Сципион (то ли Испанский, то ли Гиспалльский), представитель знатного, этрусского по происхождению, семейства Сципионов, из которых, между прочим, вышли два Публия – Африканский, победитель Ганнибала, и Назика Серапион, палач своего двоюродного брата, Тиберия Гракха…
Впрочем, Зевс (пусть даже Сабазий) с ним, вышеупомянутым претором, изгнавшим бедных иудеев с халдеями из Рима. Откуда они, да еще в таком множестве, взялись в Городе позднее? Историки отвечают на этот вопрос так:
«Во время третьей войны Рима с Митридатом в Палестине происходила борьба между фарисеями, сторонниками первосвященника Гиркана, и приверженцами Аристобула, брата Гиркана. Легаты Помпея Габиний и Скавр взяли сторону Аристобула, но Помпей, прибывший в Палестину в конце 65 г. до н.э., поддержал кандидата фарисеев. Партия Аристобула подняла восстание, но была побеждена, Иерусалимский храм был взят после осады. Помпей вошел в святая святых храма Яхве, но пощадил его сокровища (см. Иосиф Флавий, Иудейская война, 1, 7, 6)».
Иудеи-сторонники Аристобула, плененные тогда армией выдающегося римского полководца Гн. Помпея по прозвищу Великий, были вывезены в Рим, где их продали в рабство. Сколько их было, Иосиф Флавий не сообщает, пало же от мечей легионов Помпея, а после него – Габиния, в общей сложности около 17 тысяч человек. Однако, сообщая о пребывании одного из убийц Цезаря, Кассия, в Иудее (около 52 г. до н.э.), историк пишет, что Кассий «обратил около 30000 иудеев в рабство» (что вовсе не означает, что всех их вывезли в Рим). Однако всё это было после 59-го года – года выступления Цицерона в защиту Флакка…
- Послушайте! – воскликнет вдумчивый читатель. – Но ведь с конца 65 г. до н.э., когда «аристобульцев» взяли в плен, до 59 г. до н.э., когда Цицерон выступал перед судьями на Аврелиевых ступенях, прошло каких-то пять лет. Неужели за этот короткий срок рабы-иудеи сумели получить римское гражданство и, наводя шорох в народном собрании, влиять на внешнюю и внутреннюю политику мировой державы? Да и сколько было этих бедолаг, оказавшихся на невольничьем рынке в Городе?
Мне кажется, что любой специалист по истории Древнего Рима ответит на первый вопрос отрицательно. Правда, некоторые сетевые «знатоки», пытаются уверить нас в том, что пленение имело место в 66 г., что из иудеев получались никудышные рабы, отказывавшиеся работать по субботам и приносить жертвы на алтари языческих богов; что перепродать их было невозможно, поскольку слухи о специфике рабов-иудеев распространились по Городу в мгновение ока; что часть порабощенных выкупили их соплеменники-торговцы; что у римлян-горожан был обычай давать вольную рабу после того, как он прослужит у господина определенный срок, как правило, семь лет (66-59=7), но «аристобульцам», мол, вольную давали досрочно – ведь они были «плохими» рабами.
Как хотите, но приведенные «знатоками» доводы кажутся мне натянутыми и лично меня не убеждают. Вместе с тем я знаю, что рабы, отпускаемые на свободу в Риме, становились римскими гражданами и имели право голосовать в народном собрании (такого права их лишили только в I в. н.э., но тогда этот республиканский институт превратился в фикцию и ничего не решал, или решал формально)...
Да, соглашусь, сам Овидий в своем «Искусстве любви» не рекомендовал затевать шашни в субботу, «когда в семидневный черед все дела затихают,/И палестинский еврей чтит свой завещанный день» (Ars am. I, 415—416). Но он родился в год трагической гибели Цицерона, выступившего с речью в защиту Флакка лет за 15 до рождения «третьего поэта Рейха». Хотя... в одной из сатир «второго поэта», Горация ((Sat. I, 9).), родившегося в год пленения «аристобульцев», мы не без изумления наталкиваемся на диалог:
«… - О, ты ведь говорил, что хотел обсудить со мной наедине что-то конфиденциальное.
— Я помню, но давай перенесем это на более удобное время; сегодня тридцатая суббота* — ты же не хочешь оскорбить обрезанных евреев?
— Вообще-то, — сказал я, — я [их] религией не интересуюсь.
