Роман В. Кочетова «Секретарь обкома» и закат Советской власти

лес, и цемент, и крыша цинковая. Все, как есть, левачи ему по дешёвке возили. Три года, говорю, ездили. Курочка по зернышку клюет… А сад у него!.. Из Мичуринска яблони выписал. Корней двести понатыкал всюду — яблонь, груш, слив. Под ними, чтоб земли ни вершка не гуляло, — черная да красная смородина, клубника всякая, цветы… Букеты режет, у кого свадьба или похороны… Цепкие, и он и она, что кулаки. Зубами до этого богатства прогрызались. Ребята к нему, бывает, в сад норовят залезть. Кобелей двух завел — волкодавов. На ребятишек-то, на шалунов, — и волкодавы!»

        Вон он какой Демушкин – сам воровал, а другим не дает!
Начали разговор с самим кулаком.

«— Вот товарищи утверждают, что вы член партии. Правда это?
— Точно. С тысяча девятьсот сорок третьего года. В армии вступал.
— Воевали, значит?
— А как же! По тому возрасту, какой у меня был в ту пору, все воевали. Не без этого. Орден Отечественной войны имею, шесть медалей.
— А как вы жили до приобретения этого дома? Где?
— По первоначалу, как демобилизовался, мне квартиру дали на Вокзальной, две комнаты. Потом домишко у одной вдовы купил, аккурат на этом месте стоял он, где дом сейчас...
— За сколько же вы его купили?
— А за двадцать пять тысяч. С участком вместе, с огородом, садом. У нее, верно, сад плохонький был. Я перепланировал.
— Откуда сумма такая у вас образовалась?
— Копил, товарищ секретарь. Откуда же ещё? Коплю и коплю, на книжку откладываю.
— Хорошо. Бережливая, значит, у вас натура. А вот соседи рассказывают, что вы яблоками, ягодами, цветами торгуете.
— Это жена…. Так куда же их девать? Не выбрасывать на улицу…
— Просто столько не выращивать, чтобы не было товарных излишков. Самый простой путь.
— А тогда пусть земля, гуляет?
— Вот ты кто такой, — сказал Черногус. — Земля есть — занять ее надо. А занял — навыращивал больше, чем в рот вмещается. А навыращивал излишков — продать надо. Так коммунист торговцем стал, базарным делягой. А зачем столько земли хапанул? Обработал бы, если уж такой мичуринец, грядку-другую, да и достаточно. Посадил цветочков, яблонь пару. А ты же, как помещик, промышленный сад развел. Ты частный предприниматель, Демешкин, а не коммунист».

      Налицо столкновение двух правд, каждая из сторон антагонистична другой. Завязка обозначилась еще у Шолохова в «Поднятой целине», где бывший красный партизан настолько с головой ушел в хозяйство, что стал богатеть. А тут коллективизация - отдай нажитое в общий амбар и коровник. Здесь схоже:  человек мечтал о собственном доме, да не простом, а о большом, «буржуйском», и о саде. Насчет 8 комнат, автор, как мне кажется, перебрал. Даже по современным понятиям дом велик, а уж 200 высаженных яблонь – явно загнул. Да еще между ними насажали  кусты и цветы – как же к яблоням продраться? Но преувеличение понятно – чтобы советский читатель задохнулся от гнева: «Ничего себе, я живу с семьей в коммуналке на 20 метрах, у тестя сад с тремя яблоньками кислых сортов – а этот…». Но на дворе не сталинские времена и с вражиной беседует не следователь в присутственном месте, а секретарь обкома в доме хозяина, которого прищучить не так стало просто.
        Но и у Демешкина свой резон. Зачем земле пустовать, когда можно обиходить? Зачем плодам труда пропадать, когда на них есть спрос? Так сказать, от каждому по способностям, каждому по труду! И тоже попытался подвести идеологическую базу под свой достаток:

«— План такой архитектор составил. Жить говорит, надо по-коммунистически, просторно. К коммунизму, говорит, идём, товарищ Демешкин. Строить так строить. Я и махнул рукой».

