Заметки о Сумарокове

государыне императрице Елисавете Петровне,
самодержице всероссийской, в 25 день ноября 1743
(отдельные фрагменты)

[/center]
      Сияющая правда, цветущее милосердие и щедрость, заложенные в тебе, — покорили сердца людей.

      Ты — луч солнца, осветивший мрачный горизонт и рассеявший хмурые тучи.

      Благодаря тебе бесплодный песок обрёл плодоносную силу, а камень обернулся живительной влагой.

      Возрастает твоя слава, подобно восходящему из земных недр кедру, что поднимается до самых облаков, скрывая своей тенью высокие горы.

      Громкий гул твоих славных дел гремит по всей вселенной, пронзая небеса, леса и гордые валы.

      Вся держава — от неведомых уголков и до края, где кончается океан — повсеместно чтит твои законы.

      Алчность всемирных властителей прошлого посылала людей на смерть: восставал народ на народ. Ты же, преисполненная любви, оберегаешь людскую кровь: ужасный воинский звук усмирён твоей властью (**) .

      Остановив грозный рок,  ты принесла стране удачу и возвратила желанный покой.

      Все успехи завоёваны,  о чём ещё можно мечтать?  Развеяны наши сердечные скорби и обращён наш плач в радость.

_____________________________________________
Примечания: 

  * Ода  — хвалебное стихотворение, посвящённое торжественному событию или герою —  перешла в европейскую литературу из античной поэзии. Одной из разновидностей этого жанра является торжественная или пиндарическая ода, названная так по имени древнегреческого поэта Пиндара (ок. 518-442 до н.э.).

**В начале 1743 года прекратилась война России со Швецией. 




           


    «Ода государю цесаревичу Павлу Петровичу…» любопытна, прежде всего, сюжетным ходом.

        Цесаревич Павел, возведя очи на величественное звёздное небо, предаётся философским  мыслям: каким должен быть идеальный монарх?

        Эти мысли, безусловно, принадлежат самому автору «Оды», искусно и ненавязчиво вложившему их в уста Павла Петровича, при этом Сумароков, с ловкостью опытного царедворца, умудряется ещё и похвалить цесаревича за правильные суждения («Вот так о венценосцах мыслит…Великая душа сия»).

        Каким же должен быть царь?

        Власть как божий дар дана царю не для того, чтобы он мог «разить и пленять»,  держать в страхе и отнимать жизнь («Когда монарх насилью внемлет, //Он враг народа, а не царь»).

        Монарх возведён на трон для того, чтобы приносить благо своим поданным;  собственной выгоды он не ищет (хотя по статусу рождения обладает всеми возможностями для этого). В противном случае:

«Нестройный царь есть идол гнусный
И в море кормщик неискусный;
Его надгробье: «Был он яд».
Окончится его держава,
Окончится его и слава,
Исчезнет лесть, душа — во ад…».

        Сияющий венец власти не унести с собой в могилу. Единственное подлинное царское величие, сохраняющееся в веках — «есть имя подданных отца»:

«Прейдут шумящи вечно реки,
Дела останутся навеки
И честь до солнца вознесут».

        В заключительной части «Оды» Сумароков настоятельно советует цесаревичу Павлу не менять своих мыслей, и тогда:

«…явишься ты в порфире,
Как солнце среди лета в мире,
Таков велик, каков твой сан».


 



                                                     


      Особые отношения Сумарокова и Ломоносова давно уже стали притчей во языцех.

      В своей статье «О Сумарокове» П. А. Вяземский приводит любопытный документ (кстати, первым на него обратил внимание Пушкин), где взбешённый до крайности Александр Петрович в своём донесении в Штатс-контору* нещадно громит Михаила Васильевича (приложившего руку к удержанию жалованья «наперсника Буало»**).

Оный Ломоносов, может быть, принял дерзновение делать таковые на меня нападения оттого, что он часто от пьянства сходит с ума, что всему городу известно…

… всегда и часто с ума сходящий Ломоносов не может повелением своим ни одной полушки удержать из моего жалованья, хотя бы он и в целом уме был; потому что я свое жалованье получаю по именному Ее Императорского Величества указу и служу от начала службы моей беспорочно…

А что он не в полном разуме, в том я свидетельствуюсь сочиненною им Риторикою и Грамматикою.

      Михаил Васильевич не остался в долгу, и в письме к И. И. Шувалову (19 января 1761)  «обласкал» Сумарокова на чём свет стоит.

Вдруг слышу: помирись с Сумароковым! то есть сделай смех и позор, свяжись с таким человеком, от коего все бегают... Свяжись с тем человеком, который ничего другого не говорит, как только всех бранит, себя хвалит и бедное свое рифмачество выше всего человеческого знания ставит…

Я забываю все его озлобления и мстить не хочу никоим образом, и бог мне не дал злобного сердца. Только дружиться и обходиться с ним никоим образом не могу...

Зла ему не желаю. Мстить за обиды и не думаю. И только у господа прошу, чтобы мне с ним не знаться. Буде он человек знающий, искусный, пускай делает пользу отечеству; я по моему малому таланту также готов стараться, а с таким человеком обхождения име[ть] не могу и не хочу, который все прочие знания позор[ит], которых и духу не смыслит...


________________________________________________
Примечания:

*Штатс-контор коллегия — государственное учреждение XVIII века (один из центральных органов управления финансами).

** «Наперсник Буало» — прозвище А.П. Сумарокова.




                 


      В 1748 году Александр Петрович написал трагедию «Гамлет» (по мотивам одноимённой пьесы Шекспира).