— Ну а я да; я не так крепок, я лишь один из многих. Извини, в другой раз поговорим…»
* Отчего суббота именуется у Горация тридцатой, современная наука не в курсе.
Мне кажется, теперь становится понятным, почему философ-«антисемит» Сенека Младший имел в виду иудеев, сочинив крылатую фразу «Побежденные диктуют законы победителям» (Victi victoribus leges dederunt). Здесь не худо бы припомнить мнение авторитетное немецкого историка XIX века Теодора Моммзена:
«Как многочисленно было даже в Риме еврейское население еще до Цезаря и как стойко держались уже в то время в племенном отношении Евреи, указывает нам замечание одного из современных писателей, – что для наместника бывает опасно слишком вмешиваться в дела Евреев своей провинции, так как по возвращении в Рим ему предстоит быть освистанным столичной чернью».
Остается признать, что в середине I в. до н.э. в Риме существовало влиятельное иудейское лобби, сформировавшееся главным образом из представителей диаспоры (египетской, греческой и азиатской), многие из которых могли похвастаться полным римским гражданством. Во всяком случае, историкам известно, что свободные иудеи предпочитали тогда селиться на правом берегу Тибра, где возникло настоящее еврейское гетто (в нейтральном смысле этого термина).
Ученым известно также, что в 4 г. до н.э. в Риме проживало около 8 тысяч иудеев-мужчин, а в 19 г. н.э. четырех тысяч иудеев заставили поступить на военную службу и отправиться на Сардинию для борьбы с местными повстанцами (остальных, независимо от того, граждане они были, или нет, выслали из Города).
Отношение коренных римлян к иноземцам было, мягко говоря, настороженным (понаехали тут!). Когда «римский антисемит № 3», Д. Юний Ювенал, проливает слезы по поводу осевших в Городе «ахейцев» и плачет по поводу «греческого Рима», признавая при этом, что греческая община в столице «невелика», могут ли удивлять его слова об иудеях, как о народе пьяниц и распутников?
Точно так же: могут ли покоробить нас слова Цицерона о «шайке», которую многочисленные политические противники «честнейшего» оратора готовы натравить на него?
Да и откуда взялась эта «шайка»*, если в оригинале мы имеем слово manus (кисть руки, рука; сила; власть; группа, отряд; рукопашная схватка, свалка; борьба; деяние; искусство; банда, шайка – это лишь девятое по употребительности значение рассматриваемого слова; ход или бросок в игре)?
*Обращает на себя внимание сочиненное переводчиками созвучие «шайка-спайка»; этого цветка красноречия нет в оригинале, где пресловутое manus сочетается с сoncordia (согласие, единодушие, сочетаемость кого-то/чего-то с кем-то/чем-то)
По моему мнению, переводчики намеренно усиливают смысл сказанного Цицероном, скорее всего имевшим в виду не свору разбойников и грабителей, а толпу (группу) негодующих римских иудеев, которые в своем религиозном рвении могли забросать его камнями за то, что он посмел защитить человека, конфисковавшего храмовые деньги.
На мой взгляд, все эти злобные цицероновы инвективы против евреев если и выходят за рамки обычной ксенофобии римлян, то главным образом потому, что иудейская община оказалась в то время самой многочисленной и сплоченной в Вечном городе.
Не кажутся мне кощунственными и отдающими шовинизмом слова Цицерона об иудейской религии, в суть которой он, как и большинство римлян, не стремился вникнуть, высокомерно считая ее «несовместимой с достоинством нашего имени, с заветами наших предков».
Не будем забывать, что Цицерон искренне верил в отеческих богов, в особенности почитая Минерву, хранительницу общины квиритов (римских граждан), на алтарь которой во время квинкватрий (празднеств в честь этой богини) он никогда не забывал приносить положенные жертвы – просеянную муку, свежие розы и молоко. Понятен и вытекающий из его религиозности аргумент, с помощью которого он обосновывает свое презрение к иудеям: ведь им не помог столь почитаемый ими Бог. «… Насколько он (иудейский народ – А.А.) дорог бессмертным богам, мы поняли, так как он побежден, так как сбор дани с него сдан на откуп, так как он порабощен».
Кстати, этот же аргумент Цицерон предъявляет в своей речи о консульских провинциях, называя иудеев и сирийцев «народами рожденными для рабского состояния»: раз они побеждены и порабощены римлянами, значит, их боги (и религия) никуда не годятся*.