      Но тогдашних коммунистов на демагогию было не взять. И начался арифметический подсчет трудов праведных.

«— А во сколько он вам, домик ваш, обошелся?
— Не считал, товарищ секретарь. Тут и своего труда немало. Его в стоимость — как вставишь?
— Тысяч двести, наверно? — сказал Владычин.
— Что вы, что вы, товарищ! — Демешкин даже руками замахал. — Откуда такие деньги у меня?
— А вот давайте считать… — Владычин вынул блокнот, вечное перо. — Сколько пошло шлакоблоков? Сколько кирпича? Дерева? Железа?..
    Как ни вертелся Демешкин, Владычин, настойчиво заставляя его называть каждую цифру, прикидывал количество материалов, стоимость рабочей силы, оплату транспорта, с помощью которого подвозились материалы… Да, как ни приуменьшай расходы, дом обошелся приблизительно в сто восемьдесят тысяч рублей!
— Вы без малого миллионер, товарищ Демешкин! — воскликнул он, поражаясь. — Вы очень своеобразным путем вступаете в коммунизм: через развитие частной собственности. Заработали это все по способностям — способности у вас отличные. Живете по потребностям. А ну-ка покажите ваш партийный билет...»

Нет, не для того чтобы немедля отобрать. Повторим, времена наступили другие – менее суровые. Партбилет понадобился для того, чтобы посмотреть доходы по уплаченным партвзносам.

    «Василий Антонович стал листать странички.
— Тысячу четыреста, тысячу шестьсот, — называл он месячные заработки Демешкина, с которых тот платил взносы в партию. Самая большая получка была в мае: две тысячи сто…. …сто восемьдесят тысяч с такой зарплаты не накопишь. Сколько вы в месяц могли откладывать? Ну примерно? Ну, допустим, пятьсот рублей. Больше уж вряд ли, а? Сколько же надо лет, чтобы накопить сто восемьдесят тысяч?
— Если в год откладывать по шесть тысяч, то есть по пятьсот рублей в месяц, то до ста восьмидесяти тысяч надо тянуть ровно тридцать лет, — сказал Владычин.
— Украл ты все, украл! — сказал другой белый дед, глядя прямо в глаза Демешкину. — …С жуликами связался. Один тебе машину краденого кирпича. Другой три машины краденых блоков. Третий железо прёт со стройки. Бревна. За гривенник на рубль покупал. Левачи краденое по дешевке спускают, абы сбыть. Моя бы воля, и часу тебя в партии не было. Какой ты партиец? Ты ведь, если правильно тебя назвать, жулик и мошенник. Разложенец ты.
— Не имеете права! — Демешкин поднялся, схватился за грудь. — Я рабочий класс! Я кровь на войне проливал! — Он выскочил, принес какую-то шкатулку, стал выбрасывать из нее на стол орден, медали, справки из госпиталей, приказы с благодарностями».

И кто прав в этом споре?
То, что дом строился из левых материалов – факт. Но стройматериалы в достаточном количестве купить было нельзя - дефицит, и люди при строительстве гаражей, домов, курятников выкручивались как могли. Честно отстроиться невозможно было в принципе, и это тоже факт. Но все-таки закон есть закон. Не докажешь, где взял стройматериалы и можно привлекать к уголовной ответственности. И привлекали.
Есть еще одна сторона у данного дела. Вопрос уже к автору романа: а как могло случиться, что человек отгрохал на украденные стройматериалы большущий дом, а их на стройке никто не хватился? Неужели строители сдали объект без одной стены и уполовиненной крышей? Вряд ли. Комиссия наверняка приняла объект соответствующий нормам. Тогда откуда взяли «левые» материалы? Отвел простой: произошла «усушка-утруска» или то, что называли бесхозяйственностью. Однако в плановой экономике, где на каждый дом высчитывали потребное число цемента, кирпичей, шифера и прочего с точностью до гвоздя, казалось, ничего подобного произойти не могло. Тем и удивило позже «хлопковое дело», когда выяснилось, что приписали к реальному объему хлопка миллионы (!) тонн «воздуха». Получается, в одном месте увеличили нечто приписками, а  в другом – убыло на аналогичную сумму. Закон сохранения энергии называется – раз в одном месте прибыло, то в другом материализовалось в виде домов Демешкиных. И ничего с этим обстоятельством коммунисты сделать не смогли. Так и с членом партии Демешкиным произошло. Человек хотел жить хорошо, зажиточно, даже богато, и добился своего (прямо-таки в духе бухаринского лозунга 1925 года, обращенного к крестьянам – «Обогащайтесь!»). Но пока что партийная комиссия и сам Кочетков уверены, что они победят Демешкиных, ибо на их стороне сила власти, идеология и даже арифметика. Вся алгебра будет впереди в виде диалектического закона перехода количества в качество. А пока:

