дряхлую силиконовую мумию и почти потеряла себя.
Думала ли она, что станет такой? Нет…
Лиля не была золотым ребенком из норковых пеленок, папа – инженер, мама учитель, а родной дом – это маленькая двухкомнатная квартирка на пятом этаже в хрущевке.
Но им со старшим братом очень хотелось комфорта, дорогих шмоток и всех тех благ, что дают деньги. И их первые заработки были шальными, и время их молодости было таким же: видеосалоны, рынки, братва и все это под песни «Миража» и «Ласкового мая».
Родители считали Толика чуть ли не пропащим и давно махнули рукой, мол живи, как знаешь, а вот Лиличка была их надеждой. Умница, отличница, комсомолка. Когда маме рассказали, что ее девочка трется на рынке в черной кожанке и с сигаретой, и одним четким ударом может уложить здорового мужика, то с мамой случился сердечный приступ, а Лиля отправилась жить к Толику и его закадычному другу Женьке, которого любила чуть ли ни с садика. Она была их мозгом, генератором идей, бухгалтером, носом чуяла дело, сулящее прибыль.
Они быстро шли в гору, остепенились, стали бизнесменами, Лиля вышла замуж за своего Женечку, и когда ничего не предвещало беды и, казалось, разборки ушли в прошлое, но ее брата убили, а спустя пару лет сердечный приступ унес мужа.
Дела остались в ее ловких руках. Лиля владела всем, что может принести прибыль, и продавала то, что переставало быть доходным.
Ей казалось, что второй брак тоже складывается неплохо, Артем звезд с неба не хватал, но был неплохим адвокатом, а потом просто собрал вещи и ушел к двадцатилетней стюардессе, бросив на прощание: «Не сердись, но молодость не вернешь».
Эта фраза перевернула ее сознание. Она решила доказать Артему, себе, всему миру, что все еще прекрасна и стала чужой самой себе. Пластика за пластикой: грудь, ягодица, губы, щеки, плюс вечеринки, презентации и молодые мальчики. Она себя тешила, что помогает юным талантам, но вот только на самом деле талант был всего у одного.
Отражение в зеркале вызывало у нее отвращение, Лиля схватила флакон духов и запустила в него так, что гладкая поверхность разлетелась на осколки.
Она вспомнила, как сын, живущий в Лондоне, в последнюю их встречу сказал: «Мама, призрак молодости за хвост не поймаешь… Я тебя люблю, но с трудом вижу за мишурой… Папе бы это не понравилось… И жить можно по другому. В мире столько интересного, мир – это не только пляж на Мальдивах и бутики в Париже и Милане».
Он прав, сотню, тысячу раз прав.
Она судорожно схватила телефон и набрала номер. Наконец длинные гудки сменились сонным голосом:
-Лиля, ты видишь сколько времени?
-Лаврик, не сердись. Мне так плохо… Даже не представляешь… Этот щенок за моей спиной во всю крутил с официанткой… А ты помнишь, где я его подобрала?
-Лиличка, я все понимаю, но ты, наверное, забыла, что я пластический хирург, а не психолог.
-Не забыла, я поэтому и звоню.
-И что? Ты хочешь новые губы в 4 утра?
-Не надо так, - ее голос был очень тихим, - наоборот. Можно все это убрать, весь силикон и ботекс? Хочу собой стать.
-Где была раньше твоя умная голова? - смягчились на том конце провода, - Помнишь, я тебе говорил, ради нашей долгой дружбы просил: «Лиля, не надо!». А что ты мне отвечала?:«Лаврик, я заново жить начинаю! Я так хочу!». А ведь ты из тех, у кого была бы красивая старость, ты не склонна к полноте, у тебя прекрасная кожа. А хорошие косметические процедуры, питание сохранили бы тебя красоткой почти до 100 лет! А пластика на здоровье не лучшим образом сказывается, да и сердце у тебя стало барахлить..
-Я только теперь поняла, Лаврик. Так может быть, а?
-Ладно, приезжай. Посмотрим.
18. Смотрины https://fabulae.ru/prose_b.php?id=32747
Мила Горина - https://fabulae.ru/autors_b.php?id=6829
В усадьбе помещиков Азаровых уже неделю готовились к приезду жениха для их средней дочери Аграфены Ивановны.
