Дела около театральные
Любое жилое и даже не для таких задач построенное здание, несмотря на его функциональность, наряду с парадных входом обязательно имеет чёрный вход, предназначенный прежде всего для людей служащих, и находящихся в договорных отношениях с эксплуатационной, а по мнению жителей этого дома, эксплуатирующей их жилищной компании. И хотя все эти чёрные ходы, для приличия и чтобы их ни в каких чёрных делишках не заподозрили, были названы людьми ими в основном пользующимися, служебными, не так презентабельны, нежели парадный вход, всё же они имеют один несомненный плюс, перевешивавший все плюсы парадного входа – через него можно незаметно для пользующихся парадным входом людей попасть под своды этого здания (к тому же этот вход, всегда более быстрее приводит в нужное место).
Что в полной мере можно было отнести к зданию любого и в частности того театра, в котором мне довелось за счастье принимать от его гостей, в гардеробе одежду. А так как я относился к той избранной части человечества, кто был признан за своего в этом театре и вследствие этого, я знал все служебные входы и выходы в нём, и главное, был в них пропускаем, то я по прибытию к зданию театра, после неприятно закончившейся для меня лекции доктора Бублика, прямиком направился не к центральному входу, а я, обойдя театр, со стороны неприметного и несколько пугающего своей запущенностью проулка (но так и должно быть, чтобы не привлекать внимание дотошных журналистов и слишком активных поклонников таланта звёзд театра – они напугаются там пачкать свои туфли в грязи и в никогда не просыхающих от сырости лужах), оказался на предваряющей к служебному входу площадке, где редко бывает пусто. И всё по причине того, что в театре работает народ всё больше нервный и много о себе, о жизни и роли в ней думающий. А такие люди терпеть не могут любого вида ограничений на полёты своей мысли, а тут и своды здания театра давят на их мысль, и оттого они выходят сюда, чтобы на свежем воздухе, сквозь дымный туман, подумать и поразмышлять, как им дальше быть или не быть.
И только я заворачиваю в этот ведущий к служебному входу театра проулок, как издалека сразу же вижу, что там, на площадке, не пустынно, и чья-то, пока мной неузнанная спина, в задумчивости пускает дымные кольца в светлые небеса. – Никак посылает внеземным цивилизациям сигналы. – Усмехнувшись, сделал вывод за этого типа я. – А что, – по ходу принялся убеждать себя я, – это вполне возможно. Ведь каждое им пускаемое кольцо, есть сосредоточение надуманных в этот момент мыслей, а замкнутость на себе кольца, даёт возможность сохранить в себе эти мысли. – Я бы, наверное, на этом не остановился и ещё что-нибудь из такого надумал, но тут этот, вполне возможно, что прибывший сюда с секретной миссией посланник одной из иных цивилизаций, положившей на нас глаз, как будто почуяв за своей спиной неладное, разворачивается ко мне лицом и я и он узнаём друг друга.
И если он узнаёт во мне меня, что так и должно быть, то я в нём узнаю того типа, с кем меня свела на входе в театр предопределённая случайность – это когда он пришёл устраиваться актёром и меня спросил, кто тут в театре решает, актёр ты или нет. А я дурак сказал, что в директорской, тогда как только сейчас понял, что это право закреплено за зрителем. В общем, как всегда, верная мысль приходит опосля. Впрочем, мне не безынтересно будет знать, что на его счёт решили там, в директорской. Правда, меня опережают, и мне приходится пока отложить этот свой вопрос.
– А что с палочкой? – кивнув головой в сторону палочки, на которую я опирался в своём передвижении, спросил он.
