Надеялся – не встречу, не найдёшь.
И презирал. Четыре долгих года!
Судьбу вершил: от пули не умрёшь!
Но ты нашла, бездушная порода.
Тебе плевать, что нынче месяц май,
Что всюду цвет черёмухи душистой,
Плевать, что я в бреду и вижу рай:
Шальную ночь над речкою небыстрой.
Теперь я знаю, что тебе плевать,
На всё плевать. Презренная натура.
А ты – тут ни прибавить, ни отнять –
Вдруг возразила: "Просто пуля-дура".
Ты просто дура? Но пробита грудь,
Война не перебранка на базаре;
Мне б весточку домой когда-нибудь…
Но медальон хранил я в портсигаре.
А портсигар... Мой портсигар на дне –
Остался на днепровской переправе;
Не суждено ему расплавиться в огне
Сегодня, в этой дьявольской забаве.
Всё ближе зверь, и всё страшнее лязг,
И всё чернее дым над преисподней.
Он, видно, спятил, коль в игре погряз,
Он весь в забаве, он – судьба сегодня,
Моя судьба… Уж виден белый крест;
Для зверя я ничто, рубеж передний.
Я для него, – что хищнику насест,
И тут я понял: этот день – последний.
Над ухом зов: «Солдатик, ты живой?»
Душа очнулась, радостью объята:
Знакомый голос с лёгкой хрипотцой –
Сестричка… рядовой из медсанбата.
Кровь на руках и горький запах трав,
Фуфайка, каска… Вид чудаковатый.
«Ну, с Богом" – молвит, грудь перевязав,
И полон боли взгляд подслеповатый.
Я с Богом? Что ж, спасибо за посул,
И за надежду… Не бросай, сестричка!
Но всё страшнее, рядом адский гул,
И спряталась в слезе её ресничка.
«Оставь меня, – хриплю, – и уходи!
Не жди увещеваний, – я не поп!
Приказы… я прошу тебя… Иди!»
Но зверь настиг и сбросил нас в окоп.
Вершит судьба, прислав её ко мне.
Закрыв всем телом, жертвуя собой,
Она… как Божий лик в ночном окне,
Последний вдох под солнцем и луной.
Зверь беспощаден – час его настал –
Он сеет смерть… Бездушная машина.
Вот дьявол подал знак, – и он сплясал,
Соединив две плоти воедино.
Мы вознеслись; и рай теперь наш дом,
Здесь агнцев луг – небесные лагуны,
Но ангелы скорбели пред Судом,
Поведав, как рвались земные струны. |
