Вот, у открытия небесного истока,
Стоят девица, старый менестрель,
Которому давно уже не спиться,
А ей купить пришлось на рынке старом дрель.
По, недоступной люду, страшной воле,
И по решению прописанного рока.
Зачем тебе девица сей инстрУмент,
Что хочешь подобрать ключи к Нему,
Кто на кресте голгофы страшно умер,
Оставив мир в неправедном плену.
Иди ка с миром, не мешай пророку,
Времен прошедших, брошенных в туман.
Он прилетит на облаке ко сроку,
Неся с собой Иерусалимский храм.
В котором места для тебя не хватит.
Грехами ублажала женихов,
Которых допускала вниз халата.
И ласки отпускала вместо слов,
Что милостью прописаны в скрижалях.
Да, я грешна, и в этой святой жали,
От памятного дня отлучена...
А ты, старик, прошелся без печали,
По жизни, что не имеет дна?
И пилигрим устало впершись в очи,
Блудницы разговорчивой и злой,
Сказал: я только что из Сочи,
Там мир несчастный красною строкой,
Мне предъявил шестьсот хмельных претензий,
Что обворовывал, мол, сказочный народ,
Поэт дурной. Без пошлин и лицензий,
Обхаживал родной российский флот.
Задаривал матросов, капитанов,
Бананами из заграничных стран,
И бренди подливал в объем стаканов,
И девок обнажал преступный срам.
И я покаялся, спустившись на колени,
На грани притупленных добрых сил.
Не совершал я этих преступлений,
В подводной лодке в исступлении вопил.
И мне простил грехи мои Создатель,
И громогласно в морду прокричал:
Соринку отыскал в очах, любви предатель,
А сам... И мне со зла пинка поддал. |