Мой старый, добрый, плюшевый мишутка,
Весь пухлый, мягонький, глаз – бусинкой. Хитер
Твой разговорчик, но наивен жутко
И прост до боли бесконечный спор
С названьем «дочки-матери». Довольно
С тобою, мама, спорили мы всласть.
О чести девичьей и о супруги долге,
И плача, обнимались мы. Смеясь
Я со своею молодостью нынче
Навеки расстаюсь, как прежде – ты.
Две женщины, подруги – нет. Но громче
Твой голос все звучит из темноты
Ночей бессонных и локтей сведенных.
И фильм тот: «Дорогой мой человек»
О папе и тебе, соединенных,
Как Каин с Авелем в судьбе одной навек.
Тебя – не убивал. Ты – предавала
Порой меня и мать с отцом – ему в поклон.
Прощу грехи, как ты меня прощала,
Забыть обиды все, как страшный сон,
Велел мне Бог. Ему лишь только верю.
Лишь Богу и тебе. Моя стезя
С твоей не столь различна. Настежь – двери:
Простить всем - все. И то, чего нельзя
И то, что лишь одно еще – и можно,
И нужно. Богородицею стань
Ты для меня Казанской! Коль несложно,
Сойди с иконы и верни мне рань
Вечерних тех бесед и долгих песен
Без аккомпанемента, без гитары – так:
Украинских и русских. Сколь чудесен
Судьбой и папой поданный мне знак:
Ты – Пчелка. Как и ты, без устали трудиться
Над сотами своими стану я.
Где – мед, пыльца – где, где – в пуху и рыльце.
Один лишь Бог, нам, женщинам – судья.
Над матерями нет суда и выше.
И Вездесущий – им уж не указ.
Прости еще раз, милая, за все, что слышишь.
Таким вот непростым был мой рассказ
О муках и любви к тебе, родная,
Святая и нагая простота.
Приемлю все. Как есть, все принимаю.
И старость встречу бряцаньем щита. |