*Кратко о контексте, в котором звучит выпад против иудеев и сирийцев. В своей речи Цицерон выступает в поддержку «откупщиков» (так называемых публиканов), бравших на откуп государственные доходы в виде налогов и пошлин, подлежащих взиманию с населения провинций. Разумеется, откупщики свирепствовали в провинциях, включая отнюдь небедную провинцию Сирия, и полузависимую Иудею, нещадно обирая местное население. Откупщиками/публиканами были в подавляющем большинстве случаев римские всадники, из сословия которых происходил Цицерон. По сословно-нравственным понятиям древнеримской общины, оратор был обязан всячески поддерживать своих «коллег», даже несмотря на то (скорее, тем более), что ему удалось перейти в высшее сословие сенаторов. Поэтому Цицерон всегда и везде старался оказывать услуги римским всадникам, а те всегда и везде горой стояли за своего человека в сенате.
Тут будет уместно вспомнить выпады оратора против галлов, допущенные им в речи в защиту М. Фонтея:
«… Разве можно поставить на одну доску галла, какова бы ни была его знатность, не говорю уже: с теми величайшими мужами нашего отечества, но хотя бы только с самым низкопоставленным римским гражданином?.. До какой степени они отличаются от других народов своими нравами и обычаями, видно по следующему: другие народы в войнах защищают свою религию, они — нападают на религию других; другие народы, ведя войну, просят мира и прощения у бессмертных богов, они, напротив, вели войны с самими бессмертными богами…»
Выходит, прежде чем стать антисемитом Цицерон уже побывал в гнусных обличиях антигалла, антиэллина, антифригийца, анти-… кого угодно, кроме разве «самого низкопоставленного римского гражданина», если тот, конечно, не иудей по национальности.
Сказать о том, что Цицерон был сложной, противоречивой личностью, значит изречь банальность. Всю свою жизнь он пытался совместить истинно римскую добродетель со стремлением к первенству, и это в эпоху острейшего кризиса системы ценностей, унаследованной от суровых предков. В годы жизни Цицерона рушилось величественное здание Римской республики, под обломками которого гибли высокие идеалы лучших представителей ожесточившихся друг против друга сословий: сенаторов, всадников, эрарных трибунов (небогатая часть «среднего класса» римского общества), праздного и продажного плебса. Недаром Цезарь цинично называл современный ему римский народ «подонками Ромула».
Римляне, относительно небольшая, но крайне энергичная и сплоченная городская община, в бесконечных войнах, захватившая и подчинившая себе огромные пространства orbis terrarum (круг земель), опоясывающий Средиземноморье, превратилась на рубеже эр в заложника собственной агрессии, в огромное многонациональное государство, в рамках которого римский элемент постепенно утрачивал господствующее положение. Цицерон, конечно, не мог предвидеть, что через пару столетий представители презираемых им побежденных народов станут управлять «непобедимым Римом». Это было дано разглядеть только век спустя Сенеке, наставнику Нерона.
Среди римских императоров варварского происхождения начиная с третьего века находим выходцев из «пьяниц-галлов» (Кар, Авит), дремучих фракийцев (Максимин, Хлор), грубых насельников дунайских и африканских провинций (Проб, Диоклетиан, Галерий, Лициний, Эмилиан) и, конечно, семитов, куда же без них. Так, Септимий Север и его сын Каракалла вели свой род от покорившихся римлянам граждан Карфагена; Филипп был арабом, а Гелиогабал и Александр Север происходили из «созданных для рабства сирийцев».
Возвращаясь к оценке личности знаменитого оратора, отмечу споры, ведущиеся по «проблеме Цицерона» среди специалистов: «Какой же из двух Цицеронов подлинный – защитник высоких духовный норм государственной жизни, самый красноречивый моралист из римских политиков, творец возвышенного республиканского идеала, который веками вдохновлял борцов за свободу и торжество права, или хитрый и трусливый интриган, лицемерный декламатор, в лучшем случае наивный политик, а в худшем – корыстолюбец, обуреваемый непомерным тщеславием»? - вопрошает, например, отечественный историк, доктор, профессор Г.С. Кнабе.
Не претендуя ни на полноту ответа на поставленный уважаемым цицероноведом вопрос, ни на обвинения Цицерона в антисемитизме, с которым выступают, как правило, те, кто болезненно воспринимают поношения в адрес только того народа, к коему принадлежат, отвечу словами Гамлета о своем отце:
«Он человек был в полном смысле слова».
