соответствующее указание стюардессам подготовить пассажиров. На вопрос "куда" ответил "на землю или на воду, куда повезет".
А салон уже шумел как растревоженный улей. Стюардессы с трудом усаживали на места паникующих пассажиров. Никто никого не слушал и никого не слышал. В замкнутом пространстве на высоте 9 тысяч метров созревал грандиозный бардак.
В кабину пилотов вскочила растерянная стюардесса.
– Они только орут! Они меня не слушают! Что делать?
– Сережа, пойди в салон и расскажи им всю правду, в общем, что и как, – сказал командир с улыбкой. Я его понял, надел фуражку и вышел в салон.
Салон бурлил, многие толпились в проходе, но большая часть топталась в хвостовой части у аварийных дверей. Среди общего крика раздавались иногда возгласы "Мы падаем!", "Мы разобьемся!", "Это конец!" и другие, уже почти "матерные".
Я сильно хлопнул трижды в ладони и прокричал: "Внимание!" Почти все повернули головы в мою сторону и замолчали. Вот что значит, я надел фуражку.
– Я вам все объясню, но сначала вы все должны сесть в свои кресла, – громко сказал я, широко улыбаясь. Шум слегка затих.
– Я сказал всем сесть и замолчать! Так вы никогда не услышите, чем я хочу вас обрадовать, – снова я прокричал, но с той же улыбкой.
Почти стихло. Все сидели в креслах и встревожено всматривались в меня.
– Сейчас мы проведем практическое занятие на тему " действия экипажа и пассажиров при аварийной посадке".
– Какое занятие? Шо вы нам лапшу вешаете? – закричал мужчина, откуда-то с середины.
– Да вон дым от мотора идет, а вы про какое-то занятие нам голову морочите, – закричала женщина, сидящая возле иллюминатора. Были и другие выкрики. В общем, коллектив начал работать на панику.
– Дым – это для достоверности. Ведь так бы вы меня не слушали, как не слушали стюардессу в начале полета. А теперь все будет серьезно и все натурально.
– Итак, мы действительно совершаем аварийную посадку, – продолжал я с улыбкой. – Чтобы не травмироваться, а отделаться только легким стрессом, вы должны сделать следующее:
– Снимите очки и зубные протезы. Вот уже некоторые даже заулыбались. Это хорошо. Держите это состояние до выхода из самолета.
– Снимите обувь на высоких каблуках и расстегните воротник. Так, улыбок стало больше.
– Возможно, мы сядем на воду. Это мягче и даже интереснее!
– Поэтому наденьте спасательный жилет. Он под вами. Мужчина, отстегнитесь сначала от привязных ремней. Молодцы, женщины! Они более сообразительные. Женщина в третьем ряду! Мы еще не на воде, а вы уже разделись! Кто Вам сказал, что мы сядем на пляж? – салон заржал.
– Все надели жилеты?
– Все!
– Не слышу!
– Все! – проорал салон.
– Только не надувайте жилет до выхода из самолета, иначе навсегда останетесь здесь. Застегните пристяжные ремни, но чтобы они не болтались, а только слегка обтягивали ваши животы. А теперь самое главное. По команде "Внимание посадка!" – вы должны наклониться вперед, закрыть голову руками и сидеть так до полной остановки самолета.
Все будет хорошо! Мы уже не раз так садились и как видите я с вами. Только не вскакивайте и не толпитесь в проходе. Без паники! Слушайте команды стюардесс и членов экипажа, и все будет в порядке.
– Счастливой посадки! Все будет О’кей! – сказал я и вернулся в кабину.
А мы уже проскочили облачность. Внизу простирались леса с болотами, ручейками и речками. Куда садиться? Хотя бы поле или болото приличное показалось. Вот внизу по курсу блеснула лента реки.
"Может на нее попробовать!" – подумал я.