– Хочу коего впечатлить и вдохновить на действия. – Многозначительно сказал я, закидывая палочку, или по другому, тросточку, за её ручку к себе на руку. И как мной только сейчас понимается, то она мне и в правду нужна только в этих целях, а так я спокойно могу обходиться и без неё. Что не может не удивить меня. – Да как так-то получилось? – вопросил я себя. – И выходит, что когда я брал тросточку в прокате, то мной руководило подсознание, которое при моём проходе мимо проката, послало мне сигнал в ногу и она, сильнее прежнего захромала, и я был вынужден взять тросточку. Ладно, пусть будет так. – Согласился я с неизбежным. – Но тогда ради чего или кого, я решил предстать в таком героическом виде? – задался вопросом я. Но мне сейчас не дано было ответить на этот свой вопрос – мой знакомец ответил мне: «Понимаю», и подошла моя очередь поддерживать нашу беседу. Где я и задал интересующий меня вопрос.
– Ну а у вас как всё прошло. Признали в вас актёра? – спрашиваю я его.
– Признали. – Сказал он с нескрываемой улыбкой.
– И не пришлось прибегать к рекомендациям? – спрашиваю я.
– Знаете, не пришлось. – Сказал он. – И всё благодаря режиссёру-постановщику, Аркадию Философовичу. Сумел разглядеть во мне талант актёра. – Здесь мой знакомец, с загадочным лицом, намекающим на некую тайну, наклоняется в мою сторону, и уже шепотом говорит (я уже после им сказанного понял, почему он обратился к такого рода конфиденциальности передачи сообщения – говорить об обещанных, но пока не утверждённых ролях, даже не плохая примета, а скверное и весьма опасное дело). – И он не просто разглядел, а обещ…– Но тут дверь служебного входа раскрывается, и мой знакомец на полуслове обрывается и резко возвращается к своей независимости стояния наедине со своими мыслями и сигаретой во рту.
Я же не столь зависимый от внешних обстоятельств служащий театра, – у меня хоть и мало оплачивая и не самая главная роль в театре, но зато есть постоянный контракт, – и я могу себе позволить быть любопытным прямо в лицо работникам театра и в том числе актёрам. Правда, сейчас на пороге служебного входа показался не представитель актёрской братии, кто, что уж тут поделать, слишком уж чувствителен к взглядам со стороны на себя, особенно если он относится к собрату актёру, – мне голову не задурить этой вашей внешней почтительностью, что, ненавидишь меня, более талантливого актёра, за талант, без талантливый гад, – а что за закон случайности, собственной персоной перед нами предстаёт тот, о ком мой знакомец только что упоминал – Аркадий Философович.
Ну а Аркадий Философович, как и всякий другой великий театральный режиссёр, всегда находится на острие борьбы и взглядов на себя со стороны людей из актёрской среды, противоборствующих между собой и своими талантами за место в его новой постановке, так что он всегда вынужден быть начеку и быть крайне осмотрительным к окружающим людям и ко всему тому, что он говорит и куда вступает. А иначе он обязательно во что-нибудь такое вступит, а вернее, вляпается, что потом без существенных со своей стороны издержек не отмоешься – придётся поплатиться своими принципами, а не деньгами, а этого ни один уважающий себя режиссёр допустить не хочет.
И вот с такой позицией на мир, Аркадий Философович появляется в дверях служебного входа и, к своей неожиданности наткнувшись на нас, на мгновение обмирает, пытаясь сообразить, чем эта встреча может быть для него опасна. Но вроде как ничем и Аркадий Философович ослабляет в себе напряжение и с невозмутимым лицом выходит на улицу. Здесь он ещё разок окидывает нас быстрым взглядом, как мне думается, быстро спросив себя, о причине нашего нахождении здесь и с какой связи мы между собой на короткой ноге, и важным шагом отправляется на выход из этого проулка.
– Значит, говоришь, он поверил в тебя? – повернувшись в сторону удаляющегося Аркадия Философовича, и глядя ему вслед, спрашиваю я своего знакомца.
– Ага. – Говорит он.
– Что-то не верится. – Говорю я.
– Собственными глазами видел и слышал эти слова согласия. – Подтвердил мой знакомец.
– Если так говоришь, то и сам не сразу поверил. – Повернувшись к своему знакомцу, говорю я.
