Ночь. Мой крик безумный стих.
А в душе пустынно, черство.
Я – последний из чужих
На страницах миротворства.
Пересмешник, многолюб.
Стоик, вурдалак, безвестный.
Помню вкус ужасных губ,
Ароматы сумасшествий,
Сколько льдин мне било в шлем
В ту суровейшую зиму…
Я желаю мстить им всем!
Словно персам. Словно Риму.
Спит святилище в снегах
Новых вер и старых толков.
Неужели это крах?
Нет Патроклов. Нет Софоклов.
Ночь. Конец ее далек.
Стужа гложет, как пиранья.
Я – последний мотылек
На абзацах мирозданья.
Предсказатель, пилигрим.
Демон, воин, безутешный.
К бесам персов! К бесам Рим!
Сам себе и лес, и леший.
Сколько лун мне било в грудь
В ту бесстыднейшую осень…
Я хочу когда-нибудь
Написать святилищ восемь
На бумаге ледяной.
И девятое – на диво.
Там последний, но живой
Подберет себе огниво. |
Тот был по жизни в зоне риска.
Оплевана толпой и я,
Но не взята ФессалиЯ1