей России, безрезультатно отыскивая жениха, который после короткой встречи бесследно сгинул в пучине потрясений, изгнаний и перемещений.
Возможно, его расстреляли из-за его сильного акцента, приняв за немецкого шпиона. Может быть, он был убит в жестокой схватке со злобными и голодными тифозными солдатами, возвращающимися с немецкого фронта. Может быть, просто был высажен из переполненного вагона при попытке сбежать из пылающей пожарами и умирающей от тифа страны, и расстрелян пьяными матросами, которым понравились его отлично сшитые мягкие юфтевые сапоги или наоборот не понравился надменный барский взгляд? Да кто же его теперь знает? В этих огромных занесённых снегами и покрытых льдами просторах человек даже и не иголка в стоге сена! Нет, ту всё же можно отыскать неимоверными усилиями, ну например, подпалив стог и пройдясь по пожарищу магнитом. А тут он по значимости, даже меньше самой мелкой песчинки в тысячевёрстных просторах бескрайней африканской пустыни Сахары.
В конечном итоге после многих пережитых горестей ей совершенно случайно удалось присоединяться к эшелону отступавшей в Сибирь армии адмирала Колчака. Человека с тихим голосом и колючим гипнотическим взглядом недвижимых зрачков. Таким образом, она и добралась в такую даль, какую ещё год назад и представить себе не могла. В Иркутске её неожиданно подкосила тяжелая болезнь, вначале врач подозревал сыпной тиф, но, слава богу, его подозрения не оправдались, это была просто глубокая и вялотекущая пневмония и через полгода Барбара пошла на поправку. К тому времени остатки армии омского правителя были уже окончательно рассеяны по зябким болотистым землям Сибири. Сам Колчак был расстрелян, а тело его было опущено под ледяной покров замёрзшей реки. И призрачная надежда пани Барбары добраться через Маньчжурию до теперь невыносимо далёкого китайского города Шанхай, где сосредоточились остатки офицерского корпуса и российской интеллигенции успевшей в последний момент перейти границу, бесследно испарились. Она попыталась вернуться в красный от крови и кумача, вырезанный и выпотрошенный от её знакомых Питер.
Но застряла на крошечной и глухой сибирской станции, возле грязного городишки Канска, где безраздельно хозяйничали революционные банды красного командира Щетинкина. Это было сборище случайных людей с авантюрным складом характера склонных к пьянству, воровству и убийствам. И если в обычной жизни за это полагался суд и суровое наказание, то под знаменем борьбы за справедливость, это можно было творить безнаказанно, и даже гордиться этим. Они совершенно не ценили чужую жизнь, так же как и свою. Они понимали, что их жизнь будет неправедной и короткой, но им было всё равно, так как в любом ином случае им предстояла смерть от пьянства и непосильного каторжного крестьянского и пролетарского труда. За время всей этой «партизанщины» большая часть вояк погибла не в боях, а умерла, обпившись самогоном, замёрзнув в глубоком сугробе под хмельными парами или постреляв и порезав друг друга в драках и ссорах между собой. Быть командиром этого воинства мог только человек беспринципный, коварный и совершенно не придерживающийся никаких правил принятых в нормальном обществе.
Щетинкин был маленького росточка, он носил для придания себе значимости высокую и лохматую папаху и сапоги с почти восьмисантиметровыми каблуками, из-за чего его соратник грузин Сургуладзе называл его «нечёсаной барышней». И хоть на самом деле партизанами руководил бывший полковник Кравченко, но он был из «благородных». И даже однажды застрелил перед строем двух особо зарвавшихся мародёров, чем вызвал тихое и злобное недовольство масс, и чтобы не обострять ситуацию дипломатичный бывший полковник ударился в теоретическую штабную работу, отдав неграмотному Щетинкину всю формальную власть. Крикливый и злопамятный, тот просто физически не выносил вида лиц в очках и шляпах или с написанным в глазах интеллектом. Тех, кто имел такую печать на своём облике, просто отводили в ближайший лес, раздевали догола и расстреливали, а порой и просто рубили казацкими саблями или закалывали штыками без суда и следствия. Женщин при этом могла ожидать ещё более горькая судьба и более долгая и мучительная смерть. Женская обнажённая сладкая плоть, считалась законной мужской добычей и регулярно приносилась в жертву на алтаре революционной борьбы.
Нужно сказать, что за время этого насыщенного страшными приключениями путешествия, Барбара научилась смирять порывы своего вспыльчивого характера и проявлять благоразумие там, где раньше проявлялась только её дворянская гордыня. Недаром она была прекрасной ученицей во всех дисциплинах. Чтобы избежать печальной участи расстрелянных в лесу и овраге гимназисток и купчих Барбаре пришлось, не раздумывая о цене, нанять грязную, разбитую мужицкую телегу с подростком возницей, и как можно быстрее одев простой крестьянский платок и старую поддёву уехать в далёкую деревню. Куда не могла дотянуться мозолистая рука пролетарского мщения и схватить дочку дворянки из древнего рода за нежное горло, привыкшее только к топлёным сливкам и воздушным Безе. И как только доходили слухи о скором прибытии большевиков, она снова по грязным просёлкам и осенней распутице уезжала всё дальше и дальше. Так, после нескольких временных бивуаков в смрадных мужицких избах она оказалась в Утятах.
Она уже была страшно уставшей, измученной страхами и не хотела дальнейших испытаний, да уже и заканчивались скудные оставшиеся средства, выданные ей ещё в теперь казавшимся раем Кракове, радеющими о ней родителями. И собственной рукой крепко зажав ученическую ручку, на справке выданной ей врачом уездной больницы, где её лечили от предполагаемого тифа, она исправила благородную Барбару Святковскую на сермяжно-посконную Варвару Свояковскую! Благо справка от частых предъявлений была настолько ветхой и затёртой на сгибах, что сделать это было достаточно просто. Так в глухой Сибири, одночастно умерла высокородная дворянка. И из ниоткуда, словно Афродита из критской пены морской, родилась просто высокая крестьянка. Предательство собственной фамилии тогда показалось ей страшным кощунством, но другого способа сохранить свою жизнь в ту пору у неё просто не существовало.
Дом, в котором она теперь жила достался ей почти задаром. Да и домом это строение было назвать сложно, скорее всего, это была небольшая избушка. Потому что хозяйке, у которой она снимала угол, надоела непонятная и привередливая квартирантка, постоянно наводившая чистоту, и она упросила своего брата, под надзором которого была небольшая избёнка, доставшаяся от умершей сестры матери старухи, отдать её «барыне». Тому эта избушка, с заросшим трёхметровой коноплёй огородом была в обузу, потому что продать её было невозможно из-за ветхости, и он согласился за дёшево уступить её, но с условием, что барыня научит его малолетних двойняшек – сына и дочку грамоте. Сделка быстро состоялась и Варвара занялась огородом и принялась обучать детей чтению и счету. Иногда за неимением бабок-повитух ходила помогать роженицам, за деньги и яйца писала письма тем, кто сам не умел писать, а через полгода с удивлением увидела во дворе своей избы крестьянскую делегацию из трёх лохматых и небритых мужиков, попросивших взять на обучение и их детишек.
- Тебя барышня, как по батюшке-то величать? – спросил самый высокий и худой из них, подтягивая за широкие голенища грязные дырявые сапоги с выглядывающими из дыр серыми портянками. Двое других были босоногими и поэтому только смотрели с любопытством на «барыню».
- Меня зовут Варвара Андреевна, настороженно вглядываясь в их неприветливые и небритые лица, ответила она.
-
