Моей матери Кузьминой-Максимовой Елизавете Андреевне
посвящается.
О, Мама! Своей смертью ты
Окупила все мои грехи
В безбрежном океане мечты.
Счастье, талант сохранив,
Совсем, как в детстве почти,
Родством себя обогатив.
Ты, наверное, знаешь,
Что правнуки твои уже есть.
А, может, даже полагаешь,
Помнить будешь эту весть.
Не поговорить с тобой, не поделиться
Радостью и бедами всерьёз.
Всегда боюсь перед тобою посрамиться,
Иногда мне страшно аж до слёз.
Тебе не ставили креста,
Боялись до смерти тогда.
Но часовня от Христа
Прислана тебе-когда?
Не могу найти твоей могилы,
Чтобы возложить тебе цветы.
На погосте памятники унылы
Накренились. Людей разрушены мосты.
На заросшем кладбище бузиной
Нет переписки, телеграмм.
Не шлёт их ни один детина,
Не боясь слов: "Аз воздам".
Опустевшее село раскидало
Своих детей по разным сторонам.
Без паспортов оно страдало.
Как могло, так убежало
По чужим и разным городам.
Собрать бы в кучу до едина всех,
Поговорить бы по душам наспех
И разойтись по старым тем домам.
Не сбыться этому теперь,
Не привезти людей из Воркуты.
Юный мурманчанин, этому поверь:
Люди были, как скоты.
В лесной чаще погибали.
И тайга их приютила.
А они из сёл и деревень бежали
От той самой нищеты.
На родной погост редких "воротила".
И вот хожу на кладбище заросшем,
В парадные слёз ворота, заходя и с тыла.
Тут убита Васса ножом, занёсшим
Её мужем в любви пьяной пыла.
Нам, детям, звёздочки мерцали,
Освещая долгий века путь,
И жить долго обещали.
Я вышла из воды, а Вассе дали утонуть.
Ходишь вокруг и около крестов,
Считая людям век.
Совсем тут тесно, нет мостов.
Как "многолюден" человек...
Перед входом продают цветы.
Нужны ли мёртвым-то они?
В душе одни суровые мечты,
Хоть от себя их ты гони.
Сколько сыновей и дочерей убитых
Вокруг часовенки лежат?!
Иные толком не зарыты.
Над головами ветры буйные шумят.
Кладбищенская земляника расцвела,
И берёзы, ели раскудрявились,
А черёмуха с сиренью отцвела,
Лишь рябина кровяная вся расправилась
И кислотой могилы облила.
О, Мама! Как долго я к тебе иду,
Блуждая и греша я в этом мире!
Придёт время, и я в могилу сойду.
Опять из Шармаш к дубу подойду
И спрошу я исполина чайкой:
-Как мне дальше жить, страдать?
Закручусь в окрест его собакой лайкой,
И с Севера на Юг я приеду умирать.
Кандалакша, Магадан и Колыма-
И кругом всю жизнь была тайга.
Горе тихо уносила полынья,
Над головою часто каркала карга,
Возвещая гибель невинную мою.
Задувала ненасытная пурга,
Будто вьюгу - доченьку свою.
А кто же здесь лежит
Под сломанным крестом?
И юная заря над ним брезжит,
А похоронен он своим отцом.
Совсем малый утонул
В полынье холодных вод.
Ох, как рано он заснул,
Уйдя от жизненных невзгод!
Шумит над ним зелёная осина.
Неизвестно, как сюда попала,
А лежит под ней детина,
И его война в Даманске закопала.
Война, хоть с кем рутина.
На солдата - Веничку напала.
И сразила пулей в лоб, его убила.
А отец? Герой прожил со славой,
Умер в старости глубокой.
Шёл по жизни одиноко,
Как парус, по жизни мрачной,
Почти жизнью собачьей.
Не любимый ни женой и ни детьми,
В угаре пьяном коротал он век
Но велик, как Человек!
О, Мама! Сколько мыслей набежало!
Моё сердце горечью ужало:
Нету слёз, окаменелая душа,
Хоть она алмазом хороша.
И живу лишь чуть дыша,
И моя придёт пора:
Всех знакомых - незнакомых навестить.
Нет уж слёз, мне их не пролить.
Сколько не вернулося сюда?
Их уж здесь не схоронить.
Раскидало и рассыпало людей
Из всех сёл и деревень.
На всех погостах Вы - "цветы полей",
И пусть цветёт у Вас душистая сирень!
Что Вам теперь умершим людям?
Надо ли завидовать-то Вам?
Живые! Вечно Вас мы не забудем!
Над Вами голубями полетим:
Письма прощения посылать мы будем
Во все концы, края и даже в Усть-Илим.
О, Мама! Поговорив с тобой и всеми,
Очистилась я от грехов своих,
Извинилась перед чужими, теми,
Кто обижал меня,
Ненавидя и казня.
Сиротой была в красивом теле,
Вперёд тянула жизнь меня, маня.
Лето 2004 год,
Мурманск - Шармаши,
Крайний Север.
Фото автора. |
Там, за звёздными венцами,
Смерти нет - есть переход в лучший мир, где нет страданий, страха и боли.