– Все, Серега, потянем вдоль реки, – сказал командир и скомандовал, – экипаж, приготовиться к аварийной посадке на воду и действовать в соответствии с аварийным расписанием при посадке на воду.
Мы летим уже низко, почти вписываясь в ширину реки. В кабину вскочила стюардесса с криком: "В служебном отсеке дым!"
–Что горит?
– Не видно, но дым уже ползет в салон!
– Серега, посмотри, – крикнул командир.
Я прихватил огнетушитель и дымозащитную кислородную маску. Прошел с улыбкой салон и вошел в служебный отсек, быстро захлопнув дверь. Там стюардесса, вылив все содержимое из огнетушителя, заливалась слезами от бессилия и дыма. Надев маску и выключив электропитание отсека, я попытался найти источник огня. Перед этим я нашел и надел такую же маску на стюардессу. Я сказал ей, чтобы она сидела на полу у двери и не выходила в салон, чтобы не напугать своим видом пассажиров. Разбросав ящики и открыв дверь в подсобку, я увидел там какую-то тлеющую массу с проблесками огня. Туда я и направил раструб огнетушителя. "Странно, почему не сработала сигнализация о пожаре", – подумал я.
В это время командир пытался выровнять самолет и уменьшить вертикальную скорость, чтобы смягчить удар о воду. Самолет летел над водой, не выпуская шасси со слегка поднятым носом. Сначала он ударился об воду хвостом, а затем всем корпусом.
– А-а-а-а-а-а! – раздалось визгливо и разнотонально громко по салону, а еще кое-кто вспомнил о матери и родственниках.
Так как удар об воду был скользящий, то самолет не развалился на части, а продолжал скользить по воде, пока не остановился в густых зарослях кустарника на отмели. В салоне кто-то запаниковал и кинулся к запасным дверям, но экипаж, стюардессы и добровольные помощники из пассажиров действовали решительно и иногда даже жестко. Тем самым они обеспечили организованный выход пассажиров из самолета. Были ушибы, ссадины, травмы и стрессы, но все были целы.
Об этом я узнал позже, так как при тушении и произошел первый удар самолета об воду. Меня кинуло на стену, от которой я получил сотрясение мозга и многочисленные ссадины, а от огнетушителя я получил перелом двух ребер. Потом кинуло на вспыхнувшее пламя в отсеке, и затем снова к стенке Меня от нее "отклеил" бортмеханик, а затем выволок на "чистую воду". Там он меня перевязал, скинул тлеющую форменку и потащил дальше. Если бы не он и дымозащитная кислородная маска, я бы задохнулся в том отсеке среди этого эвакуационного хаоса и криков. А может, и нет! Но главное, я тогда узнал, что у меня есть мозги. Ну, раз получил сотрясение!
Сколько раз раньше у меня рисовались картины аварийных ситуаций и даже, разваливающегося лайнера. Там я спасаю пассажиров. Сам обгорел или даже погиб…
И вот сейчас я вместе с несколькими пострадавшими пассажирами почти неделю нахожусь в центральной клинике Хабаровска. И хоть еще не полностью сняли с меня бинты и на лице наклеенные пластыри напоминают об «удачной» посадке на воду, мне уже разрешили ходить.
В общем, о чем я грезил, случилось! Накаркал! И что?
По телевизору сообщили, что благодаря героическим усилиям и профессиональному мастерству, экипаж посадил самолет на воду. Жертв и пострадавших среди пассажиров и экипажа нет. Как нет! А я? Я ж даже обгорел слегка, кое-где ушибы до крови и черепно-мозговую травму получил! Да-а-а!
У командира и стюардессы взяли интервью, а про меня забыли. Побоялись, наверное, что я из-за сотрясения не то скажу. Так вскользь сказали про самоотверженность и героизм второго пилота. Да, ну и друзья у меня! Ну, и экипаж! Они мордой лица на весь экран, а я тут весь перемотанный и забытый! Все, как снимут с меня все повязки, попрошусь в другой экипаж!