Гостиная убиралась и чистилась. Столовое серебро сверкало. Бронзовые напольные вазы блестели, как золотые. Занавеси повесили чистые. Ковры перетряхивали. Скатерть купили новую. А что делалось вокруг усадьбы! Кусты сирени аккуратно были подрезаны. Трава, успевшая вырасти среди дорожек с гравием, выдернута. Беседка вымыта. Слуги едва успевали выполнять приказания Марии Васильевны и Ивана Григорьевича.
Дело в том, что дней десять назад было получено письмо от Настеньки, старшей замужней дочери Азаровых, жившей в Москве. Она сообщала, что некий приятель её мужа, Лебедев Андрей Андреевич, тридцатипятилетний человек, ищет невесту и, по мнению Настеньки, лучше Аграфены ему никто не подойдёт! Такого ещё не было!
Аграфена, двадцативосьмилетняя девица, была некрасива, с вытянутым лицом, высоким лбом, который заканчивался редкими волосёнками, такими редкими, что видна была даже кожа. Лет с двадцати её стали вывозить на балы. Она смотрела на молодых людей зло, исподлобья, поэтому за несколько лет её ни разу никто не пригласил на танец. Потом стали знакомить её дома со всеми ближайшими помещиками. Она смотрела волком, разговор не поддерживала, словом, вела себя так, чтобы жених поскорее убрался восвояси.
- Ну, не будь букой хотя бы в этот раз! - давала наставления маменька Мария Васильевна.
- Разговаривай нормально, не бычись! Да улыбнись хотя бы! Как увидит он твою кислую физиономию, сразу убежит! Из-за тебя Зоинька не может выйти, а ведь ей уже двадцать второй год пошёл. Зоя, младшая из дочерей Азаровых, и, как в сказках, самая красивая и любимая! Она неплохо пела, и часто её звонкий голос оживлял усадьбу.
- Я Зое не помеха! Пусть хоть сейчас выходит!
- Груня, это детский лепет! - возмутилась Мария Васильевна.
- Да, о чём мне с ним говорить-то?! Как ложки мылись? - задавала глупые вопросы Аграфена Ивановна, зля маменьку.
На следующий день приехал Лебедев. Это был молодой человек приятной наружности, с добрыми серыми глазами, правда, начавший немного полнеть. Аграфена Ивановна в нарядном платье предстала перед ним. Горничная постаралась - немного румян оживляли тусклое Грунино лицо.
- Моё почтение, Аграфена Ивановна! - проговорил Андрей Андреевич, входя в столовую.
-Здравствуйте! - равнодушно ответила Груня и присела в кресло. В сторону гостя она не смотрела и, как обычно , молчала.
- Простите, сударыня, я не привёз вам цветов, так как не знал, какие ваши любимые! Полагаю, что женщине лучше совсем не дарить цветы, чем дарить те, которые она не любит!
- Мои любимые - это пастушья сумка!
- В самом деле?! Но это же, простите, бурьян-с!
- А я их обожаю! Они бывают белые и голубые! Лебедев не знал, что на это ответить, удивлённый вкусом барышни.
- Ну, как вы поживаете? Чем любите заниматься? - расспрашивал он.
- Да ничем не занимаюсь! Конюх за лошадьми смотрит, кухарка варит, слуги убирают! А я тут причём?!
- Ну, разумеется, я понимаю, что это всё не ваше поле деятельности. Право, я интересуюсь, вяжите ли вы, вышиваете и тому подобное.
- А пошто вам вязание? Неужто сами хотите научиться вязать? Крючком или спицами? Или как моя горничная Нюра на пяти спицах носки вяжет?
Может, себе хотите связать?! - давясь от смеха, спрашивала Аграфена Ивановна. Лебедев покраснел и не знал, как дальше себя вести. Такого у него ещё не было, чтобы девица над ним потешалась!
И тут Груню словно прорвало - она стала смеяться громко, не останавливаясь, топая при этом ногами. В гостиную заглянула Мария Васильевна.
- Грунечка! Что с тобой?! Это господин Лебедев тебя так рассмешил? Груня, глубоко вдохнув, перестала смеяться, испуганно глядя на мать. По лицу Андрея Андреевича было видно, что он глубоко обижен. Почувствовав неладное, Мария Васильевна произнесла: "Мы вас приглашаем отобедать с нами!"
