Медный Всадник и Каменный Гость. Власть, Любовь и социум

«Каменный гость» и «Медный всадник» в последней глубине об одном и том же. О власти Времени, как единственного в конечном счёте неумолимого художника, как в утробе человеческой, так и более того – вне его, о власти Родовых Сил, постепенно только осознаваемой всею жизнью человека. Дон Гуан, погибая в каменной длани командора так и не понял, с Чем он связался из-а мелочной индивидуальной гордыни. Любовь он мыслил только по отношению к себе. Не ведал, что вступая в отношения истинной любви, вступает в Вечные Родовые отношения.

Каменный Гость и Медный всадник - это о Судьбе, которая даётся личности и целому народу, о свободном следовании по Родовому жизненному пути, и о рабской закованности в прокрустово ложе чуждых естеству определений, условий, измерений и абстракций индивидуальных и социальных отношений сегодняшнего дня. Дон Гуан насквозь индивидуален, самолюбив, ему недоступны семейные, вечные , родовые отношения истинной Любви. Потому и гибнет в тяжёлой руке Памятника.

А.С. Пушкин задумался о самой способности человека что-либо менять в ходе личной жизни и в истории общества и народа, и о детерминированности чуждым укладом европейской цивилизации социальной жизни русского народа, подчиняющей естество до трагического конца, вплоть до своей смерти, безвременной и неотвратимой.

Материализация Хода Времени неслышного обычно – это шаги Командора и «тяжёло-звонкое скаканье» Медного Всадника:

И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой –
Как будто грома грохотанье –
Тяжёло-звонкое скаканье
По потрясённой мостовой.
И , озарён луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несётся Всадник Медный
На звонко-скачущем коне.

И пока клерк Евгений, «забывший о старине и о почиющей родне», «озарённый луною бледной» бежит в городе «горделивого истукана» по построенной по приказу «грозного царя» мостовой ни убежать ему, ни скрыться от него. Нагонят повсюду каменные «львы сторожевые»…

Снесло Ворота, когда отхлынули от места, где стоял Парашин дом невские волны – значит был другой путь, другая жизнь, путь в семье и Правде Естества …вне общего закабаления в гранит. Воды хлынули обратно. Остановили жизнь и залили мутными грязевыми потоками бренное сознание русского человека.

Воды хлынули с Запада, из Балтийского варяжского моря, через «окно в Европу», пробитое Петром. Да, Личность при определённых историей условиях «уздой железной» может поднять народ на дыбы, но тогда бездна, зияющая пустотой, ждёт и коня и всадника…

У Пушкина на полях рукописи "Бориса Годунова" есть странный, казалось бы, рисунок – Конь на скале без всадника Петра…
Поэт ведал значение древних Символов. Конь символизирует Род и потому в каком-то смысле он больше, чем Мать сыра земля. Земля не могла снести тяжести Святогора, а Небесный Конь носил Его. В Коне проявляется энергия Воли, идущей с Неба, яко в народе русском праведном.

Праведный народ всем своим Родовым телом чувствует руководство, направление жизни – путь к Правде, и потому, как Конь – всегда готов к Жертве. В воле седока смиренный конь ощущает и свою волю и летит стрелой. Но нечестивого сбрасывает со спины и топчет копытами, как только кони умеют затаптывать ядовитых змей, не давая им возможности ужалить в пяту.
Конь и всадник – это древняя формула власти. О ней Пушкин написал ещё в юности балладу «Вещий Олег» и уже тогда поставил вопрос о родовом законе и личной, т.н. «самодержавной» власти, берущей своё начало из ветхозаветного библейского источника.

В юношеской балладе князь Олег оставил коня пастись на воле, страшась предсказания волхва, но конь без него безвременно скончался . Князь Олег взошёл на Киевский стол, беззаконно умертвив по предсказанию ему власти в Киеве философом Константином (св. раноап. Кириллом) законных правителей Аскольда и Дира .

Конь в балладе символизирует Род князя, на который, возсев нечестиво, он властвовал, яко змея. Род русский был им раздавлен и причина гибели коня находилась в его «мёртвой главе», коей по сути и являлся князь Олег. Его же беззаконная власть – его же и погубила; на кладбище родовой свободы – смерть Рода принесла смерть и ему самому. Как в весьма известном логическом порочном круге: «Один китаец сказал, что все китайцы лгут, но как быть, ведь он и сам китаец…?». Коль скоро и сам – китаец, то стало быть от Рода своего в конечном счёте уйти никуда не сможет, разве только в небытие.

Вот потому «любимец Богов, не боящийся могучих владык, не нуждающийся в княжеских дарах» предрекает князю Олегу «правдивым, свободным, вещим языком, с Волей Небесною дружным» через « годы грядущие, таящиеся во мгле» неминуемую смерть от Рода своего – «Но примешь ты смерть от коня своего».

Смысл здесь у юного Пушкина глубочайший – он в том, что как бы ни глумились власти над своим народом, но они плоть от плоти его и вместе с ним, в конечном счёте, от своего же зла и погибнут.
«Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта? … О мощный властелин судьбы» не скачешь ли ты и сам в бездну, поднимая Россию на дыбы ?

Не эта ли мысль «прояснилась страшно» в «безумном» сознании Евгения? Пётр и Евгений… Царь и городской обыватель, а суть одна. И оттого не может Медный Всадник снести оскорбления маленького человека, потому что индивидуальная и европейская суть их обоих социальная.

И умудрённый годами в возрасте Христа, в 33 года, Пушкин это понял до конца. Жаль, что мы уже никогда не прочтём слова Евгения, следующие за пресловутым «Ужо тебя!», изменённым высочайшею цензурою, т. е. самим императором Николаем I в «Ужо тебе!». Зря конечно В.Я Брюсов, несмотря на свидетельство друга Пушкина князя П. А. Вяземского утверждал, что никакого монолога Евгения, обличавшего европейскую цивилизацию не могло быть в поэме в принципе. Слишком много он на себя брал.

Возможно, конечно, и сам Пушкин под нажимом цензуры убрал этот монолог, посчитав задачу обличения социального зла решённой другими, не столь прямыми – поэтическими средствами, важно что именно эта задача им поставлена как центральная в этой гениальной поэме. Поставлена и блестяще решена.

В этой, не имеющей аналогии в мировой литературе философской и мистической в высшем смысле этого слова, поэме говорят волны Невы, улицы и площади Петербурга, а народ на этом фоне едва виден и жалок, как клерк Евгений и царь, вышедший на балкон и умывающий руки перед стихийными явлениями, которые навязали естеству его предки.

Прочь от этого мёртвого города, прочь от этих бездушных кумиров в открытые в жизнь Ворота Рода ломится Пушкин. И его высочайше соизволили понять, слишком хорошо поняли, потому и не печатали «Каменный гость» и «Медный Всадник», сознательно оставив великого поэта без средств к существованию...