Опять явилась дева, в просторы мрачной кельи,
И в виде непристойном замяла всю постель.
Что оставалось делать поэту с красным фейсом,
В бесстыжем завываньи, что издала мамзель.
И призраки алькова, меняли томно краски,
В пурпурном одеянье безумно жадных тел.
И стоны, стоны, стоны надменно раздавали,
Отраду возлияний на святочный задел,
Потребного искусства, любовного напора.
Когда поэт безумный, жемчужины грудей,
Ласкал в порывной неге, на простыней узорах.
А дева распаляясь лишалася угрей.
И он, пиит в угаре, со страстию не споря,
Нашел меж ног телесных заветный сердцу рай,
И отошла невинность со страхами и болью,
В рассвет кроваво бледный, в беспечный месяц май. |