– Не поверил. – Согласился он.
– И что за пьеса будет ставиться? – небрежно спрашиваю я, что недопустимо для актёрских ушей, а уж, чтобы они говорили в таком тоне о ставящейся пьесе, где им отведена роль, то это и вовсе неслыханно. Так что вполне понятна некоторая неуверенность во внешнем виде моего знакомца, только с почтением и благоговением имеющий право отзываться о новой пьесе и о своём скромном участии в ней. И мой знакомец, прежде чем ответить на этот вопрос, выбрасывает окурок, затем смотрит по сторонам и, приблизившись ко мне, конспиративным тоном голоса, то есть приглушенным, говорит. – Чайка.
И я в ответ, даже и сам не понимаю, почему так удивлён. – Да, неужели. – Слишком для моего знакомца громко реагирую я, а затем ещё и подвергаю его слова сомнению, спросив. – Серьёзно? – Но мой знакомец, как сейчас выясняется мной, не так-то прост. И он вначале сказал мне не правду, чтобы …А чёрт его знает, для чего он мне соврал. Правда следующий ответ вызывает у меня не меньшее удивление. Почему? А чёрт меня в тот момент знает.
– Нет. – Отвечает на мой вопрос мой знакомец и озвучивает новую версию названия пьесы (раз идёт такая путаница с названиями, я только так и могу назвать пьесу, версия). – Отелло. – Говорит мой знакомец, пристально на меня глядя. – А я опять удивлён, как уже выше говорилось. Но при этом я веду себя сдержанно и проявляю своё удивление через дающие ему выход из меня вопросы. – И кого же? – с долей насмешки спрашиваю я своего знакомца. И как мне видится, то этот мой вопрос к нему, вызывает у него досаду, типа, как будто и так не видно. Что он, в общем, и озвучивает в своём ответном вопросе. – А разве не понятно? – с обидой и вызовом спрашивает он меня, честно сказать, посеяв во мне своим вопросом зёрна сомнений. И теперь я уже не готов сразу дать ему ответ, когда он так меня честолюбиво спрашивает. И теперь передо мной стоит сложный выбор между Яго и Кассио, по своей сути двух героев антиподов.
– На Яго он, конечно, больше смахивает, да и фактура у Яго поинтересней. – Принялся по быстрому соображать я. – Но что-то он больно обидчивый и сдаётся мне, что он в этом моём предположении увидит всё в чёрном свете: я мол, его в этой роли вижу лишь оттого, что вижу его конечным подлецом и негодяем. Тогда благородный Кассио. – Пришёл к решению я. И тут же озвучиваю своё решение. Да так, что сам удивлён им. – Яго, что ли? – спрашиваю я его. Ну и сразу по лицу своего знакомца вижу, как моё подсознание меня опять подвело, тогда, как я сам верно рассудил, что роль Яго ему не понравится. И я уже приготовился оправдываться, как ответ моего знакомца, прямо вбивает меня в осадок своей неожиданностью.
– Нет, не Яго. – Говорит он. – А Отелло. – И у меня тут же всё в лице от удивления и непонимания, как такое может быть, всё не в далёкую сторону меняется и застывает в своей невменяемости.
– Что-то не так? – испугавшись за меня, спрашивает меня мой знакомец. Я же немного прихожу в себя, бросаю изучающий взгляд на своего знакомца, в котором я может чего пропустил или стал жертвой иллюзии, и он на самом деле не мелок ростом и не плюгав, а как Отелло крепок в плечах и сама мощь. Но там ничего близкого к Отелло по внешним характеристикам нет и, тогда я начинаю взывать к здравости ума моего знакомца. – Это, конечно, моё мнение, – заговорил я, – но я всегда думал, что Шекспир
| Реклама Праздники 12 Июня 2024День России 11 Июня 2024День работников легкой промышленности 14 Июня 2024День работников миграционной службы 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника Все праздники |