Застанет ли, костлявая, поэта,
Изнеженного теплотой постели,
На крае промелькнувшем в бликах света,
Устройства высшего, подобья карусели,
Где мир в течении ненастной бурной жизни,
Терзал поспешно нервы, краски плоти.
И приближал момент печальный тризны,
И вынос плоти на простор угодий.
А он болезный, вопреки заботам,
Друзей блудливых и жены беспечной,
Все отдавал приказ солдатской роте,
Вошедшую в историю навечно.
И маршем о прощании славянки,
И хрипотцой простудной Окуджавы,
Пропел этапы доброй варшавянки,
Для мира вечного, людской походной славы. |