Именно с Цицероном связывают латинское понятие humanitas – человеческая природа, человеколюбие, гуманность, доброта, благожелательность, человеческое достоинство, образованность, культура. У Цицерона под humanitas, уверяют нас специалисты, понимается «определенное сообщество, как цивилизованная форма человеческого общежития, противоположная «варварской».
Да, он был человеком с присущими человеческой природе достоинствами и недостатками; человеком своего времени, переломной исторической эпохи, в которой погибло «общее дело» римских граждан. За него, за республиканские идеалы тщетно пытался бороться Цицерон. Но он не принадлежал к числу тех, кто опережает время.
Среди его сограждан презрительное отношение к побежденным варварам (азиатским грекам и прочим азиатам, македонянам, галлам, иберам, уроженцам Северной Африки, сирийцам, даже к соплеменникам латинам и остальным италикам, при жизни Цицерона с оружием в руках добившимся от Рима права влиться в «общину квиритов») и их богам считалось проявлением здорового римского патриотизма (то же можно сказать о Таците, Ювенале и прочих римских «интеллектуалах»).
Уважения или, по крайней мере, снисхождения, как полагали образованные римляне, были достойны только балканские греки. Да и то не те "выродившиеся гречишки", которые в годы жизни Цицерона населяли римскую провинцию Ахайя (материковую Элладу) и которых сам оратор называл «плохими», а их великие предки, создавшие блестящую цивилизацию, воспринятую к рубежу эр «подонками Ромула».
Цицерон, наставниками которого были ученые греки (например, Федр, Филон, Диодот), не скрывал, что его мировоззрение (в том числе и отношение к иудеям) сложились под воздействием греческих учений и учителей. Он писал брату Квинту: «мы, как мне кажется, особенно обязаны этому народу (грекам – А.А.), ибо по отношению к тем самым людям, на учениях которых мы воспитались, мы стремимся выказать то, чему научились у них».
С высот сегодняшнего дня легко клеймить Марка Туллия за его «антисемитизм» и прочие «антинародные» высказывания. Труднее понять античность, а вместе с ней мироощущение и поведение людей, живших в те далекие времена. А ведь «понять – значит простить». Недаром тот, кого Цицерон считал своим врагом и который подстрекал авантюриста Клодия на то, чтобы он «укоротил один длинный язык в Риме», признавал впоследствии:
«Его триумф и лавры достойнее триумфа и лавров полководца, ибо расширивший пределы римского духа предпочтителен тому, кто расширил пределы римского господства».
- Кто это сказал? – спросите вы.
- Кто же, как не Гай Юлий Цезарь, - отвечу я и добавлю: - А его внучатый племянник, предательски сдавший Цицерона Марку Антонию, добивавшемуся убийства насолившего ему оратора, на старости лет признал: «Что правда, то правда — ученый был человек и горячо любил отечество».
Что же, оставим семитам антисемитское, а французам антигалльское. Лично мне всё равно симпатичен тот, память о котором уже третью тысячу лет хранит неблагодарное человечество. Да, на подмостках жизни, посреди ее «свинцовых мерзостей», он выступал с красивыми речами, писал красивые трактаты, а за кулисами жизни нередко вел себя не так, как следовало из его речей и трактатов. Но ценен он «матери истории» прежде всего за свой вклад в идейную сокровищницу человечества, за нравственно-социальное учение, созданное им и воспринятое представителями последующих поколений европейцев, – отцами христианской церкви (Лактанций, Амвросий, Иероним) и титанами Возрождения (Петрарка, Маккиавелли, Эразм, Бэкон).
Не будучи самостоятельным философом, Цицерон сумел заставить истинных философов уважать себя. Не Иммануилу ли Канту принадлежит изречение «Чтобы научиться истинной популярности, нужно читать древних, например философские сочинения Цицерона»? В Новое время Европа передала эстафету памяти этого мыслителя остальному миру...
Поскольку литература, посвященная Цицерону необозрима, позвольте мне закончить сей безнадежный труд следующей, довольно спорной и неоднозначной оценкой, данной в середине прошлого века американским исследователем Ф. Уилкиным:
«Если гуманизм еще не исчез с лица земли, то это потому, что были и есть Цицероны, Катоны и Черчилли, которые имели достаточно мужества, чтобы восстать против Помпеев, Цезарей и Гитлеров».
С этим можно и следует согласиться.
Таки - не антисемит.