Расположились на земле, а кто-то сел на холмик,
Кто трезвый, кто навеселе, а кто вообще бездомный.
Один крамольный старшина, открыл собранье словом,
Уж лучше бы он открывал собранья теплым пловом.
Иль шашлыком, иль кабаргой запаренной в духовке,
Еще б к собранью своему на рыло по две водки.
Ну, не по две, так по одной, но только не паленой,
И к завершению всего три огурца соленых.
Пришли прозаики, поэты, и с ними поэтессы,
А вы все только о жратве и о проклятой прессе.
Угомонитесь, наконец, давайте о высоком,
Поговорим иль помолчим, запьем всю немощь соком.
Тогда один старик сказал: как видел в ресторане,
Огромный стол, на нем хрусталь, а не в гранях стаканы,
И бабы все, как на подбор, холеные до пяток,
Посуду звали все – прибор, и не были ведь пьяны.
Садились чинно, руки вниз, и вправо подбородки,
И ни какой-то в том каприз. И запах сковородки,
Не обволакивал людей, по виду вродь капризных,
Смотрели тихо все стриптиз, и ром лакали мирно.
Я удивленно подошел к метрдотелю зала,
Скажи милейший, что за вздор: ни криков, ни скадала.
Сидят, жуют, пьют втихаря, не обнимают женщин?
Он мне мигнул, за мной, мол, бля, канай, мол, деревеньщик,
Что делать, он застольный чин, ослушайся попробуй,
Вот я тихонечко за ним, поближе к барной стойке.
Он щелкнул пальцем, мне бармен налил стаканчик водки.
Здесь олигархи собрались – шептал хозяин злобно.
А ты ушел бы прямо вниз, где туалеты рядом,
Мужской и женский, что хотишь, не то под зад зарядим.
И кликну страшных вышибал, все как один афганцы,
С тебя соделают бифштекс из хилого засранца.
И я бежал, что было сил, очко не из железа,
С тех пор в собранья не ходил, вот к вам забрел, но в среду. |