«— Задумайтесь, товарищ Демешкин, над своей жизнью, над тем, какую линию вы себе избрали, — сказал Василий Антонович на прощание. — А то и из партии можете выпасть и вообще из общества».
(Однако выпала из общество коммунистическая партия вместе с идейными коммунистами).
Секретарь обкома продолжил:

«— Вокруг коммунизм люди строят. А вы свой частнособственнический мирок куете. Товарищу Черногусу не мешало бы ваше хозяйство взять на учет как филиал исторического музея: смотрите, мол, товарищи, вот вам живой обломок прошлого. Так-то, многоуважаемый!»

Однако фактом истории стали такие коммунисты, как Денисов и Черногус. Почему, как такое могло случиться, ведь они хотели как лучше? Вот рассуждение старого коммуниста:

«— Демешкины портят общественную атмосферу. Трудно их видеть рядом с тем замечательным народом, который работает в бригадах коммунистического труда. Вы кандидат в члены ЦК. Поставьте вопрос в Москве. Зачем нормальному человеку столько земли? Зачем такие домища в два этажа и в восемь комнат? Почему коммунистам можно торговать на рынке? Верно же говорят товарищи: и на ста квадратных метрах, то есть — десять в длину, десять в ширину, — можно и несколько яблонь себе вырастить и цветов с избытком насадить».

Обратим внимание на это «на ста квадратных метрах… можно и несколько яблонь себе вырастить и цветов с избытком насадить». Конечно, можно, потому и запрещали  выходить за рамки в тот период. Хрущев приказал вообще ликвидировать подворья у крестьян, забрав в очередной раз личный скот в колхозные коровники и конюшни. Правда, сразу после его смещения иметь приусадебные участки и право содержать скотину вновь вернули. Уж больно туго сложилось с продовольствием. А так люди сами могли себя едой обеспечивать. И хотя закупки зерна и мяса за границей, у кулаков США и Канады, стали ежегодно-регулярными, все равно дефицит не исчезал. Историческая правда оказалась на стороне Демешкина, способного, помимо работы на заводе, производить большое количество овощей и фруктов. Так на одной стороне оказалась благородная идея коммунизма, на другой - «первичные» потребности.
Показательна дискуссия с Демешкиным на заседании партийной комиссии по вопросам коммунистической морали:

«— Ты расскажи, как рабочий человек в частного предпринимателя превратился, как, вступивший в коммунистическую партию, решил в капитализм пробиваться?...
— Вот что, — сказал Демешкин, вставая. — Я вам расскажу. Но и вы мне потом расскажете. Мне глаза прятать от вас нечего. Дом краденый? Нет, не краденый. Земля краденая? Нет, не краденая. Вы мне про коммунизм будете рассказывать, как там через сто лет будет. А мне через сто — это ни к чему, мне сегодня, сейчас пожить в свое удовольствие хочется. Кому я мешаю? Никому. У меня восемь комнат? Да. У меня сад хороший? Да. Ну и что особенного?
— Ты не дорос до этого своим сознание! — сказал Синцов. — Вот что особенного. В твоем сознании от такой жизни, от возов яблок, которые ты на базар везешь, от двух десятков ульев с медом, которым ты всю зиму торгуешь, от того, что