      Сумароков лично «взнёс» своё творение в Канцелярию Академии наук, на предмет «освидетельствования» профессорами Тредиаковским и Ломоносовым: «не окажется ли во оной чего касающегося кому до предосуждения».

      Ломоносов отписался положительной рецензией (сочинив при этом едкую эпиграмму "Женился Стил, старик без мочи...").

      Тредиаковский, несмотря на то, что нашёл пьесу «довольно изрядною», принял на себя смелость «переделать несколько неглатких и тёмных стихов». Рассыпаясь в вежливых извинениях, Василий Кириллович недрогнувшей рукой вывел карандашом на полях рукописи «Гамлета» свои замечания.

      Придя в бешенство, Сумароков стёр все «переделки» Тредиаковского, да ещё на всякий случай вывел на титульном листе грозную надпись: «Подчертки карандашом ничего не значат», и для большей надёжности — обвёл эту надпись рамкой.

      Тредиаковский в долгу не остался, написав знаменитое «Письмо {...}от приятеля к приятелю» (1750 г.), — критический отзыв о творчестве некоего Автора (подразумевая под «Автором» Сумарокова), где, помимо прочего, упоминается и «Гамлет»:


...Гамлет, как очевидные сказывают свидетели, переведен был прозою с англинския Шекспировы, а с прозы уже сделал ея почтенный Автор нашими стихами...

...В Трагедии Гамлете говорит у Автора женщина именем Гертруда, в действ. II, в явл. 2, что она:

И на супружню смерть не тронута взирала.

Кто из наших не примет сего стиха в следующем разуме, именно ж, что у Гертруды супруг скончался, не познав ея никогда в рассуждении брачного права и супруговой должности? Однако ж Автор мыслил не то: ему хотелось изобразить, что она нимало не печалилась об его смерти. Того ради надлежало было ему написать так сей стих:

И на супружню смерть без жалости взирала.

...При том, вводит наш Автор в свои сочинения неупотребительные слова, как то: в последок за напоследок, не времянно за не навремя, мгновенно за во мгновении, отколе за откуду{...}, бремянило за отягощало, сугублю за усугубляю, мечтуйся за мечтайся, жесточе за жесточае или жесточайше...

…Многие он речи составляет подлым употреблением, как то: паденье за падение, отмщенье за отмщение, желанье за желание, воспоминанье за воспоминание; так оружье, сомненье, понятье, безумье, Офелъю, Полонья, за Офелию, Полония, и прочие премногие...

...Метафоры употребляет несвойственные, как то: низвергнуться в пленение, таинство пронзить, ярость внемлешь, быть милу сурово...

...Вот же вам теперь, государь мой, не правопись, но кривопись Авторова.




               

   

Торжествующая Минерва

      Зиму 1763 года императрица Екатерина II провела в Москве, благодаря чему жители первопрестольной получили счастливую возможность насладиться великолепными празднествами и маскарадами, превосходящими по роскоши всё виданное доселе.

      В последние дни Масленицы был дан один из самых зрелищных маскарадов под названием «Торжествующая Минерва». Соавторами сценария выступили А. П. Сумароков и М. М. Херасков. Постановку осуществил придворный актёр Фёдор Волков*. За спецэффекты отвечал  итальянец-механик Бригонци (Brigonzi).

      Всех действующих лиц насчитывалось более четырёх тысяч человек!

      Маскарадное шествие начиналось с 10 утра и продолжалось до позднего вечера — целых три дня сряду.

      «Торжествующая Минерва», по словам создателей, должна была изобличить «гнусность пороков и восславить добродетель».

      Открывала маскарад торжественная свита, которая разбивалась на 10 отдельных групп (9 из них представляли собой пороки, последняя  — добродетель). Таким образом, зрителям предстояло «расшифровать» (при помощи специальных подсказок — знаков) развернувшееся на их глазах действие, впрочем, те, кому порочный «сюр» казался слишком уж абсурдным, могли просто прочесть напечатанную ранее программу выступления, дабы не слишком утруждать себя мыслями.

Первая группа. «Упражнение малоумных».
«Первый знак был посвящён богу Момусу; за ним следовал хор музыки... по сторонам двенадцать человек на деревянных конях. За ними ехал верхом «Родомант»-забияка, храбрый дурак… после него шли служители Панталоновы, одетые в комическое платье… потом шли служители глупого педанта, одетые скарамушами… сзади следовала книгохранительница безумного враля… далее шли дикари, несли место для Арлекина…».

Вторая группа. «Смех и бесстыдство».
«Картина представляла пещеру Пана, в которой плясали нимфы, сатиры, вакханки… сатиры ехали на козлах, на свиньях и обезьянах. Колесница Бахуса заложена была тиграми… здесь вели осла, на котором сидел пьяный Силен**, поддерживаемый сатирами, наконец, пьяницы тащили сидящего на быке толстого краснолицего откупщика; к его бочке были прикованы корчемники и шесть крючков…».

Третья группа. «Действие злых сердец».
«Картина представляла ястреба, терзающего голубя; паука, спускающегося на муху; кошачью голову с мышью в зубах и лисицу, давящую петуха. Эту группу заключал нестройный хор музыки; музыканты были наряжены в виде разных животных».

Четвёртая группа. «Обман».
«…на знаке была изображена маска, окружённая змеями, кроющимися в розах, с надписью «Пагубная прелесть»; за знаком шли цыгане, цыганки, пьющие, поющие и пляшущие колдуны, ворожеи и несколько дьяволов. В конце следовал Обман в лице аферистов».

Пятая группа. «Невежество».
«…на знаке были изображены: чёрные сети, нетопырь и ослиная голова. Хор представлял слепых, ведущих друг друга; четверо, держа замёрзших змей, грели