На следующий день ко мне в палату ввалился мой экипаж. Ну, просто телепатия какая-то! Я, конечно, сурово так смотрю на них и молчу. Потому что с ними были еще три незнакомые мне девушки. Такие симпатичные, фигуристые и с классными прическами, ну, просто куколки. Наверное, стюардессы из других экипажей. Не буду же я при них свой характер показывать. В общем, молчу и на куколок пялюсь. Выслушал я водопад комплиментов в свой адрес от командира и нашей стюардессы и в ответ ни гу-гу. Они еще немного потоптались, поговорили, отдали мне пакеты с цитрусами и ушли. Правда, на прощанье сказали: «Выздоравливай, Сережа, мы тебя ждем, а теперь с девочками поговори».
Я ничего не понял, но как только мы познакомились, одна из них открыла дверь и крикнула: «Ребята, заходите!». В палату вошли парни с аппаратурой и телетехникой. Я молчал.
– Сережа, я от редакции телевещания, а вот Лариса и Света представляют редакции журнала и газеты, – проговорила Анжелика. – Ты нам расскажи о себе, начиная со школы, а мы тебя будем слушать, снимать на телекамеру и задавать вопросы. Ты согласен?
– Согласен-то, согласен, а как это Вы так дружно сорганизовались, – спросил я.
- А-а! Так это твой командир нас собрал. Там такой парень, говорит, без него бы всем был бы кирдык. Герой, в общем! Так что давай, Сережа, рассказывай все без утайки.
А я смотрю то на Анжелику, то на Свету или Ларису и даже не верится, что рядом такие куколки сидят. Чувствую, как сердце громко застучало, как по телу волны горячие пошли, а в голову разные мысли прибежали, и уже не знаю, как и где мне делать в такой обстановке вынужденную посадку,
Тогда я начал говорить, изредка касаясь рукой каждого ангела для достоверности сказанного. О-о-о-о! Так отзывалось во мне каждое касание.
И я им рассказал все: и про школу, и про Летную Академию, и про мои первые полеты, и разные интересные случаи. В общем, девчонки остались довольные. И я тоже. Не совсем, правда, но все равно, все получилось так, как когда-то я мечтал.
«Ну, командир, ну, экипаж!» – подумал я. - Какое интервью мне устроили ! Настоящие друзья! Скорей бы снять эти бинты и к ним! И в полет!»
Ой, а девочки?!
11. ПИСЬМО РОДНЫМ ОТ БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕГО
https://fabulae.ru/prose_b.php?id=66145
Ната Черная - https://fabulae.ru/autors_b.php?id=9091
Документы в ОБД "рассказали", что солдат числился пропавшим без вести 70 лет. Я нашла родных солдата, проживающих в Курганской области. Они забрали его останки и с честью перезахоронили на его малой родине.
ЗДЕСЬ Я… ЗДЕСЬ!
Без малого 70 лет я лежу у деревушки Белогурово, что подо Ржевом. Я – это рядовой Гаркуша Дмитрий Иосифович.
На долгие годы меня приютила воронка. Пав в смертном 42-ом на ближних подступах к Ржеву, и сброшенный, как сотни других убитых на этом поле, в яму, подальше от людских глаз, я все эти годы жду, когда за мной придут. Ведь обещали вернуться и похоронить по-человечески. Прах солдатский, не кости скотины! Где же вы, люди?
Все эти годы я храню на себе гильзу со смертной запиской, куда перед боем вписал свои данные и данные о родных. В ней моя последняя надежда, что когда-нибудь ее найдут, прочитают и сообщат родным, что не без вести пропал, а честно отдал жизнь за вас, люди.
…Не помню я того боя. Раз за разом мы поднимались на те несколько покосившихся закопченных печных труб, что остались от деревни. И всякий раз нам навстречу из развалин устремлялся свинцовый смерч. Уже и шага ступить некуда – все поле в телах. Вчера убило
