Никто не радует меня,
Ничто уже не возбуждает.
Сижу я днями у плетня…
Густой туман в глазах не тает.
В туман же тот гляжусь давно
И за молочной той завесой
Я разглядеть хочу одно:
Ту жизнь, что рядом шла с повесой.
Вот силуэт, мелькнув, исчез…
Всего-то миг, но я-то знаю,
Как в дебри добрые залез,
Девчонку эту охмуряя.
Вале было восемнадцать,
А мне? Уж катило к тридцати.
Юна, свежа… Какая стать!
Конца, мне думалось, нет страсти.
Но год без малого прошел
И что же там, в сухом остатке?
Да ничего: попил-поел,
Потом сбежал и без оглядки.
В соседнем доме, у крыльца
Каурый конь стоит давненько.
Башкой мотает без конца,
Копытом бьет и ржет тихонько.
Сбежал Каурка бы давно,
Да поводок, увы, мешает.
Душа его ведь все равно
О дне свободы лишь мечтает.
Я также взнуздан с давних лет,
А поводок в руках уж крепких.
Могу и рыкнуть - слов тут нет,
Но толку что, коли из хлипких.
Ведь был повесою, а стал?
Тем подкаблучником отменным,
Кого страшит девятый вал
И дамских слез, угроз безмерных.
Туман стал гуще и мечты
Тотчас потухли перед взором.
О, силуэт! Да был ли ты?
Напомнил бег мой тот с позором?!
|
Ошибки все в стихе учел.
Плевался там, где рифмы нет.
В тумане ритм утратил след.
Как пьяный брел он и петлял
На кочках смысл свой растерял
Туман стал гуще и мечты,
Куда-то по истратил Ты!