- Нет, я, пожалуй , уеду домой! - отозвался Лебедев. В эту минуту послышалось очаровательное пение Зои.
- Кто это у вас так поёт? - поинтересовался Лебедев.
- Горничная одна...
- Не может быть! Так поёт человек, знакомый с нотами! Я хочу видеть её! Марии Васильевне ничего не оставалось делать, как позвать Зою. Уже по её платью Андрей Андреевич понял, что она не горничная.
- Кто вы, прелестное создание? - спросил он, поражённый её красотой.
- Зоя Ивановна Азарова!- ответила девушка и приветливо улыбнулась.
- Стало быть, вы младшая сестра этой ... Он кивнул в сторону Аграфены, не желая даже произносить её имя.
- Именно так! - проговорила Зоя Ивановна.
- И вы прятали это чудо от меня?! - возмутился Лебедев, обращаясь к Марии Васильевне. - Я немедленно желаю поговорить с вашим супругом!
- Извольте вас проводить! - обречённо отозвалась хозяйка поместья.
- Но прежде я зайду к нему на минуту. Когда Лебедев зашёл к Ивану Григорьевичу, он упал на колени, прося отдать за него Зою Ивановну. Обещал быть ей примерным мужем. Чувствовалось, что он сейчас расплачется.
- Полно! Полно! Я согласен! Пусть она придёт сюда! - проговорил Иван Григорьевич. Когда вошла Зоя, отец спросил её, хочет ли она стать женой Лебедева.
- Да! Разумеется! - ответила девушка и покраснела.- Только как же Аграфена?
- Аграфена - другое дело! - ответил отец. - Видать, г-н Лебедев не её судьба! А Аграфена в это время была на кухне, где докладывала обо всём кухарке.
- Слышишь, Даша, и этого спровадила! К Зое посватался! Влюбился, как только увидел. Наверное, увезёт в Москву. Знаешь, когда ты когда-то мне рассказала о сестре, что ослепла после того, как муж побил, стала я бояться замужества.
- Ой, зря вы, барышня! Муж-то застукал её на сеновале с любовником! Ну, а вы разве тоже бы гуляли от мужа?! Не думаю!
- Ну, так нашёл бы другую причину, за что ударить! - отозвалась Аграфена Ивановна, глядя, как Даша помешивает кастрюля с борщом.
Во время обеда Лебедев не переставал удивляться в душе, как преобразилась Аграфена. Перестав быть "невестой", она сидела спокойная, даже весёлая и с приветливой улыбкой поглядывала то на Зою, то на Лебедева. "Что с ней стало?!" - терялся в догадках Андрей Андреевич.
Но так и не найдя ответа, подумал, что всё равно общаться ему больше всего придётся с Анастасией Ивановной, женщиной умной и понятливой, чем с этой странной Аграфеной. Но самое главное - его женой будет чудесная Зоя!
19. Этим летом я... https://fabulae.ru/prose_b.php?id=92507
Игорь Кручко - https://fabulae.ru/autors_b.php?id=3052
Это удивительное чувство: учащенный стук сердца, и слабость в ногах при виде ЕЕ… Это бессонные ночи и торопливые звонки Ей по утрам… Это наспех сорванные цветы в городском саду… Это часы ожиданий, чтобы ЕЕ всего лишь увидеть мельком… Это желание прикоснуться к ЕЕ губам… Это… Это… Это все… моя первая и… единственная любовь!
Лидия Ивановна, учитель литературы в старших классах и по совместительству – наша классная, стояла возле окна, скрестив руки на груди.
Мы сидели за партами и писали первое в этом году сочинение о том, как провели лето. Было душно, не спасали даже открытые настежь окна. Тишину иногда нарушал лишь шелест переворачиваемых тетрадных листков и шум проезжающих по улице, машин.
– Странно, что класуха выбрала эту тему для сочинения, ведь обычно ее пишут в начальных классах, – размышлял я, задумчиво покусывая колпачок от шариковой ручки. Прошло минут двадцать урока, а листок оставался чистым – я так и не написал ни одной строки.
– Демьянов! – Лидия Ивановна строго смотрела на меня: – Хватит мечтать!
– Думаю, с чего лучше начать.
– Начни с самого
